Николай Шпанов - Поджигатели. Мюнхенский сговор
Когда шаги Гопкинса затихли вдали, Рузвельт нагнулся и, пошарив рукою под шезлонгом, нащупал книгу. Он открыл ее наугад, перекинул несколько страниц. Края их были уже достаточно потрепаны. Было видно, что книгу часто листают. На полях виднелись пометки карандашами разного цвета - первыми, какие попадались под руку.
Найдя интересовавшее его место, Рузвельт углубился в чтение. Все в этой книге было ему знакомо донельзя, но он не уставал ее читать. Глаза его сузились, и на губах появилась усмешка - тонкая, лукавая усмешка самого умного президента Штатов со дня смерти Авраама Линкольна.
Солнечный луч, пробившийся сквозь листву деревьев, зажег алым светом потрепанный красный коленкор переплета. Когда-то, видимо, золотые, полустертые буквы заглавия позволяли с трудом прочесть: "Мехен. Влияние морской силы на историю".
Телеграфист прикасался к клавишам, внутри телетайпа раздавался легкий стук, совершалось какое-то невидимое движение. Все было, как нужно, как рассчитано конструкторами и строителями аппарата, привычно для телеграфиста. Ему в голову не приходило анализировать сложный процесс, происходивший в аппарате, в проводах, соединявших Гайд-парк с Вашингтоном. Телеграфиста не интересовало то, что происходит в этот момент в телеграфной комнате Белого дома, такой же, как эта, только гораздо больше, не с одним, а со многими телеграфистами. Они тоже прикасались к клавишам аппаратов, связывавших резиденцию президента с государственным департаментом и с главным телеграфом в Нью-Йорке, откуда в воду океана уходила толстая свинцовая кишка трансатлантического кабеля. Единственно, что занимало телеграфиста, - стопка депеш, лежавших перед ним. Эта стопка, казалось ему, убывала слишком медленно, медленнее, чем следует для того, чтобы ему не нужно было задерживаться, когда закончится его дежурство. Сегодня это было бы чертовски некстати - у телеграфиста были свои дела. Ему казалось, что его личная жизнь не имела ничего общего с тою, что протекала в этом долге Гайд-парка.
Следя взглядом за строками лежавшей перед ним депеши, телеграфист машинально, не вдумываясь в передаваемые слова, трогал клавиши телетайпа.
Внезапно, прямо напротив него над дверью кабинета вспыхнула лампочка. Телеграфист выключил аппарат и подбежал к двери, но она уже отворилась и вошел адмирал.
Телеграфист напряженно вглядывался в его лицо, пока адмирал еще раз внимательно перечитывал депешу, прежде чем протянуть ее телеграфисту с лаконическим:
- На аппарат.
- Да, сэр.
Кажется, адмирал еще что-то хотел сказать, но из-за неплотно притворенной двери кабинета послышался голос Гопкинса:
- Хэлло, Уильям!
- Иду...
Адмирал скрылся за дверью.
Телеграфист положил перед собою лист новой депеши, и его пальцы заходили по клавишам.
Размышляя о том, что теперь-то ему уж непременно придется задерживаться на добрых четверть часа сверх времени, положенного дежурством, телеграфист, не вдумываясь в смысл, передавал слово за словом приписку, сделанную почерком Леги, к депеше, написанной Гопкинсом:
"Высказывая вышеизложенную мысль, правительство Соединенных Штатов отнюдь не формулирует тем самым своего мнения по существу возникшего спора".
15
Раньше, чем слова, отстуканные телеграфом в Гайд-парке, пройдя через государственный департамент в Вашингтоне, отредактированные и окончательно приглаженные, достигли Москвы и были прочтены поверенным в делах Соединенных Штатов Керком, они, зашифрованные личным кодом адмирала Леги, настигли Ванденгейма в пути из Парижа в Берлин.
Джон лежал на диване в заказном салоне, прицепленном к экспрессу Париж - Берлин, и, покряхтывая от удовольствия, просматривал веселенький парижский журнальчик, когда секретарь положил перед ним расшифрованный текст. Джон нехотя оторвался от картинок и небрежно пробежал депешу. Но тут же, забыв о журнале, он вторично внимательно, слово за словом, перечитал ее.
- Где мы? - бросил он через плечо секретарю.
Тот топтался в нерешительности; патрон был трезв, - как же он мог забыть, что находится в вагоне экспресса, мчащего его в Берлин?
- Сколько мы отъехали? - рявкнул, выходя из себя, Джон.
Секретарь поднял телефонную трубку и через минуту назвал маленькую станцию, находившуюся на незначительном расстоянии от Парижа.
