Санш Де Грамон - История шпионажа
Судья Райан вел закрытые заседания, чтобы дать Джуди и Палмеру возможность помириться, но однажды она обвинила Палмера в том, что он ругается в присутствии журналистов, бьет ее.
Здесь Джуди говорила о пресс-конференции, которая проходила через пять дней после начала заседаний в Нью-Йорке. Она сказала репортерам, что ее чувства к Губичеву в данный момент «нельзя назвать любовью». «Хотя я не думаю, что он шпион», — добавила она. «Твой ответ саркастичен. Нельзя допускать сарказма, общаясь с этими людьми», — сказал Палмер.
«Я не отвечала», — возразила Джуди.
«Я все слышал. Это была саркастичная фраза. Я всегда говорил, что в некоторых вопросах ты полная дура». Потом приказал ей заткнуться.
Палмер сказал судье Райану, что Джуди пыталась объяснить ему, как нужно защищать ее, и добавил, что он не собирается позволять клиенту командовать собой. Потом он заявил, что уже год работает над делом, за которое ничего не получает, но готов продолжать работу. Но Джуди была непреклонна. Судья предупредил ее, что замена адвоката в середине процесса не даст оснований для судебного разбирательства с нарушением процедуры. После длительных совещаний Джуди были назначены три новых адвоката: Леонард Боудин, Сэмюэль Нойбергер и Сидни Берман.
Судья Райан предоставил им неделю на изучение материалов дела, которое к тому времени составляло 45 томов. Трое адвокатов остановились на заседании с нарушением процедуры, заявив, что Джуди пострадала от некомпетентной защиты. Сложившуюся в зале суда ситуацию они отнесли за счет непонимания между клиентом и адвокатом, намерениями Палмера снова вызвать Джуди как свидетеля, его желанием еще раз вернуться к случаю с Шапиро и отказом консультироваться с Померанцем. После этого они решили принимать участие в судах высших инстанций, ограничив свои полномочия на этом процессе только последним словом в защиту клиента.
Таким образом, Померанцу пришлось защищать и Губичева, и Джуди. В своем последнем слове он сказал, что «только шпионы из мюзиклов могут делать то, что делали эти люди». Он заявил, что если его подзащитные и были шпионами, то очень плохими… Вместо того, чтобы передать информацию очень быстро, они три раза встречались в одном месте. Померанц отметил, что оживленная речь Джуди и размахивание газетой «не похоже на поведение шпиона». Во время последней встречи они вели себя скорее как люди, уходящие от преследования, и, словно «голуби в тире», ждали ареста на Третьей авеню. У Джуди была масса возможностей избавиться от материала, лежавшего в ее сумочке, пока их преследовали, но она не сделала этого.
По мнению экспертов в области шпионажа, они действовали глупо, но не были невиновны. Джуди была слишком самонадеянна. Она знала, что ее и Губичева преследуют, но была уверена, что они избавились от «хвоста», когда были на Третьей авеню. Более того, у них не оставалось времени, чтобы где-нибудь спрятать документы. Это была информация, которая срочно требовалась советской стороне, а Джуди заверила их, что она находится вне подозрений. Губичев был уверен в своей недосягаемости для закона из-за дипломатического иммунитета. Они рисковали так, как не рисковал ни один разведчик.
Присяжные совещались сорок восемь часов. Померанц говорил, что ставки были два к одному, что приговор будет обвинительным. Размышления присяжных были прерваны заминкой, вызванной ошибкой в копии обвинительного акта, выданного им. Акт состоял из четырех пунктов, первый из которых включал шесть частей, разъяснявших обвинения. Часть четвертая первого пункта говорила, что Джуди, «имеющая законный доступ к материалам, документам и письмам, относящимся к национальной безопасности, которые были доверены ей, хотела передать их людям, не обладающим полномочиями для их получения».
Однако второй пункт обвинительного акта гласил, что «4 марта обвиняемая, имеющая незаконный доступ к материалам, документам и письмам, относящимся к национальной безопасности, которые были доверены ей, хотела передать их Губичеву».
Председатель суда присяжных вышел к судье в середине заседания, заметно обеспокоенный, и спросил: «Слово в третьей строке второго пункта обвинительного акта нужно читать как „законный“ или как „незаконный“?»
Судья Райан попросил принести оригинал обвинительного акта и объяснил: «В слове „незаконный“ две первые буквы зачеркнуты карандашом, следовательно, это слово будет читаться как „законный“».
