Лев Карсавин - Монашество в средние века
Каноникаты представляют собою результат слияния идеи монашества с идеею миссии клира. Сфера действия последнего: божественная служба, забота о душе пасомых (cura animarum) и необходимое для неё и познания Бога изучение Священного Писания – осталась тою же. Поэтому-то каноникаты так легко и сочетали свою судьбу с развитием богословия, что наблюдается, например, у викторинцев. Монастырь тоже играл определённую социальную роль, и не только в силу фактически сложившихся обстоятельств, но и в силу самой идеи своей. Любовь (caritas) должна была отзываться на страдания мира, и, как бы ни удалялся от него монастырь, он не мог и не хотел закрыть свои двери для паломников, его рука не могла оскудеть в даяниях. А чем ближе стоял он к миру, тем сильнее и полнее развивалась эта сторона его деятельности. Аналогизируясь монастырю, каноникат не мог оставить в стороне и этой его задачи. Но у клириков было существенное в данной связи преимущество: их пребывание в центре мира и их относительная удобоподвижность. Монастырь должен был ожидать приходящих к нему недужных, бедных и паломников. Каноники, как госпиталиты, могли пойти им навстречу. И поэтому не случайно, что благотворительные и богоугодные заведения XII–XIII веков возникают в большинстве случаев в связи с каноникатами, сочетавшими созерцательную и деятельную жизнь, восстановившими забытое родство Марфы и Марии. Иногда даже задача каноников специализируется, как у основанных в конце XII века тринитариев («Орден Святейшей Троицы для освобождения пленных»), у сепулькринок (женская ветвь сепулькринцев), принимающих под своё покровительство найдёнышей и больных детей и так далее. У утверждённых в 1216 году и распространившихся по всей Средней Европе бельгийских братьев-крестоносцев (Fratres ordinis canonici S. Crucis или Ordo fratrum cruciferorum) цель ордена ближе к основным задачам канониката: братья работали над обращением еретиков-альбигойцев.
4. Но если тринитарии, госпиталиты, братья-крестоносцы сочетали монашескую жизнь со специальною и иногда весьма ограниченною деятельностью, заставлявшею их забывать о лежащей на них миссии клириков, премонстранцы придали особенное значение именно ей.
Второй сын графа Гериберта (в Вестфалии) Норберт, по распространённому среди знати того времени обычаю, был предназначен к духовному званию. Посвящённый в субдиаконы, он получил каноникат святого Виктора в Ксантене, но это не помешало ему жить при дворе Генриха V. В 1141 году в сопровождении одного только слуги ехал он на весёлое сборище молодёжи, когда внезапно перед ним ударила в землю молния. Испуганная лошадь сбросила Норберта, долго без чувств пролежавшего на земле. Но удар молнии был для него тем же, чем когда-то для Савла было неожиданное видение. Потрясённый Норберт решился вести жизнь, достойную клирика, и посвятить себя проповеднической деятельности. Приняв сан священника, он темою первой же своей проповеди в Ксантене избрал суету всего земного – мысль, которая его более уже не покидала. Но Норберт думал не только о своей личной судьбе и о своей пастве. Он пытался реформировать жизнь окружающего клира, в чём и натолкнулся на сопротивление клириков, не остановившихся перед жалобою папскому легату на нового проповедника, проповедующего «незваным», носящего монашеское одеяние и не отказавшегося от собственности, не ставшего монахом. Тогда Норберт оставил Ксантен и свой каноникат, распродал своё имущество и, раздав, по завету Христа, всё вырученное от продажи нищим, оставил себе только сосуды, необходимые для совершения Евхаристии, мула для путешествия и маленькую сумму денег. От самого Папы получил он «missio canonica» – право проповедовать, где пожелает. Лишённый пристанища странник, сирый и босой, бродил он, проповедуя, с места на место. Двое его спутников умерли, но к «апостолу» скоро присоединились другие, среди них капеллан епископа Камбрэ Гюг.
Между тем отношение к Норберту переменилось, и епископ Дана предложил ему реформировать один ланский каноникат. Однако здесь усилия Норберта не привели ни к чему, и он избрал себе для жизни долину в лесу недалеко от Реймса, на которой стояли развалины оставленной церкви. В этой долине, рассказывает легенда, Нор-берт видел во сне толпу одетых в белые одежды монахов, со свечами, крестами и пением псалмов обходивших в процессии церковь. Норберт счёл этот сон за выражение Господней воли и назвал «указанное ему Богом место» Praemonstratum (предуказанным, Prémontré). Ланские каноники уступили ему развалины церкви, епископ ланский построил маленький монастырь (1122 г.), и вместе с 13 товарищами Норберт начал «каноническую жизнь» по августинскому уставу, который он дополнил постановлениями, заимствованными им у других каноников, главным образом у викторинцев. Несмотря на строгость жизни молодого, ещё неокрепшего общежития, приток в него новых членов всё увеличивался. Знатные юноши жаждали «белого одеяния» и с такою ревностью исполняли предписания устава, что нуждались более в узде, чем в шпорах. Но, основав образцовый каноникат, Норберт не оставил и своей проповеднической деятельности. Не ограничиваясь призывом каноников к лучшей жизни и народа к покаянию, он выступал в Антверпене против популярного еретика-проповедника Танкхельма (1124 г.) и возвращал заблудших овец в лоно Церкви. Вместе с Бернардом Клервоским Норберт деятельно боролся с Абеляром и его лжеучениями. Сам святой Бернард поддавался очарованию нового апостола, уста которого казались ему небесным источником и в пророческий дар которого он склонен был верить. Ещё сильнее было влияние Норберта на других современников, смело сопоставлявших его с клервоским аббатом. «Со времени апостолов, – говорит один из них, – не было более плодоносного апостолата».
