Анна Антоновская - Базалетский бой (Великий Моурави - 5)
"Не успело солнце окунуться в синеву, уже убежал. Что, его чинка щекочет? Сколько ни учи, все князем остается. А разве трудно понять, что для жены-царицы другое нужно! Да, я должна стать царицей, иначе не родилась бы дочерью Баграта. Симон? Слишком слаб. Шадиман за него думает, поэтому и сам поглупел. Но... когда от Саакадзе избавимся, то и Шадиман может отбыть в Марабду и желтеть в своей усыпальнице, как лимон. Нам он надоел, как одноцветный бархат. Хорошо вчера старшая жена минбаши сказала: "Если аллах лишает женщину власти над мужчиной, то пусть лучше не дает ей красоту". А разве не весь гарем восклицает: "Ханум Гульшари прекраснее всех!" Не подобна ли я жемчужине на шахском тюрбане? А что жемчужина имеет от своего блеска?.. - Вылив на ладонь несколько капель розового масла, стала растирать чуть пополневшие, но еще упругие груди, потом лениво спустила ножку, стараясь попасть в сандалию. - Где попрятались служанки?"
Гульшари резко ударила серебряной палочкой в круглый шар и уже хотела наградить оплеухой вбежавшую старшую прислужницу, но та таинственно прикрыла за собой дверь. Гульшари насторожилась.
- Пресветлая царица! - она иначе не называла Гульшари, зная, что более других награждались ударами те прислужницы, которые наедине не величали княгиню царицей, но просвещать разинь было не в ее интересах. - Как прекрасна сегодня пресветлая царица! Глазам больно, точно от солнца. И кто сумеет думать о своем могуществе, когда в Метехи царит повелительница всех красавиц Картли?
- А разве здесь есть могущественнее, чем царь царей, мой брат? - с притворным равнодушием спросила Гульшари.
- Пусть у того тыква на плечах высохнет, кто такое думает! Ведь не успели ворота Метехи закрыться за солнцеподобной царицей и царем царей, посыпались, как орехи, арагвинцы, и малый двор заполнили и большой прихватили. Князь Зураб осмотрел каждого отдельно, кого по плечу похлопал, кому смешное сказал, - и все на него так преданно смотрели, как ангелы на голубя.
- А еще что было? - нетерпеливо топнула ногой Гульшари, кивнув на прозрачную рубашку, свесившуюся с табуретки.
- А еще голубь велел остаться всем ангелам в замке, - словоохотливо сообщила прислужница, помогая Гульшари надеть рубашку, - весь задний двор заполнили. Сейчас у князя шестьсот телохранителей, а у царя царей триста...
- Не твое дело, дура, считать, сколько их у царя! - досадливо прервала прислужницу Гульшари, прикрепляя к голубоватой кисее красные розы. - Вели оруженосцу просить пожаловать сюда князя Андукапара и подай мне малиновое платье с узором.
Поспешно одеваясь, Гульшари едва сдерживала новый прилив гнева. И не успел Андукапар войти, как она выслала прислужницу и обрушилась на мужа:
- Про дерзость Зураба уже знаешь? Или только на мою зоркость надеешься?
- Почему дерзость? - недоуменно пожал плечами Андукапар. - Он же обещал выделить сарбазские тысячи для сопровождения ханов. Наверно, оружие проверить захотел.
- Проверить, у кого больше перьев в крыльях - у ангелов или у голубя. Жаль, твой рост длиннее твоего зрения, иначе увидел бы, что арагвинец перед нами кичится. И почему чуть свет летишь сторожить порог опочивальни Шадимана? Не тебе ли, мужу царицы Гульшари, все должны до земли кланяться? Почему держишь себя не как брат и наследник Симона?
- Гульшари! Молю, как Христа... или как Магомета... это одно и то же... - Андукапар открыл дверь и снова прихлопнул. - Если Шадиман или Симон услышат, а это одно и то же, не иначе, как снова увидим замок Арша.
- Хо... хо... еще кого боишься, долговязый петух? Видно, у тебя больше перьев!
- Никого не боюсь так, как твоего языка, а моя шашка отточена не хуже чем мечи у светлейших. Но советую помнить о желании шаха Аббаса видеть свою племянницу царицей Картли, а сына ее - наследником!
- Не смей засаривать мои уши сгнившей травой! Никому не уступлю корону, а Шадиману, который заслонил твое светлое знамя черной буркой Зураба, пора...
- Не договаривай, Гульшари. Запомни крепко: Шадиман помог Симону вернуться на царство, помог нам покинуть Арша и еще... поможет, когда настанет час избавиться от Зураба. Не забывай также, что мой брат Фиран женат на его сестре, - ведь родственник. А что без Шадимана Метехи?
- И ты, князь, не смей договаривать! Родственник! Давно об этом забыли! Метехи для династии Багратиони, а не для...
- Ни один Багратиони не удержится на троне без поддержки могущественных князей! - воскликнул задетый Андукапар. - Прошу, Гульшари, не обостряй наши отношения с Шадиманом. Мы и так одни, князья бегут из Метехи, как крысы из горящего амбара.
