Дмитрий Гаврилов - Время богов и время людей. Основы славянского языческого календаря
«Сильным» праздник будет тогда, когда соответствующая лунная фаза придется на праздничный день солнечного календаря. Так, для Купалы это будет полнолуние, а для Коляды (Корочуна), напротив, новолуние. Чем дальше от даты солнечного праздника будет отстоять эта фаза, тем слабее будет событие. В таком случае следует ожидать, что для достижения желаемых последствий для участников обрядового действа потребуется приложить больше усилий.
Отнюдь нельзя исключить вероятность того, что описанное обстоятельство легло некогда в основу длящихся праздников. Ведь традиция предполагает, что праздник длится не один день (сутки) и что готовиться к нему надо самое позднее с кануна, с сочельника.
На деле хорошо известно, что еще за несколько дней до собственно праздника народный обычай требовал совершения различных жестко ритуализированных действий подготовительного свойства. Здесь речь может идти о ритуальных ограничениях, приготовлении обрядовых напитков или пищи и т. п. Говоря языком современной психологии, можно сказать, что праздник требовал «вхождения» в него. Сходным же образом обычай предполагал и «выход» из праздника, возвращение к повседневности. Если читатель задаст себе труд внимательно изучить народный календарь примет и обычаев (пусть даже церковный или «двоеверный» этнографический), он с легкостью обнаружит такие дни.
«В народном укладе жизни каждое значительное празднество – это не только “эмоциональная разрядка” от трудовых будней, но это и своеобразный “итог” прожитому отрезку времени, и одновременно «подготовка» к следующему периоду. Как “итог”, так и “подготовка” осуществлялись через вполне определенные обряды и ритуальные действия» (Тульцева, 2000, с. 128).
Обычно приготовления начинались за 3–4 дня до праздника, а выход происходил 3–4 дня спустя. И мы полагаем, что это совершенно правильно, ибо «вхождении» подразумевает прежде всего подготовку сознания, духа, вхождение в особое состояние, а «выход», в свою очередь, наоборот, возвращение в нормальное житейское русло. Если бы такого не было, его стоило бы придумать сегодня.
Причем дело тут вовсе не в похмельном синдроме, как могут подумать иные остроумцы, пьянство-то (во всяком случае, бытовое, не ритуальное) как раз настоящий народный обычай крайне не уважал, а всячески порицал, с пьяницами могли даже «бороться» всем миром. По крайней мере, так было до разрушения традиционной сельской общины.
Об «обрядовом минимуме» праздника
Прежде чем перейти к рассмотрению основных праздников годового цикла, полезно высказать несколько общих соображений. Повторимся: мы сознательно идем на ограничение приводимого перечня, полагая большую часть других событий не только не самыми важными, но и частью никогда в славянской архаике не существовавшими. Некоторые из них являются новодельными заимствованиями из сомнительных источников или своеобразными кальками обрядов православной церкви, другие же появились вследствие христианизации, «оторвавшись» от первоосновы и перейдя на другую дату вне связи с календарной основой – годовым перемещением в небе Солнца и Луны. В народной традиции, ряд этих дней именовался «полупраздниками», что очень точно отражало их сущность. Тем не менее, несмотря на все усилия клира,
«древнерусский народ в праздничный день, после христианского богослужения, удалялся в поля, рощи или на берега рек и начинал отправлять обряды таинственного языческого характера. Праздничный день таким образом, разделялся на две половины – утро посвящалось торжеству христианских понятий о дне, а вечер остатку языческих. И до сих пор древне-религиозные воззрения и обряды по местам еще крепко держатся в массе нашего народа. Многое, особенно из области обрядности, потеряло свой древний смысл, низошло на степень простых народных игр <…>; многое допущено у нас и терпится по своему безразличному характеру, не враждебному духу христианской религии, как, например, колядки, <…> увеселения на кладбищах, разнообразное употребление страстных и пасхальных свечей и пр. Но кроме этих мелких <…> обыденных обрядов есть еще очень много таких, которые прямо и ясно указывают на время и источник своего нехристианского происхождения; таковы, например, обряды на Троицын день, в день Иоанна Крестителя, Юрия весеннего и пр. <…>» (Поспелов, 1870, с. 344).
