Вольдемар Балязин - Эпоха Павла I
Что же все это значило? Стих этот, впрочем, Радищевым перефразированный, принадлежит известному поэту XVIII века Василию Кирилловичу Тредиаковскому. Был он написан в 1766 году и представлял собой перевод, сделанный Тредиаковским с латыни (поэма «Энеида» Вергилия). Примерно так Вергилий описывал циклопа Полифема, живущего в пещере и пожирающего людей.
Тредиаковский писал на церковно-славянском языке, и его строфа в переводе на русский язык означает «Чудовище тучное, гнусное, огромное, стозевное и лающее». Так Радищев назвал крепостническую и самодержавную Российскую империю.
Труд из-под палки и свободный труд
Радищев выступал в своей повести не только как путешественник, но и как человек и гражданин, объектом размышлений которого был весь мир, все человечество, а также и такие категории, как свобода и рабство, наука и мракобесие, свобода слова и цензурный гнет.
В главе «Хотимов» Радищев писал: «Всё, начинаемое для себя, всё, что делаем без принуждения, делаем с прилежанием, рачением, хорошо. Напротив того, всё то, на что несвободно подвизаемся, всё то, что не для своей совершаем пользы, делаем оплошно, лениво, косо и криво. Таковых находим мы земледелателей в государстве нашем. Нива у них чуждая, плод оныя им не принадлежит. И для того обрабатывают ее лениво, и не радеют о том, не запустеет ли среди делания».
Цензура – книжная инквизиция
В главе «Торжок» Радищев приводит фрагмент из сочинения своего современника, немецкого философа
Иоганна Готфрида Гердера (1744–1803), который писал в диссертации «О влиянии правительства на науки и наук на правительство»: «Розыск, то есть полицейское расследование, вреден в царстве науки: он сгущает воздух и запирает дыхание. Книга, проходящая десять цензур прежде, нежели достигнет света, не есть уже книга, но поделка святой инквизиции; изуродованный, сеченый батожьем узник с кляпом во рту, раб всегда.
В областях истины, в царстве мысли и духа никакая земная власть не может и не должна давать решений; не смеет делать того и правительство, а тем более цензор, независимо от того с темляком ли он, или же в клобуке».
В той же главе Радищев приводит «Краткое повествование о происхождении цензуры», утверждая, что цензуру изобрели инквизиторы, «то есть рассмотрение приказное книг до издания их в свет», и что «проходя протекшие времена и столетия мы везде обретаем терзающие черты власти, везде зрим силу, возникающую на истину, иногда суеверие, ополчающееся на суеверие».
Николай Иванович Новиков
Жизнь и деятельность Новикова
Николай Иванович Новиков родился 28 апреля 1744 года в дворянской семье, в родовом имении Авдотьино, близ села Бронницы Московской губернии. В 1755–1760 годах учился в дворянской гимназии при Московском университете.
Служил в лейб-гвардии Измайловском полку, а с 1767 года – в комиссии по составлению «Нового Уложения», работа в которой с сотнями различных документов превратила его в последовательного, непримиримого борца с крепостничеством. С 1769 года стал редактором и издателем разных сатирических журналов– «Трутень», «Пустомеля», «Живописец», «Кошелек», – споря с журналом «Всякая всячина», издаваемым Екатериной Великой. Он выпустил в 1772 году книгу «Опыт исторического словаря о российских писателях», в 1773–1775 годах издал десять томов «Древней Российской Вивлиофики» – свода исторических документов. В 1777–1780 годах издал первый в России философский журнал «Утренний свет». В поисках истины, веря в спасительность нравственного самоусовершенствования человека, Новиков стал масоном. В 1779 году он переехал в Москву, арендовав на десять лет университетскую типографию, организовал «Типографическую компанию» и развернул издание множества книг и журналов, учебников и переводных трудов Дидро, Руссо, Лессинга и других авторов. Его типография издавала треть всех книг, выходивших в России. На средства от продажи книг Новиков открыл в Москве библиотеку-читальню, аптеку, две школы, помогал крестьянам и городской бедноте. Екатерине сообщили, что Новиков вопреки закону печатает в своей типографии книги церковной печати, на что имела право только Синодальная типография. Тут же московский генерал-губернатор князь Прозоровский послал в село Авдотьино, имение Новикова, который был очень болен, целую команду гусар, арестовавших и привезших его в Москву. Начавшееся следствие тут же зашло в тупик, ибо ничего противозаконного Новиков не делал. Тогда для допросов арестованного в Москву выехал глава Тайной канцелярии Шешковский, но и он ничего не добился и отвез Новикова в Петербург. Там его допрашивали весь июнь и июль и, не сумев ни в чем изобличить, без суда, указом Екатерины, заключили на пятнадцать лет в Шлиссельбург. Он пробыл там до смерти Екатерины в ноябре 1796 года, и в первый же день царствования Павла был выпущен, но без разрешения продолжать прежнюю деятельность.
