Марк Твен - Жанна дАрк
Жанна встала, а за ней и все мы. Епископы уселись, и некоторое время никто не проронил ни слова, так как право говорить первыми было за ними. А они были так поражены, увидев перед собой ребенка, взбудоражившего всю страну и заставившего таких высокопоставленных лиц, как они, играть унизительную роль послов, явившихся в эту грязную таверну, что долго не могли прийти в себя. Наконец, один из них заявил Жанне, что, как им стало известно, у нее есть поручение к королю; если это верно, пусть она немедленно изложит его содержание - покороче и попроще.
Я еле сдерживал свой восторг: наконец-то мы добьемся аудиенции у короля! То же самое выражение восторга, гордости и возбуждения было на лицах наших рыцарей и братьев Жанны. Я знал, что все они, так же как и я, молились в душе за то, чтобы страх перед этими важными сановниками, сковавший наши языки и мысли, не овладел и ею и чтобы она смогла изложить свое поручение толково, без запинки и этим самым произвести благоприятное впечатление, столь необходимое для успеха нашего общего дела.
О боже, как неожиданно было то, что произошло потом! Мы пришли в ужас от того, что Жанна сказала. Она стояла в почтительной позе, наклонив голову и сложив на груди руки: она всегда относилась почтительно к святым служителям божьим. Когда епископ закончил речь, она подняла голову, устремила спокойный взгляд на лица послов и, без тени смущения, как юная принцесса, проговорила со своей обычной простотой и скромностью:
- Простите меня, ваши преосвященства, но я должна изложить свое дело только самому королю.
Послы были поражены, их лица побагровели. Наконец, первый епископ сказал:
- Значит, ты отказываешься исполнить приказание короля и не хочешь изложить свое дело его послам, специально для этого назначенным?
- Господь определил лишь одного человека, который должен меня выслушать, и ничьи приказания тут не помогут. Прошу вас разрешить мне поговорить с его высочеством дофином лично.
- Выбрось из головы эту блажь! Говори сейчас же и не отнимай у нас времени!
- Право, вы заблуждаетесь, ваши преосвященства, а это нехорошо. Я прибыла сюда не для праздных разговоров, а чтобы освободить Орлеан, ввести дофина в славный город Реймс и возложить корону на его голову.
- В этом и состоит твоя миссия к королю? Но, с присущей ей сдержанностью, Жанна произнесла лишь следующее:
- Извините меня, я снова должна напомнить вам, что ни к кому другому поручений у меня нет.
Королевские послы встали, глубоко оскорбленные, и покинули гостиницу не говоря ни слова; когда они проходили мимо нас, мы преклонили колени.
Нас охватило разочарование, и сердца наши наполнились горечью. Драгоценная возможность была упущена. Мы не могли понять поведения Жанны, которая всегда была так рассудительна до этого рокового момента. Наконец, Бертран, собравшись с духом, спросил ее, почему она упустила такой удобный случай и не сообщила королю о своем деле.
- Кто прислал их сюда? - в свою очередь спросила она.
- Король.
- А кто уговорил короля послать их? Она ждала от нас ответа, но мы все молчали, начиная угадывать ее мысль. Тогда она ответила сама:
- Короля убедили его советники. Кто же они, эти советники? Враги мне и дофину или друзья?
- Враги, - ответил за всех Бертран.
- Если кто-либо хочет, чтобы его поручение было передано честно и без искажений, может ли он довериться обманщикам и изменникам.
Я еще раз убедился, как мы были глупы и как она умна. Поняли это и все остальные, поэтому никто ничего не возразил. Она же продолжала:
- Но у них не хватило ума расставить ловушку похитрее. Они старались выведать, что я намерена сказать королю, и в своем донесении извратить смысл моих слов. Вам известно, что часть моей миссии - убедить дофина предоставить в мое распоряжение большой вооруженный отряд и послать меня для оказания помощи осажденному городу. Если же в этом деле посредником будет недоброжелатель, как бы точно он ни излагал мои слова, он никогда не передаст ни выразительных взглядов, ни жестов, ни убедительного тона, которые одни придают словам жизнь. Неискренние доводы не имеют действия. Терпение, терпение! - скоро дофин выслушает меня. Надейтесь и не отчаивайтесь!
Сьер де Мец покачал головой и тихо промолвил:
- Она права и благоразумна, а мы оказались глупцами.
