Робин Локкарт - История изнутри. Мемуары британского агента.
На третий день, после непродолжительной стрельбы, власти оказались в состоянии восстановить порядок. Не впервые после 1905 года толпа почувствовала свою силу* Она вошла во вкус.
Во время бунта погибло много имущества, прина жавшего английским подданным; я тогда же немедле! отправился к полицмейстеру и князю Юсупову, генерал1 губернатору, дабы заявить сирициальный протест. Я на шел несчастного полицмейстера в полной прострации. Он понимал, что его будут считать ответственным, как оно в самом деле и было. Он был смещен в 24 часа. Князь Юсупов, один из самых богатых помещиков России, был в ином положении. Он был в резкой оппозиции тому, что он называл германофильской «квашней» в С.Петербурге, и он был склонен считать, что бунт окажет хорошее действие на пассивное правительство.
Вскоре после этого князь Юсупов ушел в отпуск и не вернулся на свой пост. Интересно объяснение его уволь нения, или, как он сам говорил, его отказа вернуться После бунта он пригласил к обеду генерала Климовича,
нового полицмейстера, и графа Муравьева, губернатора Московской губернии. Через два дня Джунковский, това рищ мюшетра внутренних дел и глава тайной полиции, вызвал Муравьева по телефону из Петербурга и сказал ему
— Два дня тому назад Вы обедали с Юсуповым.
Вам подали стерлядь и шофруа из куропаток.
Да '
Вы сравнивали московских и петербургских
жетшгян?
Да.
Вы пили «МутонРотшильд» 1884 года.
Да, — сказал удивленный Муравьев, — но откуда же, черт возьми, Вы все это знаете?
А как же, — ответил Джунковский, — Климович только что прислал мне подробный доклад.
Муравьев передал историю Юсупову, который сер дито воскликнул, что он не привык к тому, чтобы за ним шпионил его помощник, и заявил, что он не вернется в Москву, пока Климовича не уберут.
Климович остался, а Юсупов больше не возвратился Возникновение московского бунта покрыто тайной, во я всегда считал, что московский генералгубернатор достоин порицания за то, что он вначале допустил анти германскую демонстрацию, которую, очевидно, считал полезной, и не вмешался сразу, когда положение приняло опасный оборот.
Следствием этого печального события, было пригла шение от посла прибыть к нему в Петербург. Оглядыва ясь назад, на минувшие годы, мне трудно восстановить в памяти то волнение, которое охватило меня, когда я получил это послание. Вицеконсулов, даже временно исполняющих должность генерального консула, не каж дый день вызывают к послу для консультации. В течение одной тягостной минуты я взвесил, не было ли ошибоч ным в какомлибо отношении ведение мною дел или не являюсь ли я в какойлибо мере ответственным за то, что случилось. Я решил вопрос в свою пользу и укрепил свою растущую самоуверенность. Осторожности ради я посе тил Михаила Челнокова, московского городского голо ву, и моих лучших друзей в России, чтобы собрать последнюю политическую информацию. Затем, уложив свой чемодан, я отправился на вокзал, где незаменимый Александр раздобыл мне отдельное купе.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Несмотря на то что в России я пробыл три гола это было мое первое посещение С.Петербурга. Тогда же я впервые увидел сэра Джорджа Бьюкеяена*(Джордж Уильям Бьюкеяен (1854-1924) посол • Роя» . 1910 •918 гг. (Прим. ред.)). Хотя я теперь ненавижу все города, новый город всегда производит на меня впечатление. В одном отношении С.Петербург не разочаровал меня. Это действительно гораздо более кра сивый город, чем Москва, и вид — особенно зимой из английского посольства, которое занимает, или занима ло, благородное положение на реке против Петропавлов ской крепости, сказочно красив. Но даже летом, в пе риод белых ночей, С.Петербург всегда представлялся мне серым и холодным. Под его прелестной наруж ностью скрывалось унылое сердце. Никогда я не любил его так, как Москву.
Прибыв ранним утром, я отправился в старую гости ницу «Франция», тщательно привел себя в порядок, по завтракал, а затем пошел в посольство через Дворцовую площадь. Я испытывал ощущение беспокойного опасе ния, как будто мне предстояло посещение зубного врача. Как шотландец, я иногда пытаюсь помочь моему низше му, сравнительно с англичанином, существу путем при творного презрения к его интеллектуальным недостат кам. В присутствии иностранцев по самоуверенности — я лев. Хвастливое чванство американцев только увеличи вает во мне сознание моей значительности. В присутст вии русских я всегда чувствую себя «grand Seigneur// Но мягкая и скромная надменность англичанина свод меня на уровень разоблаченного глупца. Я думаю, чт это сознание своей ничтожности, которое во мне сейчг сильнее, чем когда бы то ни было, появилось с того дня, когда я впервые вошел в подъезд английского посольства.
