Александр Бушков - Распутин. Выстрелы из прошлого
Речь, таким образом, идет о естественной смерти. Скобелев изрядно подточил здоровье тем, что его биографы деликатно именуют «многочисленными кутежами». А непосредственно перед сердечным приступом, любой кардиолог подтвердит, порой у больного наблюдается некоторое расстройство психики возможно, отсюда и берут начало иные фразы и поступки Скобелева, отдающие манией преследования.
И наконец… Германию выпады Скобелева, конечно же, чертовски разозлили, но там должны были прекрасно отдавать себе отчет, что означенный генерал чересчур мелкая фигура для того, чтобы развязать большую войну.
Кстати, именно по этим соображениям и российский самодержец, и его ближайшее окружение должны были не особенно опасаться слухов о грядущем скобелевском перевороте.
Это при Александре II подобное могло и прокатить - по крайней мере, могла быть предпринята попытка. При Александре III генерал, даже популярнейший, болтавший о перевороте и свержении династии, выглядел уже не грозно, а скорее смешно.
Александр III был суров и крут, не в пример своему отцу. Едва взойдя на престол, он быстро навел порядок. Революционеры засучили ножонками на виселице и зазвенели кандалами по большому Сибирскому тракту, а уцелевшие забились по углам и на протяжении всего царствования Александра сидели тихонько, как мышки. Точно так же и образованные господа из высшего общества, для которых либерализм был не более чем модой, при новом императоре моментально перестали дурковать и отныне вольнодумствовали только мысленно, начисто позабыв про то, как они еще недавно витийствовали о конституции и реформах, превосходящих даже французские. Перестали умничать и военные. С одной стороны, Александр III, подобно Скобелеву, немцев не любил так страстно, что в этом просматривается, право же, нечто патологическое. С другой он четко и недвусмысленно взял курс на мир и воевать не собирался с кем бы то ни было, уж тем более ради химерической идеи объединения и вызволения славянских братьев. Известно его высказывание: «У России нет друзей, кроме ее армии и флота».
В этих условиях никакой переворот был невозможен. Еще и оттого, что 1882 год - не 1825-й. А впрочем, и в двадцать пятом получилась уже бледная пародия на гвардейские мятежи XVIII столетия. Это тогда достаточно было роты преображенцев и пары-тройки офицеров со шпагами наголо, чтобы на троне сменился монарх. В конце XIX века любой переворот мог иметь успех только в том случае, если его устроит большинство элиты как, кстати, и произошло в феврале 17-го. Скобелев, даже в компании нескольких единомышленников в немалых штатских и военных чинах, ничего бы не добился. Мечтать-то он мог (и, судя по всему, не раз мечтал), но что до реальности… Нашлось бы слишком много обладателей еще более пышных эполет, которые неминуемо взревели бы некормлеными медведями: «Чего-о? Мишку Скобелева, крестьянского внука - в Бонапарты? А луну с неба ему не надобно?», и можно не сомневаться, что это скопище родовитых, знатных, высокопоставленных людей стеной встало бы на пути наполеоновских планов «белого генерала».
Одним словом, со смертью Скобелева все как-то устаканилось. Погоревали и забыли. В проигрыше оказалась одна только незадачливая Ванда, старательно объяснявшая всем и каждому, что не виноватая она, генерал сам пришел… Столичные остряки быстренько приклеили ей кличку «Могила Скобелева», и ущерб для профессиональной карьеры бедной девушки получился нешуточный.
А если серьезно, оказалось, что призрак Гвардейского столетия, на краткий миг воплотившийся в облике Скобелева, и в самом деле оказался не более чем призраком. В течение следующих тринадцати лет, вплоть до смерти в 1894 г. Александра III, притихли и генералы, уже не пытавшиеся своевольничать на скобелевский манер, и панслависты, твердо уяснившие, что никакой войны за освобождение «братушек» император развязывать не собирается.
Это были последние спокойные годы в истории царской России. В 1894-м, с восшествием на престол Николая II, вновь оживут тени и призраки, мифы станут наливаться плотью и кровью уже всерьез. Пышным цветом расцветет стремление той части военных, что заслуженно именуется «военщиной», играть самостоятельную роль и заправлять всем, чем только возможно. Укрепится панславизм, вновь начнутся истерические вопли о священной войне с тевтонами и басурманами ради освобождения стенающих славянских братьев и станут надрывать глотки штатские и военные мечтатели, требующие овладеть Босфором и Дарданеллами, водрузить крест на Святой Софии…
А что же, собственно говоря, представляли собой эти самые славянские братья, действительно ли они стенали под игом, и хотели ли они слиться с Россией в единую славянскую супердержаву, где им, будем реалистами, отводилась бы подчиненная роль?