В 1126 году избранный магдебургским епископом, Норберт принуждён был покинуть Премонтре. Он оставил своих учеников, завещав им блюсти единение, не сходить с дороги послушания, подражать бедности и целомудрию Христа, не вмешиваться в суетные мирские дела и не оставлять монастыря без крайней необходимости: «рыба может жить только в воде». Норберт мог не бояться: его дело находилось в твёрдых руках его же ученика Гюга, и распространение ордена началось (частью при содействии самого сделавшегося могущественным князем Церкви Норберта) ещё при жизни его основателя. В 1126 году у премонстранцев было 9 общежитий, 30 лет спустя после основания ордена – 100, а в 1230 году – более 1000, среди которых многие находились во Франции, Англии, Италии (Тоди), на Пиренейском полуострове и в Венгрии. В 1136–1145 годах появились три премонстранских общежития в Святой Земле. Организация ордена напоминала цистерцианскую. За исключением Премонтре и двух других общежитии все остальные группировались в подчинённые циркаторам «циркарии». Во главе ордена стояли его «первый отец» – аббат Премонтре, вместе с тремя другими «отцами ордена» визитировавший все дома его. Высшую власть с аббатом и «отцами» разделял общий Собор. Так же как у цистерцианцев, у премонстранцев существовало деление на конверзов и собственно премонстранцев, в свою очередь делившихся на священников (canonici) и клириков (clerici).
Вполне уподобляясь монашескому ордену, премонстранцы не забыли своей миссии и идеалов Норберта. Их усилия прежде всего были направлены на насаждение и реформу канонической жизни, на реформу белого духовенства вообще. Но наряду с этим стояла и пастырская деятельность – энергичное осуществление миссии клира и оживлённая проповедническая деятельность, имеющая в виду уже не только клир, а и мирян. Премонстранцы более других каноников соответствовали видам и намерениям стремившейся к воздействию на мир Церкви, как каноники вообще были пригоднее и удобнее для этой цели, чем монахи. И не только желанием поднять и удержать на должной высоте «каноников Августина» руководила Церковь, объединяя их, предписывая всем конгрегациям общие годовые Соборы, а и хорошо понятыми своими основными задачами. Консолидация монашества и торжество каноникатов в среде белого духовенства казались руководящим кругам Церкви завершением её здания. Церковь располагала теперь и людьми, ведущими совершенный образ жизни, и могучими орудиями воздействия на мир, направляемыми твердою рукою Папства. Она могла спокойно и уверенно запретить на Латеранском Соборе 1215 года создание новых орденов: старых было достаточно и ими, думалось, аскетический идеал был выражен во всех возможных своих индивидуализациях. Произнося это запрещение, Церковь руководилась совершенно определёнными опасениями, зловещими признаками религиозного разногласия, но она не видела его причин, стоящих в ближайшей связи с расцветом монастырской жизни в XII веке.
Глава X. Рыцарские ордена
1. Аскетический идеал оказывал влияние не только на церковные слои. Он воздействовал и на мирян, и от этого слияния его с идеалом рыцарства получилась своеобразная форма – рыцарские ордена. Не будучи ещё аскетическим и не сливаясь ещё с монашеским, рыцарский идеал был уже идеалом христианским. Рыцари – «cil que Damedieu servent de loïal cuer entier» – те, кто верно служат Господу Богу всем своим честным сердцем – были, по мысли идеологов, защитниками слабых и безоружных, вдов и сирот, защитниками христианства против неверных и еретиков. Стать рыцарем значило «поклясться ни шагу не отступать перед неверными» – «Mieux vaurais être mors que coars appelés» – лучше умереть, нежели заслужить имя труса. Иуда Маккавей однажды во главе сотни встретился с двухтысячным врагом и не убоялся, надеясь на Бога, – «fiance que Dex li aidera» упование на то, что Бог поможет. Миссия защиты паломников в Святую Землю, помощи тем из них, которые, больные или бедные, в ней нуждались, защиты Гроба Господня от неверных вытекала, таким образом, из идеала христианского рыцарства. Благодаря господству аскетического миросозерцания она сочеталась с принесением монашеских обетов, и так возникли рыцарские ордена. В XI веке в Святой Земле появились иоанниты. В начале XII века там возникли храмовники (тамплиеры). В XII же веке создалось много рыцарских орденов, среди них тевтонский и испанские Калатрава и Алькантара. Тогда же каноники святого Элигия, соединясь с появившимся ещё в 1161 году рыцарским орденом святого Иакова, составили Ordo militaris crucigerorum (1171 г.).
