Евгений Тарле - Адмирал Ушаков на Средиземном море (1798-1800)
Снабжение эскадры Ушакова зависело от двух ведомств снабжения: русского и турецкого. Можно себе без труда представить, как худо кормили ушаковских моряков турки. Но и из России все запаздывало.
Вот что писал, например, Ушаков «верховному визирю Юсуф-Зыю-паше» 30 марта (10 апреля) 1799 г.:
«Непременным долгом поставляют донести вашей светлости, что для продовольствия служителей вверенной мне эскадры морской провиант из Константинополя и из Мореи привозят на судах совсем негодный; сухари из нечистого разного хлеба, смешанного с мякиною и кострикой, весьма худы и притом много гнилых; вместо гороху, бобы совсем негодные, и доставляют не суп, а одну черную воду, почему служители есть их не могут, вместо гречневых и ячневых круп, худой нечистый булгур, смешанный с ячменем и овсом, и в которых множество целых зерен ячменных и овсяных, так что сколько его ни разваривают, зерна сии и мякину проглотить весьма трудно; вино красное привозят сборное из разных мест Мореи, малыми количествами, огорклое, с гарпиусом, окислое и к употреблению негодное; мяса соленого в привозе к нам и пo cиe время еще нет; малыми количествами и весьма дорогою ценою покупаю я его здесь, но и денег на покупку теперь у меня в наличии не имеется. От худой провизии служители, мне вверенные, начали во многом числе заболевать и умирать, и старший доктор с медицинскими чинами, освидетельствовавший нашу провизию, нашли, что люди больными делаются единственно от нее и представляют, чтобы такую худую провизию в пищу людям не производить. Посему всепокорнейше прошу вашу светлость повелевать как наискорее к нам провизию доставить лучшего качества, а худую повелеть выбросить в море или сложить куда-нибудь в магазины»89.
Но визирь сам воровал гораздо больше всех тех, на кого Ушаков мог приносить непосредственную жалобу. У кого же просить помощи? Ушаков и к русским властям обращался, но толку также не получалось. Отпускаемые казной деньги застревали по дороге.
Организация снабжения была поставлена и в русском и в турецком адмиралтействах из рук вон плохо. Одни суда с провиантом отправленные из Константинополя, «в зимнее время разбились», другие пришли с опозданием на четыре месяца.
Таким образом, поддержки «тыла» Ушаков в эту многотрудную весну 1799 г. почти никакой не имел, и это его угнетало и раздражало. «Из всей древней истории не знаю и не нахожу я примеров,- писал Ушаков 31 марта (11 апреля) 1799 г. рускому посланнику в Константинополе Томаре, - чтобы когда какой флот мог находиться в отдаленности без всяких снабжений, и в такой крайности, в какой мы теперь находимся. Мы не желаем никакого награждения, лишь бы только по крайней мере довольствовали нас провиантом, порционами и жалованьем, как следует, и служители наши, столь верно и ревностно служащие, не были бы больны и не умирали с голоду, и чтобы притом корабли наши было чем исправить и мы не могли бы иметь уныния от напрасной стоянки и невозможности действовать»90.
Кстати заметим, что и с наградами не очень расщедрились при дворе Павла Петровича. Павел наградил Ушакова бриллиантовыми знаками к имевшемуся у него ордену Александра Невского. Кроме того, за взятие Корфу Ушакова произвели в адмиралы. Прав был адмирал, когда писал впоследствии (14) 25 августа 1799 г. русскому посланнику в Константинополе Томаре: «За все мои старания и столь многие неусыпные труды из Петербурга не замечаю соответствия. Вижу, что, конечно, я кем-нибудь или каким-нибудь облыжностями расстроен, но могу чистосердечно уверить, что другой на моем месте может быть и третьей части не исполнил того, что я делаю. Душою и всем моим состоянием предан службе, и ни о чем более не думаю, как об одной пользе государевой. Зависть, быть может, против меня действует за Корфу: я и слова благоприятного никакого не получил»91. Впрочем, сам Томара был невиновен в интригах против Ушакова. Вскоре после того, как Томара узнал о взятии Корфу, он писал Павлу, что «многие из министров турецких в последнее время открыто говорили, что крепость без надлежащей осады и обыкновенно употребляемых при атаке средств взята быть не может»92.
