Валерий Шамбаров - Иван Грозный против «Пятой колонны». Иуды Русского царства
А в 1564 г. изменник сообщил Радзивиллу маршрут армии Шуйского, выдал свои рекомендации, как лучше напасть (эти письма сохранились, они приводятся в трудах академика Скрынникова). Но царские слуги продолжали расследование, и Курбский понял, что попал под подозрение. Участь Репнина, Кашина и Овчины-Оболенского очень встревожила его. Оказалось, что высокое положение уже не гарантирует безопасность. В апреле Курбский решил спасаться. Головоломных побегов придумывать не пришлось, уехал он без помех. Кто задержит наместника? Захватил с собой крупную сумму денег. Литовские воины, встретившие князя, ограбили его, и он жаловался королю, что у него отобрали 30 золотых дукатов, 300 золотых и 400 серебряных талеров и 44 серебряных рубля.
Добавим и такой характерный штрих. Курбский послал слуг занять денег у Псковско-Печерского монастыря. Очевидно, хотел воспользоваться моментом, пока его считают наместником, не знают о бегстве. Но монахи уже знали, денег не дали. Однако самое любопытное – вывозя сумки с золотом и серебром, князь «забыл» в Дерпте жену и девятилетнего сына! Курбский совершенно не опасался за их жизнь и судьбу. Он был уверен, что царь на его родных отыгрываться не станет. Причем он оказался прав. Женщину и ребенка Иван Васильевич не тронул, отпустил в Литву к главе семьи. А убытки Курбского Сигизмунд возместил с лихвой, дал ему город Ковель, Кревскую старостию, 28 сел и 4 тыс. десятин земли. В знак признательности князь выдал всю русскую агентуру в Литве и Польше и активно подключился к вражеской пропаганде.
Так появилось первое послание Курбского царю. Ивана Васильевича он ославил «тираном», купающимся в крови подданных, истребляющим «столпы» собственного государства. К этому времени лишилось жизни только трое «столпов». Но ведь послание и не предназначалось Ивану IV. Оно распространялось по европейским дворам, среди шляхты (чтобы не передавалась на сторону царя), засылалось для русских дворян, чтобы следовали примеру князя и вместо «рабства» выбирали «свободы».
С легкой руки Карамзина пошла гулять история, как Курбский послал с этим письмом к государю верного слугу Ваську Шибанова. Тот предстал перед Иваном Васильевичем, разгневанный тиран пронзил ему ногу посохом. Велел читать послание, а сам слушал, опершись на посох, торчавший в ступне. Но этот сюжет Карамзин целиком выдумал, от первого до последнего слова. Документы говорят лишь о том, что Шибанов на самом деле существовал, во время следствия об измене Курбского был арестован и казнен как его соучастник. Никаких иных данных о делах этого человека нет. Что же касается письма, то оно пересылалось никак не Шибановыми, его тиражировали в Литве и распространяли военными разъездами.
Но и Ивану Васильевичу нельзя было не отреагировать на пропагандистский ход. В ответ он написал послание Курбскому. Большое, целую книгу. Но оно тоже не предназначалось персонально для изменника. Личным стало второе, короткое письмо, где царь перечислил конкретные преступления Курбского, Сильвестра, Адашева и др. А первое было типичной контрпропагандой: рассматривались тезисы о «рабстве», «свободах», сути предательства, принципах царской власти. Разбирать переписку государя и Курбского мы не будем, это делалось много раз и с разных позиций. Хотя любой, кто без предвзятого настроя прочтет тексты, сможет увидеть, кто прав, – насколько письма царя честнее, логичнее, а вдобавок ярче и лучше написаны.
Король использовал перебежчика не только для пропагандистских баталий. Высокопоставленный воевода выложил ему военные секреты, вскрыл систему обороны. Сигизмунду эти сведения очень пригодились, осенью 1564 г. его армии обрушились на Полоцк и Чернигов. Но ведь и царь представлял, какие именно сведения выдаст врагу Курбский, правильно рассчитал, куда нацелятся удары. Усилил эти направления. Массированное наступление противника завершилась полным провалом. Но Сигизмунд еще не желал угомониться, дал Курбскому 15 тыс. солдат и направил на Великие Луки. На королевской службе князь особой доблести тоже не проявил. В бои не вступал, городов не брал, зато разграбил и выжег вокруг Великих Лук все села, храмы, монастыри. Набег отличался исключительной жестокостью. Курбский и его орда наемников даже в плен крестьян не угоняли, терзали и резали всех подряд…
И в такой обстановке Ивану Васильевичу вдруг стало известно, что среди знати зреет еще один заговор! Он знал, кто в нем состоит. Узнал и о том, что готовится убийство всей его семьи… Что ему оставалось делать? Арестовать? Снова это кончится ничем. Устранить врагов без суда? Один раз он уже получил конфронтацию со всем боярством. Да и сколько можно? Неужели он не государь в своем государстве? Нет, он решил… уехать. Куда глаза глядят. Царский двор засобирался на богомолье. Но сборы были необычными. В обозы грузили всю казну, святыни. Объяснений не давалось. Куда? Гадайте сами. С собой царь позвал некоторых бояр и дьяков «з женами и з детьми» и 3 декабря, благословясь у митрополита, покинул Москву.