Гульшари подправила локоны, спущенные к щекам, жемчужные подвески, ударила в шар, приказала вбежавшей прислужнице позвать князя Мдивани и, не удостоив мужа ни единым взглядом, направилась в "дарбази для встреч".
Едва вошел молодой князь, как она отправила его в царские покои справиться у гостеприимца, здоров ли царь, и предупредить, что она, царевна Гульшари, соизволит лично предстать перед "тенью пророка" с утренним приветствием. Хотя Симон, побаиваясь сестры, и просил всегда жаловать к нему, не оповещая о том Метехи, но Гульшари строго соблюдала дворцовые правила, желая этим подчеркнуть и свою власть и недоступность царя. Иначе, думала она, всякая обезьяна перестанет считаться с таким венценосцем, как ее брат. И Андукапар обязан был подчиниться прихоти Гульшари. Она не ошиблась, находящиеся в Метехи придворные невольно следовали их примеру, и, к удовольствию Шадимана, хоть некоторая доля уважения к величию царя была соблюдена.
Странная выходка Зураба если не возмутила, то удивила Шадимана. Решив отложить разговор с Хосро о предложении католикоса, Шадиман поспешил обсудить с царевичем новую "арагвскую головоломку".
На утреннее совещание первым пришел Андукапар, вторым Иса-хан, а последним Зураб.
- Бисмиллах! - воскликнул Иса-хан, придавая голосу сладость шербета. Тебя ли видят мои опечаленные разлукой глаза? Пир наполовину был нам усладой, но в поисках причин тому мы остановились в оазисе догадок, ибо сказано: не ищи смысла там, где виден умысел.
- Хан из ханов, когда явился твой гонец в баню, я был мокрый, как рыба, и не осмелился побежать на твой зов. А когда высох, не услышал твоего призыва и покорно проскучал, ибо сказано: не спеши туда, где тебя не ждут.
- А не потому ли не спешил ты, князь Зураб, - Андукапар хихикнул, - что самовольно размещал в царском замке никем не прошенных арагвинцев?
- И до меня дошло, Зураб, о дружеской встрече арагвинцев со своим владетелем под гостеприимной крышей Метехи.
- А значение принятия мною святых таинств до тебя не дошло, Шадиман?
- Дошло, как изумление доходит до рассудка.
- Благосклонная к витязям анчисхатская божья матерь меня осенила, Зураб вызывающе положил руку на пояс, словно на рукоятку меча, - поэтому не удивляйтесь моей прозорливости. К слову: разместил арагвинцев я не под крышей Метехи, а под небом. Да будет известно осторожным: когда витязь под скрежет сабель вместо зеленой долины видит бездну, обязан насторожиться. А на случай непредвиденной встречи с черным ангелом можно просить церковь отпустить грехи.
- Аллах сегодня лишил меня догадливости, но раз мы не на сборище дервишей, то повернем наши мысли в сторону Кахетинской дороги, - холодно произнес Иса-хан.
Тут послышались удары копий о каменные плиты, громкие голоса стражи, торопливые шаги. Порывисто вошел чубукчи и, стоя у дверей, взволнованно проговорил:
- Князь Зураб Эристави Арагвский, гонец из Ананури прискакал! Лоб белый, как доска, а от усталости шатается, как волчок. Тебя просит, князь!
Зураб в тревоге вскочил, но тотчас решительно опустился на тахту.
- Если уважаемые советники не против, пусть гонец сюда войдет.
- Пусть войдет! - нетерпеливо подтвердил Иса-хан.
Вошел гонец - бледный, одежда в местах, не прикрытых кольчугой, изодрана; заплетающимся языком он пробормотал что-то невнятное.
Зураб наполнил свою чашу вином и, попросив позволения у Шадимана, протянул гонцу.
- А теперь, Ясон, говори. Ничего не скрывай перед советниками царя! Что случилось?
- Мой князь! Еле живой вырвался, сам не верю как! Саакадзевцы чудом не убили. Ночью крались по Горийской дороге... Я, Спиридон и Реваз, как приказал Миха, их выслеживали. Не знаем, как днем, но ночью много конных видели. Спиридону удалось совсем близко подползти, и такое услышал: "Хорошо, Сафар-паша войско дал, но на целую неделю турки запаздывают. А разве не время испытать крепость тбилисских стен?" Тогда другой такое сказал: "Не хочет Моурави трогать Тбилиси, и без этого в одну сеть попадутся несколько птичек... Стойте, тут кто-то прячется!" Спиридон отполз и на коня уже вскочил, как вдруг саакадзевцы закричали: "Хватай! Вот они! Вот лазутчики Иса-хана!" И такое пошло, господин, страшно вспомнить! Хорошо, луна еще не вышла. Стрелы осыпали нас, в темноте сверкали клинки... Тогда Спиридон прохрипел: "Скачи, Ясон, в Тбилиси, предупреди князя!" Я погнал коня, и наши рванулись в разные стороны, сбивая преследующих. Не знаю, живы, нет ли, только я все же ускакал, светлый князь.
