Александр Свечин - Эволюция военного искусства. С древнейших времен до наших дней. Том первый
Однако, принцип общей воинской повинности, существовавший у римлян, при наличии точного учета всего населения, и осуществлявшийся германцами на патриархальных условиях, при существовании родового быта, в средние века, не знавший ни грамоты, ни статистики и учета, мог являться только бумажной декларацией.
Полуграмотное средневековье не могла бы использовать точно установленное законами и уставами распределение налогов и обязанностей и не нуждалось в нем. Контроль возможен только по отношению регулярной военной силы, где можно инспектировать наличность людей, запасов и степень обучения и усвоения уставов. В средние века, когда вопрос шел преимущественно не о числе, а о квалификации отдельных, иррегулярных бойцов, единственный возможный контроль подготовки представлял поход на врага. Не принуждение, а добровольное желание было главным импульсом военной подготовки в средние века. А потому военное дело могло существовать только в хозяйских руках. Так как политическое значение каждого герцога и графа зависело от того, как оценивалась его вооруженная свита в походе, то его добровольное желание не уступать соседям и являлось главным двигателем. Закон играл придаточную роль[66] и нормировал преимущественно военные обязательства иноплеменных вассалов, получая в этом случае часто характер договора о найме. Воинская повинность всего населения обратилась в фикцию; если за нее еще держались и подтверждали призывами, то только потому, что эти в действительности неосуществимые призывы являлись замаскированным налогом, так как они ставили население в зависимость от графов и заставляли его откупаться.
Такие призывы масс на военную службу при натуральном хозяйстве в средние века являлись бесцельными и потому, что та магазинная система продовольствия, которая применялась римлянами, не могла быть восстановлена. В государственную казну налоги не поступали, государство не могло взять на себя обязательства довольствовать призванных в армию; каждый должен был являться на призыв со своим продовольствием. Водные пути, игравшие в Риме такую важную роль при сборе запасов, в средневековье не имели характера коммуникационных линий, так как для Использования их отсутствовала требуемая организация.
Снаряжение в поход. При завоевании Карлом Великим Саксонии запасы на армию не сосредоточивались хотя бы на переправах через Рейн: каждый воин, или группа их, был обязан явиться на сборный пункт на границах театра войны с 3-месячным запасом продовольствия; так как по пути разрешалось пользоваться только дровами и зеленым фуражом, а воину с берегов Луары предстоял конец свыше 700 километров длиной, то выступать приходилось с 4-месячным запасом продовольствия, нагруженным на повозки и гонимым в виде гуртов скота; покупать на месте продовольствие мобилизованный феодал мог бы только на денежный знак, вносимый его крестьянами, а у последних при натуральном хозяйстве денег вовсе не было. Операция могла продолжаться только короткое время, так как месячный запас продовольствия нужно было сохранить на обратный путь. Война получила прерывчатый характер. Если в 33 года (772–804 г.) Карлу Великому все же удалось справиться с завоеванием Саксонии — с задачей, перед которой отступил Рим, сосредоточивавший в 8 раз более многочисленную армию, то, главным образом, потому, что противник был уже не тот. Саксонский родовой быт также уже разложился.
Каждый воин[67] нуждался в слуге; на двух воинов, по крайней мере, нужна была парная или четверочная повозка; за 6-тысячной армией уже тянулся на многие десятки верст обоз в 3–4 тыс. повозок и тысячные гурты скота. Армия, действовавшая бы по одной дороге и насчитывавшая бы свыше 10 тысяч бойцов, вообще не могла существовать.
Естественно, что массы народа, привлекавшиеся раньше к военной службе, отошли от нее, и только в редких случаях, для отражения варварского вторжения, собиралось общее ополчение; но и оно становилось пережитком старины. Военный класс становился небольшой частью народа, и чем меньшую часть он образовывал, тем более прочною профессиональную закваску он получал.
Квалифицированный воин средневековья нуждался в квалифицированном, дорогом металлическом вооружении, в дорогой крупной лошади, которая могла бы возить закованного в железо всадника. Вооружение и лошадь одного воина расценивались в IX веке в стоимость 45 коров. Если принять во внимание, что нужно было в дополнение снарядить конного слугу, приобрести парную повозку с запряжкой и нагрузить ее запасами, то окажется, что стоимость снаряжения одного бойца в поход равнялась стоимости всего крупного скота целой деревни. В эпоху великого переселения народов воин шел все вперед, на добычу, не оглядываясь назад. В средние века воин стал уже оседлым, добыча отошла на второй план сравнительно с тяжелым бременем, которое представляло снаряжение в поход. Это бремя было, очевидно, непосильно отдельному лицу, жившему на личный заработок. Воинов могло быть лишь немного. Все причины, вместе взятые в период, начиная с IV и, кончая IX веком, вели к постепенному переходу от призыва в войска всего народа к призыву одних вассалов.
