Иван Беловолов - Истра 1941
— Анас, — сказала девушка с длинными черными косами, подошедшая к нему, — ты был хорошим работником на заводе, стахановцем. Я хочу, чтобы ты стал храбрым воином, как Салават Юлаев.
— Да, Дурсун! Я буду только таким, как Салават Юлаев, — ответил Анас.
Поезд тронулся. Анас долго смотрел на родной Кыштым, продолжая думать о герое башкирского народа Салавате Юлаеве.
…Сейчас мы сидим в полутемном блиндаже. Только в углу струится скупой свет коптилки. От разрывов мин он дрожит и мигает. Анас Сунгатулин грузно опустился на пол и стал рассказывать нам о том, что довелось ему повидать и пережить в последнюю ночь.
— Да-а… — вздохнул он. — Ночь была темная, мы незаметно вошли в деревню. Тут вдоль маленькой речушки немцы заняли оборону. Они установили пулеметы и минометы, расставили автоматчиков.
Приказываю бойцам остаться в огороде и залечь промеж грядок, а сам ползу к колодцу… Теперь все это рассказывается как-то легко, а тогда я был чертовски напряжен, натянут, как струна, аж губы запеклись и в горле все пересохло. Словом, ползу дальше. Вокруг меня тихо-тихо. Только изредка ночную тишину прорезывает глухой и унылый лай собак. Вдруг — шорох… Дверь ближайшего дома скрипнула и отворилась. Лучи яркого света мгновенно выплеснулись в ночную тьму. Затаив дыхание, я прижался к колодцу, не спуская пальца со спускового крючка своего пэпэша. Жду.
Анас на секунду замолк. Сощурив свои чуть раскосые глаза, он посмотрел в темный угол землянки и крепко затянулся цигаркой, которая, вспыхнув ярким огоньком, осветила его смуглое, скуластое лицо с черными угольками глаз. Пустив краем губ тонкую струю голубоватого дыма, он продолжал рассказывать:
— …Вот, значит, жду… Секунды кажутся вечностью, но я оставался по-прежнему спокоен. Смотрю, из хаты вышла женщина, высокая, как жердь. В руках у нее узелок. Воровски оглядываясь, она торопливо подошла к автомашине, стоявшей возле соседнего дома. Около автомобиля мерными шагами ходил немецкий часовой, мурлыча какую-то заунывную песенку. Увидев женщину, он тотчас же вытянулся в струнку и пролепетал:
«Хайль Гитлер!»
Женщина густым басом повторила эти же слова. Кровь ударила мне в голову. Мысль лихорадочно заработала: это, несомненно, немецкий диверсант, решил я.
— Ух, гад! — вырвалось у меня.
В горячке даже и не заметил, тихо или громко произнес эти слова. Но это меня отрезвило, и я притаился. К счастью, моих слов никто не услыхал. Часовой открыл дверцу автомашины и, засунув туда голову, что-то сказал. Из машины выпрыгнули два щеголеватых офицера. Они вполголоса поговорили с переодетым фашистом и дали ему несколько гранат. Он положил их в узел и, попрощавшись с офицерами, хотел было идти. Именно в это время я и решил вмешаться. Недолго думая, я швырнул гранату, раздался взрыв. Автомобиль и гансы взлетели в воздух. Поднялась суматоха. Проснулась вся деревня. Затарахтели пулеметы и автоматы. По улицам забегали солдаты. Но меня и след уже простыл. Окунувшись в темноту, я побежал в огород, где залегли разведчики, которые во время стрельбы успели засечь огневые точки врага.
…Анас умолк. В землянку вошел командир Балдин.
— Сунгатулин, — сказал он, — сегодня вам с товарищами предстоит горячая работа. Задача — просочиться через передний край обороны противника и разведать систему его укреплений.
Командир подробно объяснил задачу. Сунгатулин метеором вылетел из землянки, чтобы подготовиться к ночному рейду в логово врага. Командир тепло улыбнулся и с гордостью, тоном, каким люди говорят о самом близком и дорогом, сказал:
— Этот малый — не промах. Смельчак. Я его знаю давно. Он никогда меня не подводил. Это башкирский батыр, настоящий Салават Юлаев.
Сержант А. ТАЛИЦКИЙ.
ВОЕННАЯ ХИТРОСТЬ И СМЕКАЛКА
Я с группой красноармейцев работал в помещении на телефонном аппарате. Вдруг невдалеке от нас раздались выстрелы из автоматов. Не прошло и десяти минут, как пули посыпались на наш дом.
Тогда я решил посмотреть, кто стреляет. Выбежал на улицу и увидел, что наш дом окружают фашисты. Вернулся к товарищам. Спрашиваю, что будем делать. Решили обороняться, с винтовками в руках встали у дверей и окон. Но быстро сообразили, что наш план обороны не годится — на стороне врага численное превосходство.