Судья, однако, подчеркнул, что эта ошибка в акте не вносит существенной разницы, так как попытка передачи документов, которыми человек обладает «законно или незаконно», уже является преступлением. Другими словами, обсуждалась не законность того, что у Джуди были эти документы, а попытка передачи этих документов представителю иностранного государства.
Померанц заявил, что ошибка в обвинительном акте произвела неправильное впечатление на присяжных, а один из адвокатов Джуди потребовал проведения заседания с нарушением процедуры, но это требование было отклонено. Померанц потребовал, чтобы присяжным объяснили, что всеми бумагами, найденными в сумочке Джуди, она обладала на законных основаниях. Однако это требование также было отклонено. Присяжные вынесли обвинительный приговор. Поскольку именно они обнаружили ошибку, которую защита пропустила во время изучения материалов, можно предположить, что они сумели во всем разобраться.
Тем не менее приговор был довольно любопытным. Джуди признали виновной по первому пункту (организация заговора с Губичевым) и по четвертому пункту (намерение передать секретные документы иностранному государству), но она была признана невиновной по второму пункту обвинения (попытка передачи документов Губичеву). Губичева признали виновным по третьему пункту обвинения (попытка незаконным путем получить документы, лежавшие в сумочке Джуди).
Присяжные, таким образом, противоречили сами себе, признавая Коплон невиновной в передаче документов, а Губичева — виновным в их получении. Померанц указал на эту непоследовательность, потребовав отменить решение, потому что «Губичев физически не мог получить документы, если Джуди не передала их ему».
Но присяжные, очевидно, решили не признавать Джуди виновной по тому пункту, в котором была опечатка в обвинительном акте. Содержание этого пункта раскрывалось также в четвертом пункте и четвертой части первого пункта. Можно не сомневаться в том, что присяжные решили, что их основной задачей было установить, виновна ли мисс Коплон в попытке передачи документов вне зависимости от законности обладания ими.
Померанц все еще уверен в том, что на суде с ним обошлись несправедливо. Он рассказывал, что встретил в автобусе женщину, которая подошла к нему и сказала: «Вы не узнаете меня? Я была одной из присяжных на суде над Коплон». Адвокат спросил, действительно ли она верила, что Джуди была виновна в попытке передать Губичеву секретную информацию. Та ответила: «Вообще-то, нет, но мы имели дело с русским и должны были обойтись с ним так же, как и русские обошлись бы с американцем».
В день вынесения приговора судья Райан каждому из подсудимых высказал свое мнение о нем. Приговаривая Джуди к двадцати годам лишения свободы, он сказал: «Вы запятнали свое имя бесчестием. Вы принесли позор и трагедию своей семье. Вы предали страну, которая вырастила Вас, дала Вам образование, которая доверила Вам ответственную работу. Вы оказались неблагодарной дочерью. Мои наблюдения за Вами во время суда показывают, что в Вас еще пускают корни семена предательства».
Повернувшись к ухмыляющемуся Губичеву, судья Райан приговорил его к пятнадцати годам лишения свободы и заметил: «Вы прибыли сюда как посланец мира, Вы были приняты как друг, но Вы нарушили клятву Секретариата ООН… Вы осуждены за предательство всего человечества… и Вы стоите с ухмылкой, слушая свой приговор за нарушения всех прав человечества».
Затем судья Райан с горечью сообщил, что Государственный секретарь США Дин Ачесон направил ему прошение отложить исполнение приговора Губичеву с условием, что он не будет подавать апелляцию и покинет страну. Процесс, таким образом, переместился с уровня Федерального суда Нью-Йорка на уровень международной политики. Государственный департамент выражал озабоченность судьбами американских граждан в Восточной Европе, против которых могли быть приняты ответные меры, если бы Губичева все-таки отправили в тюрьму.
Судья Райан с сожалением отметил, что не в его компетенции рассуждать о причинах и мудрости этой просьбы, но, расставаясь с Губичевым, сказал ему, что его поступок «осудит все человечество».
Губичев и его жена не тратили времени на сборы, а их дочь еще до начала суда была отправлена в СССР. Русские до конца оставались высокомерными. 20 марта супруги отправились в СССР на польском корабле «Баторий». Каюта первого класса была оплачена ООН, потратившей на это почти 600 долларов. Губичев оставался членом Секретариата ООН и получал свое жалованье даже во время суда. Домой он увез около 2 тысяч долларов выходного пособия.
