Александр Кравчук - Закат Птолемеев
Клеопатра, взяв с собой лишь одного из друзей, Аполлодора Сицилийского, села в маленькую лодку и при наступлении темноты пристала вблизи царского дворца. Так как иначе трудно было остаться незамеченной, то она забралась в мешок для постели и вытянулась в нём во всю длину. Аполлодор обвязал мешок ремнём и внёс его через двор к Цезарю. Говорят, что уже эта хитрость Клеопатры показалась Цезарю смелой и пленила его. Окончательно покорённый обходительностью Клеопатры и её красотой, он примирил её с царём для того, чтобы они царствовали совместно. Во время всеобщего пира в честь примирения раб Цезаря, цирульник, из трусости (в которой он всех превосходил) не пропускавший ничего мимо ушей, всё подслушивавший и выведывавший, проведал о заговоре, подготовляемом против Цезаря военачальником Ахиллой и евнухом Потином. Узнав о заговоре, Цезарь велел окружить стражей пиршественную залу. Потин был убит, Ахилле же удалось бежать к войску, и он начал против Цезаря продолжительную и тяжёлую войну, в которой Цезарю пришлось с незначительными силами защищаться против населения огромного города и большой египетской армии» [58].
Чем по-настоящему дорожила Клеопатра
Рассказ Плутарха о событиях гражданской войны в Александрии содержит серьёзную хронологическую погрешность. Несомненно, это выглядело бы весьма эффектно — во время торжественного пира в честь примирения царской четы Цезарь чуть ли не в последний момент узнаёт об опасном заговоре. Легионеры мгновенно обнажают мечи и окружают праздничные столы. Предатель Потин, смертельно раненный, истекая кровью, падает на мраморный пол, и только Ахилла благодаря своей безграничной отваге вырывается из железного кольца стражи.
В действительности же — а здесь мы скорее должны верить рассказу Цезаря — Ахилла вообще не появлялся во дворце. С самого начала конфликта он находился с войском под Пелусием и сносился с Потином только через посланцев. Это верно, что, узнав о происках Потина, римский полководец приказал убить его; не исключено, что какую-то роль при этом сыграл цирюльник Цезаря и что царского опекуна убили во время пира, но всё это случилось позднее, когда гражданская война была уже в разгаре.
Зато вполне заслуживает доверия рассказ Плутарха о встрече Цезаря с Клеопатрой, тем более что он совпадает с описанием этих событий у Диона Кассия. Правда, между обеими версиями есть небольшое расхождение: по Диону, инициатива исходила от Клеопатры, а Плутарх пишет, что диктатор сам вызвал царицу. Впрочем, это не столь существенно. Гораздо интереснее другой факт, который мы должны признать абсолютно бесспорным: Клеопатра проявила тогда поразительную смелость. Прекрасно понимая, что она рискует жизнью, царица не побоялась почти совсем одна приехать в город и проникнуть во дворец, где на каждом шагу её подстерегали смертельные враги. Если бы её схватили — в порту или во дворце, — она была бы тут же убита и никто никогда не догадался бы о том, что с ней произошло.
Царица решилась на такое безрассудство, очевидно, потому, что считала своё положение отчаянным. По-видимому, Цезарь всё более определённо склонялся на сторону Птолемея и его сановников. И в этом нет ничего удивительного. Клеопатры он тогда ещё не знал, и судьба её была ему совершенно безразлична, а Птолемей и его сторонники уже оказали ему немалые услуги. Какие бы официальные заявления ни делал Цезарь, факт оставался фактом — смерть Помпея была для него даром небес. Клеопатра всё это понимала. Поэтому она видела единственный шанс на спасение в личной беседе с диктатором. Но, решившись на такой шаг, царица показала, что власть для неё дороже жизни.
Смелая поездка в Александрийский дворец даёт ключ для понимания поступков Клеопатры и в дальнейшем, во многие переломные моменты её жизни. Царицей всегда и прежде всего руководили честолюбие и жажда власти. Вот почему, проиграв в борьбе за власть, она лишила себя жизни.
Сражение за Восточный порт
Цезарь утверждает, будто он пренебрёг опасностью и остался в Александрии из-за неблагоприятных ветров — этесий, которые помешали ему выйти из порта. Какую ещё причину мог привести он — государственный муж, консул и диктатор, повелитель Рима? Не мог же он написать в своих записках прямо:
«Я остался в Александрии ради Клеопатры, потому что в случае моего отъезда она оказалась бы в смертельной опасности. Ради неё я сражался с войсками Ахиллы, хотя казалось, что они одним ударом уничтожат горстку моих солдат. Ради неё я пренебрёг делами Рима, хотя мои враги накапливали силы и готовились к новым войнам в разных провинциях…».