Я целиком разделял его мнение и мог бы сказать то же самое; так думали все присутствующие. Нас охватил благоговейный трепет при мысли, что эта неграмотная, неискушенная девушка, очутившись в сложной обстановке, сумела разгадать хитрые козни опытных придворных интриганов и разрушить их. Удивленные и восхищенные, мы умолкли и больше не произносили ни слова. Мы уже давно успели убедиться - нет ей равных по мужеству, стойкости, выдержке, терпению, убежденности и преданности долгу, - словом, во всем, что необходимо воину в трудной борьбе; теперь же мы начинали сознавать, что качества ее ума не уступают качествам ее сердца. Это и было предметом наших размышлений.
На другой же день поступок Жанны дал желаемый результат. Король был вынужден уступить настойчивости молодой девушки, добивавшейся у него аудиенции, и решил оказать ей уважение на деле, а не путем обмена пустыми любезностями. Он переселил Жанну из убогой гостиницы и поместил ее, вместе с нами, ее соратниками, в замке Кудре, поручив ее заботам почтенной госпожи де Беллье, жены старого Рауля де Гокура, обергофмейстера. Разумеется, такое внимание короля сразу же возымело действие: влиятельные придворные дамы и господа стали стекаться в замок, чтобы увидеть и послушать чудесную девушку-воина, осмелившуюся отвергнуть королевскую депутацию, девушку, имя которой было у всех на устах. Жанна очаровала их своей кротостью, простотой обращения и природным красноречием; лучшие, умнейшие представители знати признали, что в ней есть нечто особенное, что она не такова, как все, а совершенно иная. И слава ее росла. Число ее друзей и сторонников увеличивалось. Ни вельможа, ни простолюдин, услышав ее голос, увидев ее лицо, не могли оставаться равнодушными.
Глава VI
Но вот опять произошла задержка. Королевский совет предложил проявить осторожность и не выносить поспешных решений в нашу пользу. Как будто король мог вынести поспешное решение! На всякий случай была послана комиссия из духовных лиц - опять эти духовные лица! - в Лотарингию для сбора сведений о свойствах характера и образе жизни Жанны, на что потребовалось несколько недель. Какое изощренное лицемерие! Это равносильно тому, когда в горящем доме жильцы, вместо того чтобы гасить пожар, посылают на родину домовладельца запрос, свято ли он соблюдал день субботний.
Томительно тянулись дни, особенно для нас, молодежи. И все же перед нами открывалась заманчивая перспектива. Мы никогда еще не видели короля, и теперь нам предстояло увидеть редчайшее зрелище, способное потрясти нас на всю жизнь. Мы все с нетерпением ожидали этого события. Но оказалось, другим суждено было ждать больше, чем мне. Однажды нам сообщили важную новость: королеве Иоланте, орлеанским послам и нашим двум рыцарям удалось, наконец, сломить сопротивление придворных вельмож и убедить короля принять Жанну.
Жанна выслушала это приятное известие с благодарностью, но без малейших признаков волнения. Иное дело мы: предвкушая удачу, никто из нас не мог ни есть, ни спать. Два дня наши благородные рыцари были полны беспокойства о Жанне: аудиенция должна была состояться вечером, и они боялись, как бы Жанна не растерялась при виде пылающих факелов, торжественной пышности церемонии, множества знатных лиц в блестящих одеждах и всех прочих великолепий двора, как бы она, простая деревенская девушка, непривычная ко всему этому, не испугалась и не потерпела позорного провала.
Конечно, я бы легко их успокоил, если бы мог говорить обо всем свободно. Неужели Жанна растеряется при виде дворцового блеска, дешевой мишуры, окружающей жалкого короля и его многочисленную свиту? Ведь она лицом к лицу беседовала с владыками неба, со слугами всемогущего бога, созерцала сонмы ангелов, возносившихся мириадами в бесконечность, в огненной славе, в неуловимом сиянии, излучаемом ими и растворяющемся во вселенной с пленительным великолепием. Нет, она не растеряется, я это знал!
Королева Иоланта изъявила желание, чтобы Жанна произвела на короля и его двор приятное впечатление; она пыталась уговорить ее облечься в богатые одежды из наилучших тканей, равные по своей пышности одеждам придворных дам и обильно украшенные драгоценностями. В этом, однако, королева глубоко заблуждалась. Убедить Жанну оказалось невозможным, и она испросила позволения предстать перед королем в простой, скромной одежде, как и подобает служительнице бога, посланной всевышним для выполнения весьма ответственной политической миссии. Тогда добрая королева придумала для нее тот прелестный, скромный наряд, который я неоднократно описывал вам и о котором не могу вспоминать даже теперь, в глубокой старости, без умиления. Вспоминая о нем, мне кажется, что я слушаю трогательную музыку. Да, ее одежда была чистейшей музыкой, упоительной для сердца и очаровательной для глаз. Сама Жанна была поэмой, мечтой, олицетворением возвышенного и неземного, когда являлась народу в своем наряде.