Святослав Галанов - Святая Русь. История русской нации
Глава 2. «Кровавый террор». В этой главе автор рассказывает о массовых казнях русинского населения, обвинённого в предательстве. Их вешали на виселицах, на железных крюках, закалывали штыками, расстреливали… Ваврик описывает казни отдельно по каждому уезду. Приведу в качестве примера описание террора только в столице Галиции Львове и Львовском уезде: «На город Львов, как центр культурной жизни Галицкой Руси, обратили особое внимание все административные, полицейские и военные власти. В столице Прикарпатского края находились центральные органы просветительских и культурных галицко-русских обществ и организаций. После объявления мобилизации австрийской армии одним махом пера были закрыты все галицко-русские институты, организации, бурсы, приюты, редакции газет, учреждения. Всё имущество подверглось грабежу и разгрому. К каким бы выкрутасам теперь ни прибегали галицкие украинцы-сепаратисты, что они де не повинны в пролитии крови своих братьев, то их поступки, почины, дела и все их газеты, во главе с „Дiлом“ и "Свободою" обнаруживают иудину измену. На основании подлейших доносов в несколько дней были переполнены все львовские тюрьмы русинами. В тёмном углу «Бригидок» шла экзекуция за экзекуцией. Были повешены: Иван и Семен Хиль, рабочие из Пониковицы Бродовского уезда, Семен Шпорлюк из Фольварков Великих возле Брод, Антон Супликевич – крестьянин из Скоморох-Сокальского уезда, Валентин Кашуба, Александр Батовский и Василий Пержук из Лепинева Бродовского уезда, Антон Мановский из Дубровицы Яворовского уезда, Иван Шушинский – крестьянин из Хвойны Жолковского уезда, Пётр Козицкий и Андрей Пужак из Мокротина Жолковского уезда. Последнего казнили за то, что он под виселицей крикнул: «Да здравствует Великая и нераздельная Русь», доброволец-палач истязал его на эшафоте четверть часа. Не лучше было и во Львовском уезде. В с. Гонятичах австрийцы поставили под стеною хлева крестьян Василия Грищинина, Юстина Карпинского, Филиппа Опрыска, Григория Кордюка, 80-летнего Тимофея Дубинку, Казимира Карпинского и Степана Гринчинина и всех закололи штыками. В с. Острове офицер убил крестьянина Василия Зачковского; таким же самосудом были убиты: Николай Феджар из Дмития, Андрей Базиль из Лан, Иван Собский из Ярычева Нового по доносу Григория Жаткевича, Антон Маслюк, Дмитрий Михайлов, Григорий Сидоряк из Малых Подлесок, Антон Гминковский и Семен Тишийский из Борщевич. В с. Никуловичах бежавшие солдаты немилосердно избивали крестьян, а Ивана Таращука подвергли страшным пыткам: обрезали ему пальцы и губы и, наконец, задавили доскою. Крестьянина Ивана Брыкайла из Брюхович жандармы вывели на кладбище, велели ему выкопать яму и тут же расстреляли его. В с. Запытове, по доносу Хомяка, австрийцы выгнали людей из села в чистое поле, повязали верёвками и так гоняли их весь день, а под вечер повесили 15 человек: Константина Кулика и его сына Никиту, Михаила и Ивана Блавацких, Михаила и Кирилла Назаркевичей, Ивана Бойко, Якова Будловского, Онуфрия Выхонена, Петра Герасимова, Фёдора Савчука, Константина Цыгана, Андрея Бочия, Василия и Никиту Андрияков. Остальных крестьян поставили под дула пулемётов, а старых и малых били прикладами без разбора. В этой бойне приняли мученическую смерть Роман Пилявка и Иосафат Бондарь».
