Юлия Лунева - Босфор и Дарданеллы. Тайные провокации накануне Первой мировой войны (1908–1914)
19 ноября (2 декабря) Извольский обратился к российским послам при западноевропейских державах и представителям в балканских странах с циркулярной депешей. В ней он выдвигал идею антиавстрийской конфедерации на полуострове при поддержке России и сочувствии Франции и Англии. Министр считал, что «в случае осуществления этого плана натиску германизма на Турцию были бы противопоставлены три преграды: 1) сами Балканские государства; 2) соглашение России с Италией; 3) деятельность Франции и Англии».
В начале 1910 г. Россию посетил король Болгарии Фердинанд. Россия советовала ему заключить болгаро-сербское и болгаро-турецкое соглашения. Но Болгария была согласна на союз с Сербией, Черногорией и Грецией, с Турцией же собиралась устанавливать только дружественные отношения, так как претендовала в перспективе на Македонию и Адрианополь[308].
Весной того же года в Петербург приезжал сербский король Петр, желавший заручиться поддержкой России в борьбе с болгарскими притязаниями на Македонию. Турцию насторожили эти визиты монархов в Петербург. Министр иностранных дел Турции Хильми-паша, обеспокоенный слухами о положительном отношении России к притязаниям Балканских стран на Македонию, срочно прибыл в российскую столицу. Однако этот визит был безрезультатным.
* * *Осенью 1910 г. руководство внешней политикой России взял на себя новый министр. Им стал родственник Столыпина С. Д. Сазонов, а Извольскому пришлось уехать послом в Париж. Сазонов, следуя пожеланиям премьеров Столыпина, а затем Коковцова, собирался проводить осторожную, взвешенную политику. «Если Англия и Франция, а также антантофильские круги в России надеялись, что Сазонов не сойдет с дружественных позиций в отношении западных держав, то германофилы рассчитывали на его „нейтралистские“ взгляды и улучшение при нем отношений с Германией»[309].
В конце октября 1910 г. Сазонов, проезжая через Берлин, беседовал с канцлером Т. Бетман-Гольвегом и статс-секретарем ведомства иностранных дел А. Кидерлен-Вехтером. Германские политики уверяли, что не желают вмешиваться в доверительные отношения России с Францией и Англией, но хотят укрепить русско-германскую дружбу[310].
Свидание императоров двух стран состоялось в Потсдаме 22–23 октября (4–5 ноября) 1910 г. В переговорах приняли участие также Сазонов, Бетман-Гольвег и Кидерлен-Вехтер. Монархи в своих беседах касались политических дел лишь в самых общих чертах. Переговоры Сазонова с представителями германского правительства носили более конкретный характер. Они затрагивали, в частности, вопросы железнодорожного строительства в Северной Персии и возможности проведения туда соединительных линий от Багдадской железной дороги[311].
Встреча в Потсдаме не устранила напряженности в отношениях между Россией и Германией и подтвердила наличие существенных противоречий между ними на Ближнем и Среднем Востоке. Официальная оценка встречи обеими сторонами была все же благоприятной. Правящие круги как России, так и Германии считали, что выработали необходимый задел для дальнейших переговоров в соответствии со своими задачами[312].
Петербург проявлял склонность к урегулированию локальных ближне- и средневосточных вопросов[313]. Ему импонировало германское обещание сдерживать австрийскую экспансию на Балканах, но платить за него сменой блоковой ориентации он не хотел. В Берлине же стремились прежде всего расшатать и подорвать Тройственное согласие. Поэтому германская дипломатия настойчиво домогалась письменного документа, который фиксировал бы обязательство России не поддерживать Англию в обмен на аналогичное обещание Германии в отношении политики Вены на Балканах. Но Сазонов всеми способами уклонялся от письменного соглашения. Стало ясно, что правительство России не пойдет на сделку, подрывающую Тройственное согласие[314].
Англия и Франция отнеслись к русско-германским контактам настороженно. В Лондоне тревожились как за блоковые интересы, так и за позиции в Персии[315]. Разъяснения Сазонова и Бенкендорфа внесли некоторое успокоение. 4 (17) января 1911 г. лондонская «Таймс» (Таймс) писала, что три державы Антанты в основном и главном согласовали свою политику и, если возникнет необходимость, будут и впредь координировать свои действия.
