Борис Солоневич - Молодежь и ГПУ (Жизнь и борьба совeтской молодежи)
Помню один из тюремных дней, почему-то особенно врeзавшихся в память.
Вечера было засeданiе коллегiи ЧК. Это значит, что сегодня вечером будут разстрeлы... Поэтому особенно блeдны и напряжены лица тeх, кто имeет основанiя ждать в этот день "приговора пролетарскаго правосудiя"...
Тюрьма замерла. Еще с утра общая нервность охватила всeх. Караулы усилены. Надзиратели особенно грубы и рeзки, как будто своей жестокостью стараются замаскировать и свое волненiе...
Днем в придавленных тишиной корридорах -- движенiе. Звякают ключи, и на порогe камеры появляется низкiй коренастый человeк с угрюмым квадратным лицом, за спиной котораго видны испуганныя лица наших сторожей.
Человeк останавливается в дверях и, заложив руки в карманы, медленно обводит своим взглядом всeх нас, замерших и придавленных каким-то необъяснимым ужасом. Не измeняя направленiя взгляда и выраженiя своего каменнаго лица-маски, незнакомец молча медленно поворачивает голову и поочередно заглядывает в глаза каждому. И тот, на котораго упал этот странно мертвенный взор, внутренне скорчивается от непонятнаго ужаса перед этими пустыми, безжизненно жестокими глазами. И словно испепелив своим мертвым взглядом жившiя в глубинe души каждаго надежды, незнакомец медленно подворачивается и уходит. Гремит дверь, но еще долго никто не может шевельнуться, словно всe остаются скованными этими полубезумными глазами.
Из угла камеры слышен свистящiй полу-шепот, полу-стон чекиста, ждущаго разстрeла: 129
-- Это -- палач...
И каждый невольно вздрагивает при мысли, что ему сегодня суждено, может быть, еще раз встрeтить взгляд этих страшных глаз за нeсколько секунд до послeдняго неслышнаго толчка пули в затылок и паденiя в вeчную темноту...
Через окно слышны заглушенные звонки трамваев и шум улицы. А мы всe заперты в желeзную клeтку и находимся в полной власти людей с безумными глазами...
___
К вечеру смeна часовых и надзирателей. Запах водки и эфира наполняет корридоры. Наконец, среди угрюмаго, подавленнаго молчанiя раздается шум шагов, звон ключей, и в нашу камеру входит группа чекистов с револьверами в руках. Начинается чтенiе списка смерти.
-- Авилов? -- вызывает комендант.
С лица моего собесeдника, молодаго крестьянскаго парня, замeшаннаго в сопротивленiи при отбиранiи хлeба в деревнe, разом сбeгает вся краска.
-- Есть, -- отвeчает он упавшим голосом.
-- Имя, отчество?
-- Иван Алексeевич, -- звучит срывающейся голос.
-- Собирай вещи!
-- Куда? -- странно спокойным тоном спрашивает парень.
-- Там тебe скажут... Домой, к бабe на печку, -- кричит чекист, обдавая нас запахом спирта, и от его шутки всe вздрагивают, словно от удара ледяного вeтра.
-- Барышев!
-- Есть. -- Еще одно лицо становится блeдным, как мeл, и на нем рeзче и яснeе выступают слeды ударов рукояткой нагана.
-- Имя, отчество?
-- Петр Елисeевич.
-- Сколько лeт?
-- Двадцать восемь.
-- Довольно пожил, сукин сын!.. Собирай вещи, сволочь!... 130
Медленно идет роковой список, и всeм кажется, что эти минуты хуже пули, хуже всякой пытки. Тe, кто по алфавиту уже пропущены, безсильно лежат на полу, не будучи в силах оторвать глаз от страшной, еще продолжавшейся сцены. А каждый из остальных, замерев, с острым напряженiем и мукой, ждет -- будет ли произнесено и его имя.
Вот и буква "С".
-- Сегал...
-- Снeгирев...
-- Сол.. -- комендант запнулся. Только сотая доля секунды... А сколько порежито в этот миг!...
-- Солнышков...
-- Топорков...
-- Харликов...
Молчанiе.
-- Харликов! -- возвышает голос комендант.
Опять молчанiе.
-- Гм... Так нeт Харликова? -- с мрачной подозрительностью мычит чекист, вглядываясь в список, и вдруг, осeненный какой-то мыслью, спрашивает:
-- Ну, а подходящiй есть?
По справкe надзирателя оказывается, что есть Хомяков с другим именем, но совпадающим отчеством.
-- Ладно, сойдет!.. Выходи...
Послeднiя буквы, послeднiя имена...
-- Щукин!
Из угла камеры молча поднимается фигура молодого монаха с красивым лицом, обрамленным черной бородой. Он молча крестится и идет прямо к двери.
-- Эй, поп, а вещи гдe?
Монах прiостанавливается и смотрит прямо в глаза коменданту.
-- Нeт у меня вещей, -- тихо отвeчает он.
Среди чекистов грубый хохот.
-- Налегкe в Царство Небесное собрался?