В Коломенском остановились на две недели – грянула оттепель, распутица. Это было одно из любимых мест Ивана Васильевича. Место, наполненное светом и прозрачной благодатью чистого воздуха. Высокий берег Москвы-реки, откуда перед государем открывалась необъятная ширь родных лугов, перелесков. Здесь белокаменным шатром вздымался храм Вознесения Христова, построенный в честь его рождения. Здесь, в Коломенском, глядя на эту красоту, прощалась с мужем и умирала Анастасия. И здесь же он переживал накопившееся на душе. Это были очень трудные, болезненные раздумья.
Это был рубеж, обрывающий прошлую жизнь. Предстояло сделать шаг в другую сторону. В какую?.. У Ивана Васильевича убили жену, нескольких детей. Кстати, вполне вероятно, что и в 1564 г. имела место попытка цареубийства. Упоминается, что у царя в данное время наблюдалось выпадение волос на голове и бороде. Это признак отравления ртутью – так же травили Анастасию. Известно и другое: после своего отъезда из Москвы государь стал принимать лекарства только из рук нового приближенного, Вяземского. Значит, получил основания для опасений. Да и лекарства ему раньше не требовались, здоровым был.
А выбор перед Иваном IV лежал двоякий. Первый путь – отречься от престола, и разбирайтесь сами. В конце концов, царь еще и человек, его силы не безграничны. Но Иван Васильевич знал, чем это обернется. Засилье олигархов, развал – и гибель России, разрушение православия. А он отвечал за страну перед Богом. Хотя существовал и второй путь… Когда позволила погода, государь выехал в Троице-Сергиев монастырь, оттуда в Александровскую слободу. И к этому моменту выбор был уже сделан. С дороги царь начал рассылать приказы, призывал съезжаться к себе «выборных» дворян «изо всех городов… с людми, с конми и со всем служебным нарядом». Под рукой Ивана Васильевича собиралось внушительное войско.
3 января 1565 г. митрополиту и боярам привезли грамоту. Царь перечислял вины знати и чиновников со времен своего детства – расхищения казны, земель, притеснения людей, пренебрежение защитой Руси, называл и измены, покрывательство преступников. Объявлял, что он, не в силах этого терпеть, «оставил свое государство» и поехал поселиться, где «Бог наставит». Но он не отрекался от престола! (Оппозиции только этого и требовалось, вмиг бы возвела на царство Старицкого.) Нет, такого подарка Иван Васильевич заговорщикам не сделал. Он остался царем – и своим царским правом наложил опалу на всех бояр и правительственный аппарат. Все дела останавливались, учреждения закрывались.
Но одновременно дьяки Михайлов и Васильев привезли другую грамоту, зачитывали ее перед горожанами. В ней царь тоже разбирал вины знати, но заверял, что простые люди могут быть спокойны, на них он гнева не держит. И Москва взбурлила, поднялась за своего царя! Люди требовали от бояр и духовенства ехать к государю, уговорить вернуться. Москвичи и сами обратились к нему, просили, чтобы он «их на разхищение волком не давал, наипаче же от рук сильных избавлял». Обещали, что готовы своими силами «потребить» лиходеев и изменников, пускай только царь укажет кого.
К Ивану Васильевичу снарядили делегацию от церкви. За ней двинулись бояре, дьяки, дворяне. А куда деваться? Вот-вот народ растерзает! Добрались до Александровской слободы – она уже напоминала военный лагерь. Это была капитуляция. Делегаты молили Ивана Васильевича вернуться на царство, соглашались, чтобы «правил, как ему, государю, угодно», а над изменниками «в животе и казни его воля». Государь смилостивился. (В самом деле смилостивился, ведь к Александровской слободе вслед за боярами хлынули десятки тысяч людей, грозя им расправой.) Но Иван IV продиктовал свои условия. Отныне царь получал право наказывать виновных без суда Боярской думы. Духовенство в его дела не вмешивалось. А для искоренения расплодившегося зла вводилось чрезвычайное положение – опричнина.
