Игорь Князький - Тиберий: третий Цезарь, второй Август…
Правда, не все германские вожди разделяли непримиримость Арминия к Риму. Отец его жены Туснельды, Сегест, не только не согласился с зятем, но и готов был разоблачить его планы перед римлянами. Между Арминием и Сегестом были «личная вражда, так как Арминий похитил у него дочь, обещанную другому; зять был ненавистен тестю, и то, что у живущих в согласии скрепляют узы любви, у них, исполненных неприязни друг к другу, возбуждало взаимное озлобление».{160}
Сегест остался верен Риму и даже известил Вара о зловещих планах зятя.{161} Вар не придал сообщению варвара никакого значения, но верный херуск не успокоился. Арминий продолжал готовить восстание, «а Сегест неоднократно извещал нас о том, что идет подготовка к восстанию, и в последний раз он говорил об этом на пиршестве, после которого германцы взялись за оружие; более того он советовал Вару, чтобы тот бросил в оковы его самого, Арминия и других видных вождей: простой народ ни на что не осмелится, если будут изъяты его предводители; а вместе с тем будет время разбирать, на чьей стороне вина и кто ни в чем не повинен».{162}
Достойно изумления поведение Вара в сложившейся ситуации. Как он мог пренебречь неоднократными предостережениями Сегеста? Конечно, Арминий имел безупречную репутацию, Вар мог быть осведомлен о сложностях личных отношений зятя и тестя, но не обеспокоиться сообщениями Сегеста он права не имел. И уж если прямо не предпринимать меры по предупреждению восстания, обезглавливая его заранее по совету Сегеста, но быть настороже он обязан был.
Конечно, нельзя забывать и о хитроумии варваров, ловко переигравших недалекого предводителя римлян. Об их методах усыпления бдительности Вара повествует Патеркул:
«Что касается германцев (кто это не испытал, едва поверит, — несмотря на чрезвычайную дикость, они необыкновенно хитры — от рождения народ лжецов), они придумывали один за другим ложные поводы для тяжбы: то втягивали друг друга в ссоры, то благодарили за то, что римское правосудие кладет им конец, за то, что их дикость смягчается новизной неведомого им порядка, и за то, что ссоры, обычно завершавшиеся войной, прекращаются законом. Всем этим они привели Квинтилия в состояние такой беззаботности, что ему казалось, будто он в должности городского претора творит суд на форуме, а не командует войском в центре германских земель».{163}
Возможно благодаря таким достаточно изощрённым уловкам германцев Вар и уверился в полной безопасности своего положения во главе зарейнской Германии. Доносы Сегеста он мог принять за наветы озлобленного нежеланным браком своей дочери тестя, попыткой за счет римлян свести личные счеты. Идея же превентивного ареста вождей германцев и вправду выглядела опасной: ее осуществление могло оттолкнуть от римлян тех, кого они полагали своими верными друзьями.
Так мог рассуждать римский наместник, но в итоге «Вар пал по воле судьбы и сломленный силой Арминия».{164}
В Тевтобургском лесу «армия, отличающаяся своей доблестью, первая из армий по дисциплине и опытности в военном деле, попала в окружение из-за вялости своего полководца, вероломства врага и несправедливости судьбы. Воины не имели даже возможности сражаться и беспрепятственно производить вылазки, как они этого хотели. Некоторые из них даже жестоко поплатились за то, что вели себя, как подобает римлянам по духу и оружию: запертые лесами и болотами, попавшие в западню, они были полностью перебиты теми недругами, которых прежде убивали как скот, так что их жизнь и смерть зависели от их гнева или от сострадания. У военачальника хватило духа более для того, чтобы умереть, чем для того, чтобы сражаться: ведь он пронзил себя по примеру отца и деда».{165}
Последовать примеру доблестных предков и умереть как должно истинному римлянину — вот и все, на что хватило Вара. Некогда отец его, Квинтилий Вар, твердый республиканец, покончил с собой подобно деду Тиберия Ливию Друзу после разгрома армий Кассия и Брута при Филиппах. Тогда Вар при всех знаках отличия принял смерть от руки своего вольноотступника, которого принудил сделать это.