Социальные и тактические предпосылки рыцарства. Дружинники германских королей, назначавшиеся графами, т. е. губернаторами, и их помощники — органы новой варварской правительственной власти, быстро оказались крупными земельными собственниками и положили основание новому господствующему классу, который продолжал пополняться выдающимися рядовыми воинами. В IX веке окончательно сложилась феодальная военная система; различие между воинами-завоевателями и туземцами, между свободными и несвободными стерлось, и началась кристаллизация общества. Профессиональный, наследственный воин, владелец лена, вассал стал все резче выделяться от невоинов, образовавших массу населения. В XII веке окончательно сложился господствующий рыцарский класс; до этого времени он имел открытый характер — каждый рыцарь мог ударом меча посвятить в рыцари любого воина, но с этого времени выдвигается требование, чтобы посвящаемый происходил от родителей-рыцарей; рыцарское достоинство получает тесное, обособленное значение; то, что раньше подразумевалось под рыцарством, теперь разделилось на собственно рыцарей и сержантов, кнехтов[68], вооруженных слуг.
Возникновение этой перегородки в военной касте между рыцарями и нерыцарями имело основы и в тактике и в общей структуре средневековья. Армия должна иметь скелет. Средневековая государственная власть не могла дать военного воспитания, и последнее являлось исключительно достоянием семьи и класса. Род оружия ставился наследственным, рождение — родом оружия. При отсутствии тактических единиц успех боевого столкновения ставился в исключительную зависимость от квалификации отдельных воинов, сохранять квалифицированного воина могли только совокупные усилия семьи и класса. Обучение имело чисто индивидуальный характер. Единственными центрами обучения являлись княжеские дворы. Социальное положение и классовое сознание предъявляли к рыцарю крупные требования, воспитывали его в определенной морали и развивали в нем до крайности славолюбие. Трусливый или слабый рыцарь — это был, прежде всего, изменник своему классу. Неподходящих для военной карьеры сыновей феодалы направляли в духовное звание. Сложилась и нашла свое выражение в сагах и песнях особая рыцарская идеология, с рыцарским идеалом прекрасного, с призывом рыцаря к самодисциплине, с указанием на его высокую задачу — быть слугой вечных идей, представляемых церковью[69]; рыцарь должен отличаться от простых смертных утонченным обращением — он тянется к придворным манерам; средневековый писатель, описывая, что должен знать рыцарь, требует, чтобы рыцарь знал, как подавать кушанья и как служить за столом. Рыцарство в беспрестанных войнах упражнялось во владении оружием[70], а в периоды мира тренировалось в нем на турнирах. Турниры родились во Франции; сначала на турнирах рыцари показывали свое искусство в верховой езде, а затем турниры обратились в одиночные или массовые поединки на тупых копьях; иногда, при тяжелом вооружении, турниры происходили и на остром оружии. Тщетно церковь стремилась запретить эти очень опасные упражнения (Реймский собор — 1131 г.); мода на них распространилась из Франции на весь Запад.
Другая причина, вызвавшая выделение рыцарского класса, заключается в усложнение рыцарского снаряжения. До IX века воины были исключительно конные, с хорошим, но не слишком тяжелым предохранительным вооружением, которые дрались как на коне, так и пешком; существовал только один род оружия, который решал все выпадавшие на войне задачи. Однако, затем, с каждым столетием средневековья, рыцарское вооружение становилось все более тяжелым. Начиная, с XII века, бронировались не только всадники, но и лошади. Рыцарь на походе сделался несамостоятельным, ему понадобилось несколько лошадей и вооруженных слуг. Выяснилось значение метательного оружия. Рыцарю оказались нужны стрелки, которые прикрывали бы его от неприятельских стрелков; появились пешие лучники и копейщики, оруженосцы, пажи, а после опыта Крестовых походов — конные лучники, по примеру восточных народов. В помощь рыцарям народились новые роды оружия.