Давайте познакомимся с ними поближе. Давайте посмотрим на них трезвым, отстраненным, холодным взглядом исследователя, не замутненным романтическими сказками и цветистыми мифами.
И обнаружится немало интересного, более того, находящегося в решительном противоречии с той виртуальной реальностью, что родилась исключительно в мозгах наших панславистов…
Глава третья.
Путеводитель по «Братским землям»
Начнем с поляков ближайших соседей России. Увы, самим своим существованием они всегда представляли для панславистов досаднейшее недоразумение. Поскольку поляки несомненные, патентованные славяне - ну никак не вписывались в красивую теорию о тотальном объединении славян. Не проявляли ни малейшего желания сливаться в экстазе с будущей «славянской федерацией». Это было настолько очевидно, что даже самые упертые славянофилы не пытались сделать вид, будто верят, что поляков удастся добровольно к этой федерации присовокупить. Не требующим лишних подтверждений фактом было: поляки русских не любят. Прямо-таки категорически.
Вообще, мало с кем русские резались на протяжении многих веков так ожесточенно и упорно, как с поляками. Различием в религии эту ожесточенность ни за что не объяснить: как-никак по соседству обитали и турки-мусульмане, и немцы-католики, и шведы-протестанты. Со всеми наши предки в то или иное время увлеченно хлестались, то редко, то часто, но польско-русская вражда все же представляет собой нечто особенное.
Суть проста. Сплошь и рядом государству и народу крайне необходим супостат — какой-то конкретный сосед или страна, которую делают «историческим врагом» и олицетворением всевозможных пороков. И тенденция это прямо-таки всеобщая. Между прочим, игра вовсе не шла в одни ворота: поляки столь же старательно выбрали своим супостатом Россию и большей частью на нее списывали все свои неурядицы, неудачи и поражения. Так проще. И гораздо удобнее. Не нужно искать причины невзгод в самих себе, достаточно привычно напомнить о «кознях супостата» — и все вроде бы ясно.
Русские, к примеру, обвиняли поляков в поддержке первого самозванца в Смутное время - хотя войско Лжедмитрия Первого составили вовсе не поляки, а главным образом белорусы («литвины») и всевозможные казаки. Собственно поляки вступили в игру уже на втором этапе Смуты, а до того польский король прямо запрещал своим подданным участвовать в русской заварушке (на каковое запрещение подданные дружно чихали, поскольку королевская власть была чисто номинальной, и выполнять указы своего короля в Польше считалось прямо-таки дурным тоном).
С другой стороны, поляки винили во всех своих бедах не себя, а Россию. Которая-де злокозненным образом изничтожила польскую независимость, хотя к краху польское государство привел в первую очередь тот бардак, который сами поляки старательно поддерживали не одну сотню лет.
Точно так же обстоит и с 1939 годом. Поляки предпочитают не вспоминать, что поначалу весьма даже рассчитывали в союзе с Гитлером разгромить и поделить СССР вот только Гитлер решил, что такие союзники ему совершенно ни к чему и гораздо проще будет не делиться с ними, а самих завоевать…
Кстати, совсем недавно вышли на русском языке прелюбопытнейшие мемуары бывшего польского офицера Стефана Газелла. И означенный Стефан подробно вспоминает, как в начале 30-х годов нелегально пробирался в СССР, чтобы раздобыть сведения о новом типе советской рации. И раздобыл, попутно убив без всяких церемоний красноармейца — не вовремя на дороге оказался, а у диверсантов приказ, они люди дисциплинированные…
А в общем в русско-польской затянувшейся вражде бессмысленно искать правого и виноватого, как невозможно теперь определить, кто же первым развязал многовековую вражду между англичанами и шотландцами или французами и испанцами. Супостатов испокон веков выбирали себе все до единого: французы эту роль отводили немцам, чехи австрийцам, турки - персам. Даже сибирские эвенки, безобидный кочевой народец, давным-давно тоже назначили себе супостата. Якута. Существует большой пласт эвенкийского фольклора, где подробно расписывается, как пронырливый, жадный, коварный якут, стяжатель и проныра, обманщик и интриган, тем только и занят, что обводит вокруг пальца добрых, простодушных, живущих в гармонии с природой эвенков. Выполняет практически те же функции, что злой жидомасон в национал-патриотической мифологии великороссов. Тенденция, однако. Даже далекие от городской цивилизации почти первобытные народы самостоятельно доходят до мысли отыскать среди соседей супостата…