- Шляпу и трость.
- Поезд тут не останавливается, сэр.
- Шляпу и трость!
Джон подошел к стенке вагона и потянул ручку тормоза.
Поезд еще скрипел тормозами и на полу вагон-ресторана гремели слетевшие со столов тарелки, а с антенны поездной радиорубки уже несся приказ приготовить в Бурже скоростной самолет, чтобы доставить в Берлин никому не известного мистера Горация Ренкина.
К вечеру того же дня Ванденгейм пересел в Берлине в ожидавший его автомобиль Геринга и помчался в замок Роминтен, куда этот "никому не известный американец" был приглашен "Наци номер два" для охоты на коз.
Джон, воображавший, что охота является лишь традиционной формулой Геринга для тайных переговоров, был искренно удивлен, увидев генерал-фельдмаршала в зеленой курточке, с животом, стянутым широчайшим кожаным поясом, на котором болтался охотничий нож. Голые колени с жировыми натеками виднелись между шерстяными чулками и короткими панталончиками. Все еще не принимая этого маскарада всерьез, Джон с неохотою взял предложенное ему ружье и уселся в маленький автомобиль, все заднее сиденье которого было занято тушею хозяина. Но когда он увидел, что среди скал, где остановился автомобиль, их ожидает несколько егерей с запасом ружей разных калибров, американец не выдержал:
- Не можем ли мы обойтись без этих молодцов?
Наступила очередь Геринга удивляться. Он не представлял себе, что может найтись смертный, который, попав в Роминтен, не пожелает полюбоваться редким зрелищем его прославленной охоты. Это было то, в чем он рассчитывал перещеголять Джона Третьего. Он-то мог себе сделать золотую ванну Ванденгейма, а пусть-ка тот устроит себе второй Роминтен!..
Удобно устроившись на краю высокой скалы, Геринг с неохотою отпустил егерей. Коллекцию ружей он сложил около себя, выбирая всякий раз другое, в зависимости от расстояния, на каком появлялась выгоняемая егерями коза.
Все это мало занимало Джона, и он проклинал в душе спектакль, мешавший овладеть вниманием хозяина. В конце концов он решил не стесняться и раздраженно проворчал:
- Может быть, мы сначала поговорим, а потом вы будете тут стрелять хоть до страшного суда.
Дерзость потрясла Геринга настолько, что он пропустил очередную козу и остолбенел, молча глядя на американца. Тот даже заерзал на своем месте, опасаясь, не хватит ли этого борова удар, прежде чем он успеет от него чего-либо добиться. Это было бы ужасно: во всей гитлеровской шайке Геринг был самым подходящим субъектом для сделки, которую хотел заключить Джон. Ему нужен был человек, способный сломить колебания Гитлера, который, несмотря на все англо-французские поощрения, уже готов был итти на попятный в чешском деле и который может еще больше испугаться, узнав об американо-советском демарше. Чтобы покончить с колебаниями самого Геринга, Ванденгейм привез ему в подарок огромный портфель, набитый шкодовскими акциями, и, кроме того, собирался гарантировать "ИГФИ", пайщиком которой состоял Геринг, овладение всей химической промышленностью Чехии, прежде чем англичане и французы успеют сообразить, что произошло.
Джон без стеснения выложил все это так, как если бы перед ним был не крупнейший вельможа империи, а обыкновенный биржевой жук.
Решительность и прямота натиска заставили Геринга забыть все свои чины, и он принялся торговаться без всяких церемоний.
Через час все было закончено. Ванденгейм поднялся, уверенный в том, что ненасытный толстяк не даст теперь остановиться немецкой военной колеснице, даже если бы Гитлер распластался перед нею собственною персоной. "Наци номер два", не сморгнув, задавит "Наци номер один"! Со своей стороны, Ванденгейм заверил Геринга, что нет на свете таких сил, которые заставили бы британское и французское правительства ослушаться, его, Ванденгейма, директив. Больше того: прощаясь с хозяином, Джон фамильярно похлопал его по коленке.
- Проделай как следует этот первый шаг, и не больше чем через полгода вся Чехия будет у вас в кармане.
- У меня или у вас? - с усмешкой спросил Геринг.
Чтобы ничего не отвечать, Джон громко рассмеялся. Он допускал, что этот толстопузый хитрец знает о его прямой заинтересованности и в Стальном тресте, и в "ИГФИ", и во всех других могущественных немецких объединениях, стремившихся ворваться в Чехословакию, но у него не было желания подтверждать это самому.
- Можете держать с Рузвельтом пари на миллион долларов: раньше, чем закончится осенний листопад, Судеты будут нашими, - сказал Геринг.