Когда я поднимался по широкой лестнице, на верху которой посол обычно принимал своих гостей и на кото рой три года спустя несчастный Кроми должен был быть подстрелен и затоптан насмерть большевистскими сол датами, я чувствовал себя, как школьник перед учителем. Я повернул налево, и меня провели в небольшую прием ную, откуда вела дверь в коридор.
Здесь меня встретил Эвери, канцелярский служитель, замечательный человек, обладавший всем презрением ан гличанина к иностранцу, и склонность которого к брюз жанию может сравниться только с добротой его сердца. Мне дали стул и предложили обождать. По мере того как время шло, чувство предвкушаемого удовольствия сме нилось все увеличивающимся волнением. Единственный член посольства, с которым я был знаком, был военный атташе полковник Нокс. Но он отсутствовал. Посол не назначил время беседы со мной. Несомненно, все были очень заняты. Может быть, я должен был сначала позво нить, чтобы условиться о часе приема. Я стал нервничать и беспокоиться. Высшая сверхчувствительность натуры была моим несчастием в течение всей жизни. Она, и только она виновата в моей незаслуженной репутации дерзкого человека, которой я пользовался в течение моей карьеры, и которая позднее была причиной тому, что один из очень высоких чиновников Министерства ино странных дел назвал меня «наглым школьником». Ни когда эта чувствительность не делала меня в такой степе ни беспомощным, как в те бесконечные четверть часа, которые я провел в обществе Эвери.
Наконец открылась большая белая дверь, появился высокий, атлетически сложенный и красивый человек. Это был «Бенджи» Брюс, глава канцелярии, вечный и неизменный любимец каждого посла, при котором он когдалибо служил. Сообщив мне, что посол примет меня через пять минут, он провел меня в канцелярию и позна комил с другими секретарями. Впоследствии я ближе познакомился с ними и оценил их достоинства, но мое первое впечатление было, что я попал в машинописное бюро. В неудобном тесном помещении, заставленном столами, сидели с десяток молодых людей, занятых пере пиской и зашифровкой. Они хорошо работали и «Бенд жи» Брюс мог писать на машинке так же быстро, как любой профессиональный переписчик, и зашифровывал и расшифровывал с изумительной быстротой. Здесь сидели молодые люди, образование каждого из которых стоило несколько тысяч фунтов стерлингов, выдержавшие труд ный экзамен. Однако, в разгар великой войны, во время которой их специальные знания могли принести боль шую пользу их стране, в течение бесконечных часов были заняты работой, которая могла бы быть также хорошо выполнена простым клерком. Эта система, ныне, ж
счастью, оставленная, была типичной для бедности мыш ления, царившего в Уайтхолле в течение, во всяком^™ чае, первых двух лет войны. Каждая миссия, а в Р^ии их, вероятно, было десятка два, получала почти неогра ниченные суммы от казначейства. Профессиональные ди пломаты, которые, каковы бы ни были их недостатки знают свою работу лучше, чем любители, были оставле ны при своих обязанностях, как в мирное время, не столько вследствие опасности разглашения тайн, сколько потому, что такой порядок существовал в течение поко лений и потому, что в департаменте личного состава министерства не было никого с достаточной гибкостью ума и мужества, чтобы настаивать на изменении этого порядка. И неудивительно, что после войны многие из молодых дипломатов, утомленные этой бессмысленной работой, подали заявления об отставке. Брюс относится к ним. Человек усердный и привлекательный, прекрасный знаток языков, крепко дисциплинированный и с действи тельным организационным талантом, он прекрасно управлял своей канцелярией. Хотя он был слегка упрям, как полагается ирландцу, он служил своим различным начальникам с страстной преданностью и лояльностью. Когда он вскоре после войны вышел в отставку, Мини стерство иностранных дел, может быть, потеряло самого способного из своих молодых дипломатов.
После того как я минут двадцать проморгал в канце лярии, пришел Эвери и объявил, что посол свободен. Когда я вошел в большой кабинет, в котором затем имел столько бесед, навстречу мне вышел тщедушный человек с утомленным выражением глаз. Его монокль, его тонкие черты лица и его прекрасные серебристосерые волосы придавали ему вид, напоминающий театрального дипло мата. Однако не было чеголибо искусственного в его манерах или в нем самом, а только большая привлека тельность и чудесная сила возбуждать доверие, которую я сразу ощутил.
![Ксения Лазорева - Ненужный принц. История Сая Валентайна [СИ]](/uploads/posts/books/no-image.jpg)