Один из нас предложил спуститься в подполье и сидеть там до наступления темноты, а потом «угостить» непрошеных гостей и уйти незамеченными. Остановились на этом варианте. Взяли телефонный аппарат, спустились с ним в подпол и там зарылись в картошку. Передали на командный пункт о случившемся и прекратили работу, отрезали от аппарата провод и выбросили его конец на улицу, так как он мог навести на наш след.
Немецкие автоматчики ворвались в дом. Все загремело, затрещало… Вечером для установки огневых точек немцы стали прорубать стену как раз в том месте, где мы сидели в подполе. Мы осторожно перебрались в другой угол.
Поздней ночью, когда все стихло, мы бесшумно вылезли из подпола и направились к выходу. Фашисты спали на полу. У дверей стоял часовой. Очень быстро я прикончил его штыком.
Вышли из дома и стали пробираться в часть. Немцы нас принимали за своих — благо ночь была кромешная — и, не спрашивая ни о чем, проходили мимо.
Военная хитрость и смекалка помогли нам выбраться из фашистского окружения невредимыми. Мы принесли в подразделение свой аппарат и доставили сведения о противнике.
Красноармеец П. СЕМЕНОВ.
БОЕВАЯ АРИФМЕТИКА
В одном из боев фашистам удалось окружить наблюдательный пункт, на котором находился лейтенант Нахимчук со своим взводом. Завязался жестокий неравный бой. Доблестные артиллеристы начали прорываться из окружения.
В этом бою сам Нахимчук уничтожил 10 фашистов. Гитлеровцы решили взять его живьем и впятером бросились на смелого лейтенанта. Троих он заколол штыком, но четвертый вскочил на него, а пятый поймал за ноги и хотел свалить. В горячей схватке Нахимчук уничтожил и этих фашистов.
Другие бойцы дрались так же мужественно, как и их командир. Вражеское кольцо было прорвано. Взвод благополучно добрался до своего подразделения.
Младший политрук В. ТЮТЮННИКОВ
ИЗ ЖУРНАЛИСТСКОГО БЛОКНОТА
МАРИНА
В. ТУРУНТАЕВ
Голубой станционный павильон в Покровском-Стрешневе на окраине Москвы.
Марина прошла к платформе, надеясь добраться до Истры с каким-нибудь воинским эшелоном. Но поезда проходили мимо не останавливаясь. В дверях теплушек толпились красноармейцы. Они что-то кричали ей, но в грохоте колес нельзя было разобрать ни слова.
Рядом было Волоколамское шоссе. Через мост, перекинутый над железнодорожным полотном, проносились грузовики, автобусы и санитарные машины. Пошла туда, на шоссе. Остановилась на обочине, вскинула руку. Машины двигались сплошным потоком, разбрасывая далеко по сторонам колесами мокрый, выпавший ночью снег. Лица водителей за ветровыми стеклами казались бесстрастными, как маски. Один грузовик все же свернул в сторону, остановился. Марина припустилась к нему:
— Подвезите!
Из кабины выглянул военный в полушубке:
— Тебе куда, черноглазая?
— В Истру!
— Ку-уда-а?… — растерялся тот. — Там же фронт, девочка!
— У меня направление в часть, — сказала Марина, протягивая документы.
Военный взял их, стал читать:
— «Марина Васильевна Парфенова направляется санитарным инструктором в 78-ю стрелковую дивизию». — Он еще раз оглядел Марину с ног до головы, что-то про себя прикидывая. — Ну-ну… А ведь я из 78-й. Будем знакомы: комиссар Отдельного саперного батальона Кириченко. Давай сюда котомку, садись, — поедем в Гучково…
— А… разве не в Истру?
— Ты садись, садись! Тебе дивизия нужна или Истра?
Так московская студентка Марина Парфенова оказалась в 78-й стрелковой дивизии сибиряков.
В Гучково приехали в сумерках. Кириченко привез Марину в дом, где разместилась санчасть саперного батальона, и представил полной женщине средних лет, в гимнастерке с командирскими петлицами:
— Ну, Гликерия Петровна, принимайте пополнение! Это Марина!
Гликерия Петровна Тимченко обрадовалась:
— Вот как хорошо-то! У меня уже есть одна помощница, Ксения Вивтоненко, теперь и Марина будет. Что тут творилось, товарищ комиссар, в ваше отсутствие, вы и представить не можете: бои, раненых везут, а я одна, сама и врач, и сестра, и санинструктор — весь мой персонал вышел из строя.
Кириченко ушел, забрав Маринины документы. Гликерия Петровна стала приглядываться к новенькой.
— Как же тебя на фронт взяли, такую молоденькую? Поди и паспорта еще нет?