Вчитываясь в письма Ушакова с о. Корфу, мы чувствуем, что, кроме безобразно организованного снабжения его эскадры, кроме вечной лжи со стороны турок и продажного турецкого правительства, кроме предательских козней Али-паши, адмирала раздражало еще нечто, о чем он почти вовсе не упоминает, если не считать редких, как бы невольно прорывающихся слов. Ушакова заливали лестью, восторженными приветствиями, осыпали восточными дифирамбами за взятие Корфу, завершившее так блестяще всю Ионическую эпопею русского флота, ему рукоплескали в Константинополе, его венчали лаврами освобожденные им греческие островитяне, но «иглы тайные сурово язвили славное чело…»
Раздражали и беспокоили Ушакова вежливые, но настойчивые требования Нельсона, давно уже звавшего его прочь от Ионических островов, ждавшего его там, где у России не было никаких интересов, но где англичанам нужна была русская помощь.
31 декабря 1798 г. (11 января 1799 г.) русский посол Томара послал из Константинополя Ушакову важное извещение: к союзному договору России с Турцией примкнула Великобритания.
«Приятным долгом поставляю сообщить вашему превосходительству копию союзного оборонительного трактата высочайшего договора с Портою Оттоманскою и секретных артикулов, на которой государственные ратификации 27 декабря разменены были мною у Порты с верховным визирем. Англинской оборонительный трактат, в виде приступления к нашему, был подписан 25, сего же течения, с уполномоченными Порты, коммодором Сидней Смитом и братом его, ризидующим здесь министром английским, уполномоченным к тому от его величества короля великобританского. Коммодор Сидней Смит командует в водах Порты морскими силами своей нации. Он прибыл сюда на 80-пушечном корабле «Тигре», на котором вскоре отправляется в Александрию, и объявлял мне желание учредить с эскадрою вашего превосходительства сообщение морем и план свой о том перед отъездом отсюда поручить мне имеет для доставления вам»93.
Но вместе с тем вдогонку за этим извещением о союзе с Великобританией посланник Томара посылает Ушакову и другое письмо (в тот же день), очевидно, убедившись из разговора с Сиднеем Смитом, что тот теперь поспешит потребовать от русского союзника действий очень трудных, очень опасных и абсолютно ненужных России, а нужных только Англии. Он решительно советует Ушакову не поддаваться советам Сиднея Смита и Нельсона и, «в удовлетворение требования лорда Нельсона отправя к Анконе по расчислению вашему (Ушакова - Е. Т.) довольно сильный отряд, самого вам главного пункта предприятий ваших, покорения крепости в острове Корфу, из виду терять не следует». Это Ушаков и без советов Томары знал. Разница между ними была лишь та, что Томара считал возможным в самый критический момент осады Корфу отделить «довольно сильный отряд» в Италию, а Ушаков твердо решил, что пока он не овладел Корфу, ничего и никуда он отделять от своих сил не станет, сколько бы и с какой бы настойчивостью английский адмирал этого ни требовал.
ДЕЙСТВИЯ ЭСКАДРЫ УШАКОВА У БЕРЕГОВ ИТАЛИИ
1. Ушаков и Нельсон
Настала теперь пора коснуться вопроса об отношениях Ушакова с Нельсоном. Эта тема является вполне естественным и необходимым заключением первой части эпопеи ушаковского флота в Средиземном море и как бы прямым предисловием ко второй части: от действий русский эскадры на Ионических островах - к действиям у южноитальянских берегов, в Калабрии, Апулии, Неаполе, Риме.
Непохож был великий русский флотоводец Ушаков на английского адмирала Нельсона. Ушаков, идя абсолютно самостоятельным путем, явился творцом новой наступательной тактики. Он не только поломал все догмы застывшей линейной тактики, господствовавшей в западноевропейских флотах того времени, но разработал и практически осуществил новые маневренные формы боя. Нельсон же, особенно сначала, был счастливым пoследователем и продолжателем своего соотечественника Клерка, талантливым реализатором его идей. Ушаков проявил себя как блестящий новатор морского боя и одержал замечательные морские победы, еще не имея никакого понятия о Нельсоне, задолго до того, как Нельсон получил сколько-нибудь самостоятельное положение в британском флоте, что случилось лишь в 1797 г., когда он отличился в сражении близ мыса Св. Винцента.
Западноевропейская историография отчасти по неведению, отчасти умышленно замалчивала Ушакова. В то же время она обстоятельно изучала и превозносила Нельсона. Да и у нас в России потомство долго было к Ушакову так же неблагодарно и несправедливо, как Александр I и тогдашние вельможи из русского морского ведомства.
В силу всего этого посмертная слава Нельсона оказалась быстро утвердившейся, в то время как заслуги Ушакова не были достаточно оценены и высокий талант его не получил вплоть до нашего времени справедливого и своевременного признания.
