Павел Милюков - История второй русской революции
Победа правительства. Власть Совета над гарнизоном и отставка генерала Корнилова. Руководителей Совета рабочих и солдатских депутатов винить в этом движении нельзя уже потому, что для них лозунг свержения Временного правительства был неприемлем и занимать место правительства они не собирались, предпочитая оказывать на него «давление». Исполнительный Комитет Совета, узнав ночью с 19-го на 20-е содержание ноты, оказался в чрезвычайно затруднительном положении между большевиками и нотой 18 апреля. Ни на ночном, ни на утреннем заседании он не принял никакого решения, кроме предложения Временному правительству сообща обсудить положение. Временное правительство пошло навстречу этому предложению, и вечером состоялось, впервые за все время революции, совещание с правительством всего состава Исполнительного Комитета (около 70 человек). Министры решили воспользоваться этой первой встречей, чтобы дать понять руководителям Совета всю трудность и сложность положения в государстве. Один за другим выступали с докладами министры военный, земледелия, финансов, путей сообщения, наконец, иностранных дел и осветили перед очень разнородным собранием положение всех сторон государственной жизни. Доклады произвели сильное впечатление, и готовность пойти на соглашение еще усилилась в результате заседания. После отказа министра иностранных дел от издания новой ноты И. Г. Церетели согласился на опубликование официального разъяснения только двух мест, вызывавших особенно ожесточенные нападки. На другой день к 5 часам дня текст разъяснений был обсужден в правительстве, предварительно показан Церетели и им одобрен. 22 апреля Временное правительство разъяснило, что «нота министра иностранных дел была предметом тщательного обсуждения Временного правительства, причем текст ее принят единогласно» (впоследствии А. Ф. Керенский пытался отрицать это). Выражение о «решительной победе над врагами имеет в виду достижение тех задач, которые поставлены декларацией 27 марта», а «под упоминавшимися в ноте «санкциями и гарантиями» прочного мира Временное правительство подразумевало ограничение вооружений, международные трибуналы и проч.». Это разъяснение министр иностранных дел обещал передать послам союзных держав. Очевидное несоответствие этих скромных разъяснений с тем раздражением, которое было вызвано действительным противоречием между нотой 18 апреля и циммервальдской точкой зрения Совета, лучше всего характеризует шаткость позиции вождей Совета. Эта шаткость вполне сказалась уже на заседании Совета 20 апреля, в котором ряд ораторов заявил, что «брать власть в свои руки преждевременно и опасно», что захват власти может привести к гражданской войне, в которой, по словам В. М. Чернова, «темные силы покажут свою живучесть». «Кто заменит правительство? — спрашивал один оратор. — Мы? Но у нас руки дрожат. Нет, товарищи, не надо нам строить карточных домиков, которые сдунуть будет еще легче, чем народ сдунул Николая II. Не надо нам азартной игры в карты».
То же самое настроение обнаружилось и среди толпы, наполнявшей улицы и проведшей эти два дня в непрерывных митингах днем и ночью. Прикосновение к Временному правительству еще казалось святотатством и преступлением против революции. Твердо держалось представление, что это самое правительство должно довести страну до Учредительного собрания и что ни один из его членов не может его покинуть, не разрушив целого. Возгласы ленинцев о низвержении правительства и о немедленном захвате власти вызывали лишь негодование и тонули в массе. На смену демонстрантам с плакатами: «Долой Временное правительство» появились многолюдные процессии с плакатами: «Доверие Милюкову», «Да здравствует Временное правительство». Местами доходило до столкновения тех и других демонстрантов, но в общем уже к вечеру 20, а в особенности в течение 21 апреля настроение, благоприятное правительству, на улицах возобладало. В ночь на 21-е многотысячная толпа, заполнившая площадь перед Мариинским дворцом, горячо приветствовала министра иностранных дел, предупреждавшего ее об опасностях ссоры с союзниками. «Видя эти плакаты с надписями: “Долой Милюкова’, — говорил министр с балкона толпе, собравшейся на площади, — я не боялся за Милюкова. Я боялся за Россию». И он указал на опасность для родины и для самой революции демагогических лозунгов, дискредитирующих власть, но не могущих заменить ее никакой другой, более сильной и более способной довести страну без потрясений до мира и до создания нового демократического строя.
В рабочих кварталах столицы преобладало иное настроение, чем в центре. Большевики сделали 21 апреля первую попытку воспользоваться этим настроением, ими же созданным, для того чтобы начать организованную и вооруженную борьбу на улицах. Толпы рабочих стройными колоннами двинулись с Выборгской стороны к Марсову полю. Впереди каждой колонны шел отряд красногвардейцев, вооруженных винтовками и револьверами. Над колоннами развевались знамена с надписями: «Долой войну», «Долой Временное правительство», «Вся власть Советам» и т. п. Комитет послал навстречу рабочим делегацию в составе Чхеидзе, Войтинского и Станкевича. Чхеидзе пробовал убедить толпу, что правительство уже согласилось разъяснить ноту 18 апреля в желательном смысле и что поэтому дальнейшие демонстрации бесцельны. Большевистское движение имело, однако, другую цель, указанную на знаменах. Вожди толпы выступили вперед, заявив Чхеидзе, что рабочие сами знают, что им делать, и повели толпу дальше.
