Владимир Щербаков - Асгард — город богов
— В честь вашего будущего полёта?
— Нет, пока только в честь открытия принципов машущего полёта. Я открыл главный закон такого полёта. Крылья должны быть гибкими, движения похожи на движения рыбы-вьюна, я назвал это волновым движителем.
— В махолёт вам придётся впрягать бабочек и стрекоз, не так ли?
— Нет, мне нужны бамбук от удочек, кожа, резина, замша, дома валяется старая дублёнка.
— Нет-нет, не делайте этого! Старая дублёнка после перестройки пойдёт по цене новой!
— Хорошо. Заменю другими упругими материалами.
— На сэкономленные деньги мы сможем здесь заглядывать почаще в бар. Логично?
— Да. Начнём реализацию этих средств хоть с завтрашнего дня!
— Так долго ждать?
— Простите, я хотел сказать: с сегодняшнего дня.
— Так и быть, принимаем приглашение, возвращаемся в бар. Вы сможете подробнее рассказать там о принципах полёта чаек и голубей, это нас тоже очень интересует. Почему они летают, а?
Мне стало не по себе. Это могло быть случайностью, Но… неужели они знали о той чайке? Видели меня тогда на пляже в Алуште? Пауза. Я не знал, что сказать. Не может же левитатор так опростоволоситься, что примет язвительную насмешку за серьёзный вопрос да ещё начнёт рассказывать о крыльях чаек. Что подумает публика?
Ну, я выразился почти математически, они не совсем так среагировали, как это было бы, если б знали про чайку. Сели за столик. Вдруг опять: как летают чайки?
— Может быть, начать с рябчиков, глухарей?
— Нет, с чаек.
— Какое совпадение, я думал о чайке, вы спросили о том же, об этой самой птице. Случайность? Телепатия?
— Да, мы читаем мысли. Обе очень хорошие телепатки. Вам это на руку, освобождает от необходимости все объяснять.
— Как здорово! Есть вещи, которые трудно объяснить необычным девушкам.
— Я сделал усилие и ушёл от темы чайки, мне было бы сейчас неприятно, если нашёлся бы человек, который оказался в роли наблюдателя. Не люблю, когда за мной наблюдают, а я нет.
ПОЯВЛЕНИЕ ВАСИЛЬЕВА
Витя Васильев явился на следующий день, явился без помпы, буднично, его глаз был оттенён синяком — саданулся на гонках.
Мы ждали их в кафетерии за столиком, я сидел лицом к раскрытой двери, чтобы увидеть и пригласить их. Кофе остыл, но их не было. Мы прошли на крохотный базар, где осталась лишь самая отважная бабуся, пытавшаяся продать даже последний килограмм клубники за восемь рублей — это две дневные зарплаты инспектора, инженера или молодого рабочего.
Мы вернулись на пятачок у магазинов. Две элегантные дамы ждали нас. Не сразу их можно было узнать: удивительные сочетания цветов их кофт, блузок, юбок, гетр тому причина да ещё туфли с французским каблуком, делавшие их ещё выше ростом и потому красивее, небеснее.
Слева подрулил таксист и за левую же цену согласился доставить нас в Ялту. Мы как бы поплыли между небом и морем в мягких сиденьях, на поворотах нас легко качало, сквозь дождевое низкое облако мы пролетели в одну минуту. Зелёный склон справа опять золотило солнце, стало весело, легко, пока мы не врезались — так мне показалось — в ялтинские лабиринты улиц. Магазины. Постовые на углах, на других углах — парни со спиртным, цена — два номинала. Бродячие фотографы, муравейники площадей, сами муравьи и муравьихи. Вроде нас. Мидгард. Средний мир, где живут люди или делают вид, что живут.
Балаганчик. На закат от площади. Это шашлычная. Восточная. Узбекские блюда в исполнении вновь появившихся здесь крымских татар. Это единственный шанс. Пивные залы так грязны, что входить туда нашим дамам можно лишь в тёмных очках и противогазах. Как везде, конечно. Ничего другого нет на морскую милю в окружности. Обычные хлопоты, уговариваю продлить рабочий день балаганчика за мой счёт. Заказ принят! Вдруг вспоминаю: магазин с удочками закрывается через полчаса. Это важнее всего для меня сейчас. Если какой-нибудь мудрец вот сейчас, под руку, скажет мне, что эти удочки через месяц будут валяться в сарае моего друга под Москвой, я без труда опровергну его построения. Но есть выход. Подхожу к одному из парней у мангала. Объясняю. Ещё раз. Ответ: столько удочек не дадут. Это меня не убеждает.
Потом вспоминаются Куприн и его персонаж из «Поединка», денщик, доводящий до сведения офицера с некоторым акцентом: «Буфенчик папиросов не даваит».