Август был потрясен сообщением о гибели легионов Вара. По сведениям Светония, «при вести об этом Август приказал расставить по городу караулы во избежание волнений; наместникам провинций он продлил власть, чтобы союзников держали в подчинении люди опытные и привычные. Юпитеру Благому и Величайшему он дал обет устроить великолепные игры, если положение государства улучшится, как делалось когда-то во время войн с кимврами и марсами. И говорят, он до того был сокрушен, что несколько месяцев подряд не стриг волос и бороды и не раз бился головой о косяк, восклицая: «Квинтилий Вар, верни легионы!», а день поражения каждый год отмечал трауром и скорбью».{166}
Пока обросший бородой Август бился головой о косяк, бессмысленно взывая к покойному Вару, никак не могущему откликнуться на его истерический призыв, к чести римского оружия, положение в Германии удалось в некоторой мере поправить. Для начала легат Луций Нонний Аспренат, даровитый племянник бездарного дяди (дядей ему приходился злосчастный Вар), энергично и смело действуя вверенными его командованию двумя легионами, сумел своевременно закрепиться в зимних лагерях на Нижнем Рейне и удержать в повиновении Риму прирейнские племена. Ведь поражение Вара не могло не всколыхнуть мятежных настроений в соседних с Германией областях. Злые языки, правда, уверяли, что доблестный Луций ухитрился нажиться, присвоив себе имущество погибших в Тевтобургском лесу. Но едва ли стоит строго судить его. Ведь главное — он спас живых, выведя свои легионы к Рейну.
Доблестно проявил себя также префект Луций Цецидий, окруженный с частью войск в укрепленном лагере Ализона. Эта крепость была построена еще покойным Друзом во время его похода за Рейн у слияния рек Ализон и Липпе.{167} Войско Цецидия, преодолевая неимоверные трудности, сумело пробиться к своим.
Тем временем в дело вступил наш герой. Едва получив известие о гибели легионов Вара, Тиберий устремился в Рим к Августу. Собственно, возвращался он как победитель грандиозного паннонского мятежа. Римляне не могли это не оценить. Не зря в эти дни многие говорили, что победоносный Арминий мог бы соединиться с мятежными паннонцами, если бы весь Иллирик не был своевременно усмирен Тиберием. Поэтому Тиберию был назначен триумф, давно им заслуженный, и «многие другие почести. Некоторые даже предлагали, чтобы он принял прозвище «Паннонский», другие — «Непобедимый», третьи — «Благопочтенный». Но на прозвище наложил запрет Август, еще раз обещав, что Тиберий будет доволен тем, которое унаследует после смерти отца».{168}
Этими словами Август для всех обозначил Тиберия как своего преемника. Не зря поэтому в сенате Тиберий занял место на возвышении между обоими консулами и рядом с принцепсом. Понимая сложившуюся ситуацию — весь Рим оплакивал гибель легионов Вара, — Тиберий отложил триумф. 11 января 10 г. он участвовал в освящении римского храма Конкордии (Согласия).{169} После недолгого пребывания в столице его путь уже в третий раз лежал в Германию. Исправить положение на рейнских рубежах после Тевтобургской катастрофы мог только лучший полководец Римской империи. Таковым вне всяких сомнений давно уже был Тиберий.
Итак, «постоянный защитник Римской империи» берется за привычное ему дело. Посланный в Германию он укрепляется в Галлии, размещает войска, усиливает опорные пункты и, оценивая себя в соответствии со своим величием, а не с самоуверенностью врагов, угрожавших Италии новым нашествием кимвров и тевтонов, переправляется с войском на другой берег Рейна. Он ведет войну, тогда как отец и отечество довольствовалось тем, что ее отражали, проникает все глубже, строит дороги, опустошает поля, сжигает дома, сметает все на своем пути и с величайшей славой возвращается в зимние лагеря с войском, сохранив всех, кого переправил через реку».{170}
Поход этот состоялся в 10 г.{171} Он стал мощной демонстрацией силы римского оружия, которую не могло сломить даже Тевтобургское поражение. При этом отметим, что в описании этого похода Веллеем Патеркулом отсутствует упоминание о сражениях за Рейном. Очевидно, германцы, возглавляемые хитроумным Арминием, здраво оценили новое соотношение сил, явно изменившееся в пользу римлян после прибытия на Рейн Тиберия. Потому не стали ввязываться в решительные бои, сберегая свои силы. Не столь уж богаты были поселения германцев и их поля, чтобы не пожертвовать ими для сохранения войска. Арминий, хорошо знавший Рим и римлян, понимал разницу между Тиберием и Варом, отнюдь не только в количестве легионов, под их командованием находившихся, заключавшуюся. Победы Тиберия были ему известны. Потому Арминий выбрал верную тактику, пусть и сулящую германцам немалые потери от разорения их селений и уничтожения посевов.