Этнография рассматривает обряд как разновидность обычая, «цель и смысл которой – выражение (по большой части символическое) какой-либо идеи, действия, либо замена непосредственного воздействия на предмет воображаемым (символическим) воздействием» (С. А. Токарев). Для тех читателей, кто предпочитает стоять на сугубо материалистических позициях, этого определения, скорее всего, будет достаточно. Сторонникам же природных верований стоит как следует поразмыслить над тем, какой именно смысл, идею, понимание собираются они вложить в то или иное обрядовое действо. В противном случае участие в праздниках и соблюдение обычаев совершенно лишено какого бы то ни было содержания, пусть даже человек возьмет себе самое что ни на есть расславянское имя и пошьет самую что ни на есть настоящую традиционную обрядовую одежду. Не внешность определяет содержание…
«Ритуал (от лат. ritualis – обрядовый, от ritus – религиозный обряд, торжественная церемония), вид обряда, исторически сложившаяся форма сложного символического поведения, кодифицированная система действий (в том числе речевых), служащих для выражения определенных социальных и культурных взаимоотношений (признания каких-либо ценностей или авторитетов, поддержания социально-нормативной системы и т. п.). В древнейших религиях ритуал служил главным выражением культовых отношений. В дальнейшем с развитием мифологической, а затем и религиозно-философской систем формируются мифологическая интерпретации ритуала и ритуальные средства “драматизации” мифа.
В любом ритуале существует инвариантный блок обрядов, которые составляют так называемый обрядовый минимум, без которого ритуал не может существовать как символический, ритуальный текст. Обряды не только объективно варьируют (формально и функционально) внутри одного цикла, но и перескакивают из одного цикла ритуала в другой. То же самое относится к обрядовым действиям внутри обряда» (Клопыжникова, 2008).
Авторы совершенно согласны с возможностью существования различных вариантов праздничной обрядности, однако считают весьма существенным упомянутый выше «обрядовый минимум», который в нашем понимании являет собою древнейший слой праздника и следование которому является ключевым для достижения тех целей, которые могут ставить перед собою участники действа. С нашей точки зрения, сюда должны входить как собственно обрядовые элементы действа, так и другие составляющие ритуального поведения, как то соблюдение половозрастных различий, требования к месту и ко времени совершения действа, к ритуальной пище и др.
Нижеследующее описание праздников годового круга призвано выделить основные черты такого минимума. Часть вынужденно является реконструкцией. Историко-этнографические свидетельства подобраны таким образом, чтобы показать малоизвестные ныне черты праздников.
Мы надеемся, что приводимые нами перечни не только являются ключами к пониманию смысловой стороны праздников, но и обеспечивают (при их соблюдении и наличии личных усилий участников) тот самый оздоровительный итог правильного праздничного действа.
Великдень
Ныне и в кругах ученых, и среди последователей природной веры, можно сказать, стало общепринятым каноном, что день весеннего равноденствия встречают и/или сопоставляют с Масленицей, а древнейшим названием этого праздника считают Комоедицы. Однако не все так просто и однозначно. Ряд исследователей давно уже высказывали вполне обоснованные сомнения по поводу предложенного некогда Б. А. Рыбаковым понимания. Так, название «Комоедица», которое толкуют как «Медвежий праздник»[19], распространено исключительно на территории Белоруссии и не является общеславянским. Появляется оно в источниках, начиная с XVII–XVIII в., и представляется весьма вероятным, что оно восходит к греческому «comodia».
Согласно «Словарю» Брокгауза и Эфрона,
«комедия, греч., вид драмы, изображение на сцене неразумного, мелкого, пошлого, возбуждающего смех; развилась в Греции из представлений на праздниках Диониса. В Афинах V в. К. представляет карикатурно-фантастическое изображение современных общественных событий и злобы дня (Аристофан). После запрещения затрагивать на сцене личность обществ. деятелей, К. постепенно обратилась в картину типичных явлений повседневной жизни (Менандр; римские подражатели Плавт и Теренций). К. новых народов вырастала как из римск. образцов (итал. commedia dell’arte XVI-XVIII в. странствующих актеров с постоянными типами и без писаного текста), так и из бытовых юмористич. интермедий, вставлявшихся в религиозные мистерии средних веков (народные фарсы); делится обыкновенно на К. интриги (Лопе де Вега, Скриб, Фрейтаг и др.) и на К. характеров (Шекспир, Мольер, Гольберг и др.), смотря по тому, что выступает на первый план, – характеры или комич. положения. – К. в России начинается народными обрядами и забавами, а также школьными интермедиями в западн. Руси, но эти зачатки не получили дальнейшего развития».