Глава 3. «Бешеный погром в Перемышле». Перемышль – город в Галиции, сейчас – Пшемысль в Польше. Привожу вступление к этой главе: «В стратегическом отношении город Перемышль на Сяне был самым важным боевым участком для австро-венгерской армии. Это была лучшая австрийская крепость против России. Отступая к Сяну, солдаты пылали неугасимой местью к галицко-русскому поселению. Поэтому для арестованных не было пощады. 15 сентября 1914 года на группу арестованных, состоящую из 46 человек, набросились мадьярские гонведы. Перевязанных верёвками людей они загнали с улицы Дворского в угол улицы Семирадского, и тут наступил бесовский погром, какого древний город не знал в своей богатой в горе истории: били и секли саблями гонведы-уланы, кололи штыками пехотинцы, били кулаками и камнями евреи, били и свои братья-украинцы чем попало. Улица наполнилась отчаянными стонами и криками. Девушка-гимназистка пала на колени перед статуей, находившейся в углу улицы, и подняла вверх руки: „Божья Мати, спаси нас!“ Внезапно к девушке подбежал мадьяр и со всего размаха ударил её револьвером по голове, а затем выстрелил из него прямо в её чело. Как подкошенная она упала на землю. Выстрел в девушку был сигналом к кровавой расправе прочих арестованных. Началась стрельба. Брызги крови и мозга летели на мостовую и на соседние стены домов. Из тел изрубленных людей образовалась сплошная масса размяжённого мяса».
Глава 4. «Терезин». В ней автор описывает ужасы заключения в австрийском концлагере Терезине: «Город Терезин на Огре, Terezinstadt an der Eger, лежит в роскошной долине Северной Чехии напротив Рудогор: входит в состав уезда Литомерице. За городом притаилась, будто вросла в землю, крепость времен Марии Терезии (Mala Pevnost), обнесённая кирпичными валами и рвами, полными воды. Это и есть Терезинская крепость, в которой лучшие помещения служили до Первой мировой войны казармами для солдат, похуже были тюрьмами и темницами для наибольших преступников австрийской монархии; некоторые стояли совершенно пустыми. И вот 3 сентября 1914 года все казематы, тюремные вязницы и темницы, все конюшни с лошадиным гноем, все коридоры и сырые подвалы наполнились изгнанниками, уроженцами Карпатской Руси. Тысячи галицких невольников загнали немцы в холодные стены, закрыли железными дверьми. Лютые, как тигры, ключники и профосы надзирали за ними. Вооружённые солдаты стояли на сторожевых местах, у ворот, дверей и решёток. Началась тяжёлая неволя».
Глава 5. «Великдень в Терезине». Автор описывает настроение заключённых русинов на Пасху, их поздравления русским военнопленным и сербскому студенту, убившему австрийского посла, из-за чего началась Первая мировая война.
Глава 6. «Талергоф». Здесь описывается второй австрийский концлагерь, Талергоф, и идеи, за которые австрийские русины приняли мученичество: «Наконец, спросим: за что шли на муки и в Талергоф русины Прикарпатья? Все славяне, жители Австро-Венгрии предчувствовали её распад. В предсмертной агонии её правители, все её власти становились без меры лютыми и всю свою злость изливали на славян. До некоторой степени этот поступок разлагавшегося организма оправдан, хотя был насквозь ненормальным и неморальным. Разбитым параличом Австро-Венгрия хотела, чтобы хорват был врагом серба, чтобы словак ненавидел чеха, чтобы поляк наступал парусина, чтобы русин отказался от Руси. Однако какой нищей была бы душа, когда она отказалась бы по чужому приказу от имени, за которое пролито столько крови? Это означало бы, что такой народ скоро и легко пристал бы к господствующему народу и к каждому, кто его лишь достал бы под свою руку. Это означало бы процесс его дегенерации. К счастью, на удочку пошла только часть галицко-русского народа. Более критические умы скоро убедились в том, что украинская пропаганда на Галицкой Руси – это чужая петля на её шею. Они не поверили в обман, будто уже древний греческий историк знал Украину, будто Украина древнее Руси, будто Украина и Русь – одно и то же. Они заглянули в летопись Нестора и ничего в ней не вычитали про Украину, зато узнали, „откуда пошла есть земля Русская“. Они внимательно прочли „Слово о полку Игореве“ и не нашли в этом удивительном памятнике XII ст. ни одного слова про Украину, но нашли Русь от Карпат, от Галича до Дона и Волги, от Чёрного моря до Немана. Они должны были признать тёмной клеветой, будто князь Владимир Святославович Украине, а не на Руси, будто князь Ярослав Владимирович собрал законы в украинскую, а не „Русскую правду“. Перебирая памятник за памятником, они пришли к заключению, что аскет Иоанн Вишневский, писатель XVII ст., обращал свои высокоидейные послания к Руси и защищал славяно-русский язык, который ярые украинцы совсем отбрасывают, что Зубрицкий, „русская троица“ Вагилевич, Шашкевич и Головацкий, Дедицкий, Гушалевич, Шараневич, Наумович, Залозецкий, Хиляк, Мышковский, Мончаловский, Полянский, Яворский, Свистун, Вергун, Марков, Глушкевич, Бендасюк и много других галицких историков и писателей завещали своим потомкам Русь как наибольшее сокровище».