6 (19) августа 1911 г. было подписано соглашение между Россией и Германией по персидским делам (Потсдамское соглашение)[316]. По нему Россия признавала важное значение Багдадской железной дороги для международной торговли и обязалась «не принимать мер, чтобы воспрепятствовать постройке ее или помешать участию иностранных капиталов в этом предприятии» при условии, что они не повлекут за собой денежных жертв для России[317].
«Потсдамское соглашение было ловушкой для Англии, — писал Шустер, — Багдадской железной дорогой Германия хотела окружить Персидский залив»[318].
Глава III
Проблема открытия Черноморских проливов во время итало-турецкой войны 1911–1912 гг.
Итало-турецкая война явилась одним из следствий Агадирского кризиса. После вступления французских войск в столицу Марокко Фес германское правительство заявило, что Альхесирасский трактат нарушен, и потребовало для себя компенсаций. Когда немецкая «Пантера» 18 июня (1 июля) бросила якорь у Агадира, итальянские правящие круги решили воспользоваться создавшимся положением и привести в действие франко-итальянское соглашение 1902 г., в котором указывалось, что Италия не имеет никаких возражений против французского проникновения в Марокко, точно так же как «Франция не имеет никаких возражений против итальянского проникновения в Триполитанию и Киренаику»[319].
15 (28) сентября 1911 г. итальянское правительство направило Порте ультиматум, начинавшийся с заявления, что Турция держит Триполитанию и Киренаику в состоянии беспорядка и нищеты, а турецкие власти противодействуют итальянским предприятиям в Триполи[320]. В ультиматуме Константинополю предлагалось принять меры к тому, чтобы предупредить всякое противодействие «итальянским властям».
Такое требование турецкое правительство принять не могло. Началась война. Россия решила использовать начало Италией военных действий против Турции, чтобы еще раз попытаться открыть Проливы для российского военного флота.
Российский посол в Париже А. П. Извольский накануне нападения Италии на Османскую империю писал 13 (26) сентября 1911 г. временно управляющему Министерством иностранных дел А. А. Нератову, что наступил момент «извлечь из надвигающихся событий наибольшие выгоды для собственных наших интересов»[321].
Известный американский историк, исследователь Первой мировой войны С. Фей в своей книге «Происхождение мировой войны» попытку русской дипломатии открыть Проливы в 1911 г. полностью приписывает бывшему министру иностранных дел, в то время послу России в Париже А. П. Извольскому: «Извольский дважды делал тщетные и безуспешные попытки осуществить свою мысль об открытии проливов для русских военных судов. Первая попытка была предпринята во время переговоров о заключении англо-русской конвенции 1907 г. и вторая во время сделки в Бухлау в 1908 г. Обе закончились неудачей вследствие противодействия со стороны министра иностранных дел Великобритании Э. Грея и отсутствия поддержки со стороны французов. Но в конце 1911 г. Извольский решил, что обстановка в Европе сулит ему теперь больше шансов на успех»[322].
Извольский действительно принимал непосредственное участие в переговорах о Проливах, но «славу» с ним по праву могут разделить и его начальник, временно управляющий МИД Нератов и его друг и коллега посол в Константинополе Н. В. Чарыков.
С самого начала итало-турецкой войны британские правящие круги спешили использовать создавшееся положение, чтобы окончательно оторвать Италию от Тройственного союза. В Лондоне стремились к тому, чтобы во время войны не раздражать итальянских политических деятелей. Э. Грей указывал британским дипломатам, что «очень важно, чтобы ни мы, ни Франция не выступили сейчас против Италии»[323].
30 сентября Министерство иностранных дел Британии ставит в известность французское и российское правительства о своем намерении провозгласить нейтралитет в этой войне и запрашивает мнение союзных держав по данному вопросу[324]. Когда российский посол в Лондоне А. К. Бенкендорф спросил Грея, что он думает по вопросу о Триполитании, который возник так внезапно, статс-секретарь ответил, что «ему представляется бесспорным, что Италия обладает в Триполи крупными интересами и, по всей вероятности, имеет, как многие другие державы в иных местах, справедливые основания жаловаться на турецкие административные приемы в отношении ее интересов; ввиду этого ему кажется законным, чтобы Италия серьезно выступила в защиту своих нарушенных интересов; таково право каждой великой державы»[325]. В Лондоне объявили о нейтралитете.