-- Опiум -- он без вещей, все едино, как пар!
-- Ну, катись, долгогривый, катышком!
Монах ровным шагом, с высоко поднятой головой скрывается в дверях... 131
В этот день из 40 арестованных нашей камеры взяли 24.
___
Кончился вызов, ушли чекисты, но в камерe не слышно ни звука. Оставшiеся лежат в безсилiи, словно их тeло и души раздавлены прошедшей сценой...
И только через час мнe передают небольшую котомку.
-- Т. Солоневич, вы, как староста, распредeлите... Щукин оставил.
Котомка -- это вещи монаха. В ней смeна бeлья и немного продовольствiя.
Голодных и раздeтых всегда много. Но у кого не станет поперек горла кусок хлeба в такiе часы?..
___
Часов в 11 вечера окно нашей камеры задвигается ставней, и во дворe ЧК начинается заключительная процедура. Группами по 4-5 человeк приговоренных выводят во двор и вталкивают в маленькiй домик, у гаража, откуда через нeкоторое время с равными промежутками -- в одну минуту -- раздаются выстрeлы.
Несмотря на всe запрещенiя, поставив у двери "на стремe" маленькаго воришку, я через щелку ставни наблюдаю за происходящим.
Вот идет новая партiя -- 4 мужчины и одна женщина. При холодном тусклом свeтe качающихся от вeтра фонарей можно ясно различить, как каждаго из них ведут под руки и подталкивают по двое чекистов.
Жертвы идут, опустив головы, механически, как бы во снe переставляя ноги. Вот, один из них, подойдя к роковому домику, на секунду останавливается, дико озирается по сторонам, рвется в сторону, но спутники грубыми толчками и понуканiями втаскивают его в освeщенный прямоугольник двери.
Женщина, идущая послeдней, внезапно начинает рваться из рук чекистов и ея пронзительные крики огнем проходят по нашим измученным нервам. Она падает на землю, извивается, кусает руки палачам и захлебывается в 132 отчаянном воплe. Один из чекистов, схватив ее за растрепанные волосы, волочит по землe в открытую дверь....
И всe эти звуки отчаянной борьбы почти тонут в торжествующе рокочущих звуках в холостую работающих грузовиков.
Монах прошел послeднiй путь, выпрямившись и твердым шагом. Чекисты шли около, не касаясь его...
___
Шипит вор у двери, предупреждая о приближенiи надзирателя, я усаживаюсь на пол. Кто-то берет мою руку, кто-то, прижимается к плечу, в углу раздаются подавленныя рыданiя, и мы слушаем звуки выстрeлов, от которых всe вздрагивают, как от электрической искры.... Каждый выстрeл -- смерть...
___
Утром нас погнали мыть цементный пол гаража. И мы грязными тряпками смывали со стeн брызги крови и мозгов...
Приговор "пролетарскаго правосудiя"
В эту памятную ночь и я тоже ждал своей смерти. Но мой час еще не пробил.
Как я потом узнал, наканунe, на засeданiи Президiума ЧК было разсмотрeно 115 дeл. На всю эту процедуру затрачено было 40 минут. Из этих 115 человeк 102 было приговорено к разстрeлу, 4 освобождено и 9 (в том числe и я) приговорены к тюремному заключенiю.
Моя жизнь послe обeщанiя слeдователя висeла на волоскe, но волосок этот оказался крeпким и выдержал...
Через нeсколько дней меня перевели в "обще-гражданскую" тюрьму и показали приговор. В нем стояли короткiя сухiя слова:
..."Солоневич Б. Л. -- 2 года тюремнаго заключенiя за бандитизм".
Коротко и фантастично. Но рeшетки, окружающiя меня, были суровой реальностью. Властной рукой ЧК я 133 временно был превращен в "бандита", хотя бы и в кавычках.
Это все-таки лучше, чeм быть превращенным в покойника без всяких кавычек... По сравненiю с могилой и званiе бандита и тюрьма -- утeшенiе...
Шанс на жизнь
По всeм данным положенiе ухудшалось. Разстрeлы шли почти регулярно два раза в недeлю, гдe-то там в глубинах ЧК рeшалась моя судьба, а я был безпомощен.
На допросы меня больше не вызывали, и я напряг всю свою изобрeтательность, чтобы сообщить о моем положенiи брату. Может быть, ему на волe удастся что-нибудь сдeлать...
Попыток связаться с волей было много. Удачнeе всего вышло это с помощью Кости.
В вещах одного из разстрeлянных я нашел небольшую англiйскую книгу -"Морской Волк" Джека Лондона. С воли книг передавать было нельзя, но, очевидно, книга эта была пронесена сюда самим арестованным. На эту книгу я очень надeялся.
Как-то, недeли через двe послe появленiя у нас Кости, в дверь вошел чекист с бумажкой. Дeло было днем -- значит, трагедiей не пахло.
-- Рeпко, -- вызвал он.
Костя вскочил и поблeднeл.
-- Я.
-- Имя, отчество?
-- Константин Васильевич.
-- Собирайтесь с вещами.