Настроение комитета было чрезвычайно тревожное. На вечер было назначено заседание пленума Совета, но члены комитета боялись, что это заседание будет сорвано большевиками. Когда оно все-таки собралось, среди шума многотысячной толпы, наполнившей зал кадетского корпуса, возбуждение еще усилилось после сообщения Дана, что на улицах началась стрельба и уже имеются жертвы. В такой обстановке и при таком настроении комитету приходилось проводить свои решения.
Исполнительный Комитет Совета решил 34 голосами против 19 признать разъяснения правительства удовлетворительными и считать инцидент исчерпанным. Предложенная комитетом резолюция заявляла, что разъяснение «кладет конец возможности истолкования ноты 18 апреля в духе, противном интересам и требованиям революционной демократии», и тот факт, что сделан первый шаг для постановки на международное обсуждение вопроса об отказе от насильственных захватов, должен быть признан крупным завоеванием демократии». В заключение резолюция приглашала «всю революционную Россию теснее и теснее сплачиваться вокруг своих Советов» и выражала «твердую уверенность, что народы всех воюющих стран сломят сопротивление своих правительств и заставят их вступить в переговоры о мире на почве отказа от аннексий и контрибуций». Несмотря на возражение большевиков, Совет принял резолюцию подавляющим большинством голосов против 13. Настроение собрания против ленинцев ярко обнаружилось, когда один член комитета, только что прибывший, рассказал о трагическом зрелище первой крови, пролитой в гражданской войне на Невском. «На толпу мирных, безоружных солдат, рабочих и других граждан, — говорил очевидец, — бросилась другая толпа вооруженных демонстрантов, и эти вооруженные люди открыли беспорядочную стрельбу, продолжавшуюся около 5 минут. Я знаю, кто они, из каких мест пришли, но пока считаю преждевременным об этом сообщать... Эта стрельба посеяла чувство неприязни к рабочим, и это чувство разделяют с гражданами и солдаты, так как два солдата убиты». Другой очевидец предложил запретить всякие уличные шествия, «особенно вооруженных людей», и это предложение было принято. Невооруженными выходили члены «буржуазных» партий, и этим запрещением достигалась, кстати, и другая цель: прекратить демонстрации сочувствия Временному правительству, совершенно заглушившие в течение 21 апреля враждебные манифестации.
Конфликт 20-21 апреля окончился несомненной моральной победой Временного правительства. Но в нем обнаружилась одна чрезвычайно тревожная сторона. Части Петроградского гарнизона выступали и оставались в казармах по распоряжению Совета, и Совет заявил претензию распоряжаться войсками помимо правительства. Точнее, он запретил гарнизону исполнять приказания военной власти без своего согласия. Когда 21 апреля, узнав о движении с окраин вооруженных рабочих (следствием чего и была упомянутая стрельба), главнокомандующий Петроградским округом ген. Корнилов распорядился вызвать на Дворцовую площадь несколько частей гарнизона, он наткнулся на сопротивление Исполнительного Комитета, который по телефону сообщил в штаб, что вызов войск может осложнить создавшееся положение. После переговоров с делегатами комитета, принявшими на себя прекращение беспорядков, главнокомандующий отменил свое приказание и продиктовал в присутствии членов комитета телефонограмму во все части войск гарнизона с приказанием оставаться в казармах. После этого появилось расклеенное на улицах воззвание Исполнительного Комитета, заявлявшее: «Товарищи солдаты, без зова Исполнительного Комитета в эти тревожные дни не выходите с оружием в руках. Только Исполнительному Комитету принадлежит право располагать вами. Каждое распоряжение о выходе воинской части на улицу (кроме обычных нарядов) должно быть отдано на бланке Исполнительного Комитета, закреплено его печатью и подписано не меньше чем двумя из следующих лиц: Чхеидзе, Скобелев, Бинасик, Соколов, Гольдман, Филипповский, Богданов. Каждое распоряжение проверяется по телефону 104-06». Это воззвание вызвало просьбу ген. Корнилова об отставке и не могло быть оставлено правительством без ответа. Но ответом было только новое «разъяснение» Временного правительства (26 апреля): «власть главнокомандующего войсками Петроградского военного округа остается в полной силе, и право распоряжения войсками может быть осуществляемо только им». Чтобы не входить в открытый конфликт с Советом, правительство предположило, что приведенное распоряжение «имело, по-видимому, целью предупредить и обезвредить попытки вызова войск отдельными группами и лицами». Через несколько дней ген. Корнилов получил просимую отставку и отправился в действующую армию.