Новиков уехал в свое подмосковное поместье Авдотьино, в котором родился. Там же и умер 31 июля 1818 года.
Избранные мысли и изречения Новикова
• Иной русский разум гораздо превосходнее бывает заморского; но поелику оный не имеет еще столько уважения и одобрения, как иностранный разум, то он часто от того тупеет.
• Когда просишь милости, тогда правды говорить не надлежит.
• Кто привык лгать, тому всегда надобно за собою носить большой короб памяти, чтоб одну и ту же ложь не переиначить.
• Ничто не действует в младых душах детских сильнее всеобщей власти примера, а между всеми другими примерами ничей другой в них не впечатлевается глубже и тверже примера родителей.
• Процветание государства, благополучие народа зависят неотменно от доброты нравов, а доброта нравов неотменно от воспитания.
• Улыбка всегда хороша, ибо она приоткрывает простой внутренний мир человека.
• Человек, себя за ничто почитающий, не может к другим иметь никакого почтения и в обоих случаях являет низкость мыслей.
Николай Гаврилович Курганов
Жизнь и деятельность Курганова
В 1769 году в Петербурге появилась толстая книга в восемьсот страниц, названная «Письмовник», то есть грамматика, автором которой был Николай Гаврилович Курганов (1725–1796) – солдатский сын, «ученый подмастерье», ставший в тридцать девять лет профессором математики и навигации, одним из учеников которого был кадет Артиллерийского и Инженерного шляхетского корпуса Михаил Кутузов.
Нам Курганов оставил после себя много книг. Особенно известна «Универсальная арифметика», пришедшая на смену знаменитой «Арифметике» Леонтия Магницкого. Но подлинную славу ему принес «Письмовник», ставший настольной книгой в России второй половины XVIII – первой половины XIX веков. В «Истории села Горюхина» Пушкин писал: «Чтение „Письмовника“ долго было любимым моим упражнением. Я знал его наизусть и, несмотря на то, каждый день находил в нем новые незамеченные красоты».
Известно, что Пушкин хотел написать и биографию Н. Г. Курганова, но не смог этого сделать, так как материалы о его жизни оказались очень скудны. Зато богат оказался его «Письмовник».
Преимущества старого стиля перед новым
«Двое ученых, один русак, а другой прусак, спорили о старом и новом штиле. (Речь идет о григорианском календаре, принятом в Западной Европе, и юлианском календаре, принятом в Византии и перешедшем на Русь вместе с принятием русскими православия. В XVIII веке, когда был издан „Письмовник“ Курганова, разница между этими „штилями“ составляла одиннадцать дней, в XIX – двенадцать, в XX – тринадцать. Юлианский календарь был отменен декретом Совнаркома в 1918 году. – В. Б.) Пруссак многими доводами доказывал, что григорианское счисление вернее старого, говоря, что в 1592 году от искусных математиков найдено десять дней излишка в старом календаре, считая от Юлия Кесаря по сие время. „Тем для нас лучше, – отвечал русак, – ибо когда новое счисление верно, то последний (страшный. – В. Б.) суд будет у вас ранее, нежели у нас, и когда дойдет до нас, ад уже будет полон“.
Смерть придет – везде найдет
Матроса, идущего на корабль, отправлявшийся в Шпицберген, спросил философ:
– Постой, братец, скажи мне, где твой отец умер?
– В потоплении корабля.
– А дед?
– Потонул же, ловя рыбу в бурную погоду…
– А прадед?
– Также пропал с кораблем…
– Как же ты смеешь вдаваться морю, ведая, что все твои предки там погибли? Это признак безрассудной отваги.
– Господин мудрец, – отвечал матрос, – скажите, как ваши предки преставились?
– Весьма блаженно, на своих ложах.
– Ах, для чего же вы не боитесь ложиться на вашу постелю?
Порок и добродетель России и заграницы
Француз говорил, что многие русаки портятся в чужестранных землях. «Это правда, – отвечал русак, – но всякий иноземец исправляется в России».
Грустное воспоминание