Таким образом, русофильское движение в Австро-Венгрии было сломлено, зато для украинофилов пришло время расцвета. Правительством финансировались украинофильские организации, издания, школы и т. д. В австро-венгерской армии из приверженцев «украинской идеи» был создан легион украинских сечевых стрельцов. Он был организован по принципам Запорожской Сечи, хотя ни в Галиции, ни в Буковине казаков никогда не было. Вот присяга легиона: «Я, Украинский Сечевой Стрелец, присягаю украинским князьям, гетманам, Запорожской Сечи, могилам и всей Украине, что буду верно служить Родному краю, защищать его перед врагом, воевать за честь украинского оружия до последней капли крови. Помогите мне, Господи Боже и Архангел Михаил. Аминь». В. Р. Ваврик пишет о них: «Доносами были заполнены все газеты украинских партий и в Галичине, и в Буковине, особенно „Дiло“ и „Свобода“ занимались этим аморальным ремеслом и были информаторами австрийской полиции и военных штабов. Несчётное количество явных и анонимных доносов сыпались туда, и на основании этих заведомо ложных депеш падали жертвой совсем неповинные руси ны не только со стороны немцев и мадьяр, но и от рук своих земляков. Так украинские „Сiчовики“ набросились в Лавочном и Карпатах с прикладами и штыками на транспорт арестованных, чтобы переколоть ненавистных им "кацапов", хотя там не было ни одного великоросса, а все были галичане, такие же как и «сiчовики». К сожалению, эти стрелки, прославляемые украинскими газетами как народные герои, недооценивали положение своей отчизны. Они избивали родной народ до крови, отдавали его на истребление немцам, чинили самосуд над родными. Когда «сiчовики» конвоировали арестантов из бригидской тюрьмы на главный львовский вокзал, то бесились до такой степени, что 17 крестьян и священников пали на мостовую и их отправили в больницу. «Сiчовики» добровольно врывались в тюрьмы. Один из них, Шаповалов, в Яворове издевался над мещанами, состоя советником полиции. В с. Гнилой Турчанского уезда «сiчовики» самовольно производили аресты, гоняли людей и подвергали их разного рода издевательствам. Вместо того чтобы взять под защиту своих братьев перед сборищем лютой толпы, они сами пособляли врагам Руси и, конечно, Украины нести раны и смерть родным братьям. Можно ли это назвать патриотизмом?» Первый бой сечевые стрельцы приняли с настоящими потомками запорожских сечевиков – кубанскими казаками. Сотня стрельцов Семенюка столкнулась с кубанским казачьим разъездом и потеряла пять человек убитыми, однако стрельцам удалось пленить кубанского боевого коня, что дало им повод считать стычку своей первой победой. О боевых качествах легиона можно судить по тому, что из его состава – 2500 человек – в 1916 году в бою с русскими войсками на Тернопольщине 1000 стрельцов сдались в плен, от легиона осталось около 400 стрельцов, после чего был создан уже полк сечевых стрельцов. Этот полк, в 1917 году ставший опять легионом, в бою под Конюхами почти в полном составе опять сдался в плен русской армии. От легиона осталось лишь девять старшин и 444 бойца. Добавлю, что в 1915 году легион участвовал в обороне карпатской горы Маковка австро-венгерскими войсками. Несмотря на то что русские войска за шесть дней взяли эту высоту, украинской националистической пропагандой этот бой возведён в ранг чуть ли не величайшей победы «украинского оружия».