Однако, несмотря на предусмотрительную сдержанность Цезаря, подлинная причина александрийской войны с самого начала была известна всем. То, о чём деликатно умолчал полководец, дополнили очевидцы событий, свидетельства которых благодаря сочинениям Диона Кассия и Плутарха пережили века. До нас дошли и некоторые мелкие, но небезынтересные подробности о событиях тех лет. Например, то, что в глазах у Цезаря, когда он увидел отрубленную голову Помпея, стояли слёзы. Как настоящий мужчина, Цезарь ни разу не упомянул о своём впечатлении от этого ужасного зрелища. Зато лаконизм, с каким он пишет об отправленных к Ахилле послах, вызван причинами менее похвальными. Говоря, будто Ахилла приказал убить послов, даже не выслушав их, Цезарь хочет одного — опорочить египтянина. Действительно, такой поступок египетского военачальника был бы более чем странным. Это драматическое событие с большей достоверностью описано у Диона Кассия. По Диону, Ахилла, сразу разгадав намерения Цезаря, созвал солдатскую сходку, во время которой и были убиты послы. Он сделал это не сам, а подстрекнул своих людей, чтобы посредством преступления теснее связать их с собой.
Как же развивались события после того, как войска Ахиллы вступили в Александрию?
Здесь лучше всего снова предоставить слово Цезарю, потому что его записки всё же являются наиболее интересным и непосредственным источником:
«Полагаясь на эти войска и презирая малочисленность отряда Цезаря, Ахилла занял всю Александрию, кроме той части города, которая была в руках Цезаря и его солдат, и уже с самого начала попытался одним натиском ворваться в его дом. Но Цезарь расставил по улицам когорты и выдержал его нападение. В это же время шло сражение и у гавани, и это делало борьбу крайне ожесточённой. Войска были разделены на отряды; приходилось сражаться одновременно на нескольких улицах, и враги своей массой пытались захватить военные корабли. Пятьдесят из них было послано на помощь Помпею, и после сражения в Фессалии они снова вернулись сюда; всё это были квадриремы и квинкверемы [59], отлично снаряжённые и готовые для плавания. Кроме них двадцать судов — все палубные — стояли перед Александрией для охраны города. С их захватом враги надеялись отбить у Цезаря его флот, завладеть гаванью и всем морем и отрезать Цезаря от продовольствия и подкреплений. Поэтому и сражались с упорством, соответствовавшим значению этой борьбы: для одних от этого зависела скорая победа, для нас — наше спасение. Но Цезарь вышел победителем и сжёг все эти корабли вместе с теми, которые находились в доках, так как не мог охранять такого большого района малыми силами. Затем он поспешно высадил своих солдат на Фаросе.
Фарос, чудо строительного искусства, — очень высокая башня на острове, от которого она и получила своё имя. Этот остров лежит против Александрии и образует её гавань. Но прежние цари устроили на море каменную дамбу в девятьсот шагов длиной и таким образом соединили остров с городом узким, похожим на мост путём. На острове находятся дома александрийцев и посёлок величиной с город. Те корабли, которые по неосторожности или от бурь меняли свой курс и попадали сюда, делались добычей жителей Фароса, которые грабили их, точно пираты. Но против воли тех, кто занимает Фарос, ни один корабль не может войти в гавань вследствие узости прохода. Именно этого и боялся Цезарь; поэтому в то время как враги были заняты сражением, он высадил туда солдат, захватил Фарос и поставил там гарнизон. Таким образом, и провиант, и подкрепления могли безопасно подходить к нему морским путём. Он разослал гонцов по всем ближайшим провинциям и вывел оттуда вспомогательные войска. В остальных частях города сражения оканчивались вничью. Ни одна из сторон не бывала отогнана (этому мешала узость места), и лишь немногие с обеих сторон оставались на поле битвы. Цезарь занял наиболее необходимые места и за ночь укрепил их. В той стороне города была часть царского дворца, где вначале Цезарю отвели помещение. К ней примыкал театр, который образовывал своего рода крепость с свободным доступом к гавани и к царской верфи. Эти укрепления Цезарь в следующие дни усилил так, чтобы они служили ему стеной и не приходилось бы принимать бой против воли. Между тем младшая дочь царя Птолемея, в надежде овладеть вакантным престолом, удалилась из дворца к Ахилле и вместе с ним стала руководить военными действиями. Но скоро между ними начались споры о первенстве, вследствие чего увеличились подарки солдатам, так как каждый привлекал их на свою сторону не иначе, как ценой больших жертв. В то время как враги были заняты этим, Пофин (воспитатель молодого царя и правитель царства, находившийся в городской части, занятой Цезарем) посылал к Ахилле гонцов и ободрял его продолжать начатое дело и не падать духом. Но эти посредники были выданы и арестованы, и Цезарь приказал казнить Пофина» [60].