Нужно что-то предпринять. Я порылся в карманах, извлёк какой-то московский рецепт, вероятно, поликлиники Литфонда, на нем огрызком карандаша, который тут же охотно подарила мне Оля, жирно написал: «Один татарин, два аула, сто десять удочек». Я вручил ему этот рецепт с напутственным словом:
— Беги, дружище Ахмет, вот деньги, прочитай там, этим, нашу с тобой визитку. Пусть попробуют не дать. Ты понял?.. Тогда в путь. Надеюсь, ты вернёшься с удочками. Буду ждать здесь. Ну а если исчезнешь, дружище, то потом не узнаешь это замечательное кафе, ведь мне приходилось на лету перебивать кирпич пополам ребром ладони. В путь, дружище, в путь!
— Сумасшедший! — воскликнула Оля, когда Ахмет растаял в облаке выхлопных газов трейлера.
— Почему?
— Он исчезнет.
— Э, нет, не исчезнет. Если бы я был здесь во время войны, то не допустил бы, Хельга, всех этих безобразий с эскадроном смерти.
— Но ты тогда ещё не успел родиться!
— Успел, Хельга.
— Да? Ты такой пожилой?
— Похож на пожилого?
— Бросьте молоть чепуху, — воскликнула Ира. — А этот аттракцион с удочками вам, первооткрыватель Асгарда и создатель первого в мире махолёта, даром не пройдёт, вот увидите.
— Готов держать пари на семь поцелуев на центральной набережной Ялты или всего на три на вечерней набережной Гурзуфа.
— Я присоединяюсь, — меланхолично заметил Виктор.
— Готов заказ! — донеслось из балаганчика. — Кто будет сервировать?
— Разумеется, я буду сервировать.
Через три минуты я вернулся к столику с, бумажными тарелками.
Исполняя эти почётные обязанности, я услышал ласкающий слух вопрос:
— А ты правда перебиваешь кирпич пополам ребром ладони, да ещё на лету?
— Разумеется, это правда. — В этих случаях нужно проявлять твёрдость даже в интонации, и женщина обязательно поверит, смотря, конечно, кто говорит.
— Не верится.
— А я верю, — почти воскликнула Ира.
— Стол накрыт, — я мгновенным движением извлёк из чёрного пластмассового пакета портвейн, купленный с рук в центре города, движение моей руки было не замечено, и потому я заработал аплодисмент.
— Браво!
— Бис!
На «бис» я достал так же стремительно второй сосуд.
— Вторая амфора с нектаром!
— Расскажите об Асгарде!
— Ещё чего!.. — остановил я этот небольшой коллектив. — Асгард — это серьёзно, лучше поговорим о махолётах, мне пришло в голову, что испытывать эту птицу мы будем на стадионе регби, и я прыгну с верхней трибуны, чтобы подняться ещё выше, но не так высоко, как Икар. Идёт?
— Идёт! А хватит у вас денег, чтобы завершить постройку?
— У человека, открывшего Асгард, не может не хватить денег на такую мелочь, как первый в мире махолёт! — внятно и громко парировал за меня Виктор, овладевший в совершенстве нашей общей аргументацией.
— Это правда, — сказал я. — Я был счастлив в ту ночь, когда бродил по набережной, названной мной в честь проекта Набережной махолётов, до утра все основные расчёты были готовы, а главное, я открыл закон машущего полёта, который верен для птиц, бабочек, стрекоз, жуков, комаров, божьих коровок…
— И женщин! — подхватил Виктор не очень удачно и не был поощрён. Витя предал меня. Они узнали об Асгарде. Можно было представить себе, что он им порассказал. Хоть стой, хоть падай. Такие дела. Я даже побледнел, Они этого не заметили. Ну как можно отказать Ире, если она спрашивает о том самом тоннеле?..
— Ладно. Дал слово забыть здесь все это, но не получается. Ну, тоннель, совсем круглый, в начале не совсем светло, а на противоположном конце яркие лучи, зарево.
— А потом?
— Райская роща. Точнее, роща Гласир. Пурпурные яркие листья, кроны как будто охвачены огнём. Стена. Дворцы, малиновые внизу, белые вверху. Может быть, это вообще такой воздух, внизу как бы один свет, вверху другой.
— Это там, в Асгарде?
— Там. Свет разный, внизу и вверху, что же удивительного в этом? Это же не пляж дома отдыха «Гурзуф». Почему там не может быть двух ярусов, по-разному освещённых?
— Что такое этот круглый тоннель? — спросила Оля. — Непонятно.
— По нему летят души в рай. Что же тут такого удивительного?
— Да? — почти воскликнула Ира. — Это как? Души — в рай?
— О чем я вам говорил! — С отчаянием, картинно заломив руки, возгласил Витя Васильев. — Все поняли, кроме самого главного! Говорил же, что роща Гласир — это райская роща, что Асгард — это и есть город-сад, или, проще, рай.
— Как же так… — растерянно пробормотала Оля. — И откуда там тоннель? Это что, линия метро на небо, да?
