Энтони Бивор - Вторая мировая война
На левом фланге наступления от Вислы войска Конева захватили Краков. К счастью, древний город был оставлен без боя. Днем 27 января из заснеженного леса вышел разведдозор 107-й стрелковой дивизии и обнаружил самый страшный символ в современной истории человечества.
Примерно за неделю до этого 58 тыс. заключенных Освенцима, которых признали годными для длинного пешего перехода, перед наступлением Красной Армии погнали на запад. Те, кому довелось выжить в этом марше смерти, ставшим, возможно, худшим из всех пережитых ими ужасов, оказались в других концлагерях, где в последние три месяца войны невероятно усилились голод, болезни и смерть. Доктор Менгеле собрал отчеты обо всех своих экспериментах и уехал в Берлин. Служащие «ИГ Фарбен» уничтожили все записи. Были взорваны газовые камеры и крематории в Биркенау. Были отданы приказы о ликвидации заключенных, которые были тяжело больны и не могли передвигаться, но по каким-то причинам эсэсовцы убили только человек двести из 8 тыс. оставшихся. Они больше старались уничтожить свидетельства преступлений, но их все равно осталось более чем достаточно, включая 368 820 мужских костюмов, 836 255 женских пальто и платьев, не говоря уже о тоннах человеческих волос.
Советская 60-я армия немедленно направила весь свой медицинский персонал в Освенцим для помощи выжившим, а советские офицеры начали опрашивать некоторых заключенных. Адам Курилович, бывший председатель польского профсоюза железнодорожников, которого отправили в лагерь в июне 1941 г., вспоминал, как первые испытания газовых камер проводились на восьмидесяти красноармейцах и шестистах польских заключенных. Венгерский профессор рассказал о «медицинских экспериментах». Всю информацию отправили Г. Ф. Александрову, начальнику Управления пропаганды и агитации ЦК ВКП(б), но кроме небольшой статьи в газете «Красная звезда», широкой мировой общественности ничего не сообщали до конца войны. Возможно, потому, что линия партии заключалась в том, что евреев не следует как-то особо выделять. Упор следовало делать на страданиях всего советского народа.
Колонны беженцев из Силезии и Восточной Пруссии становились все многочисленнее, вскоре к ним добавились беженцы из Померании. Нацистские бонзы считали, что к 29 января «около четырех миллионов человек из эвакуированных областей» направлялись в центральные области рейха. Эта цифра представляется сильно заниженной, потому что за две недели она выросла до семи миллионов, а к 19 февраля – до 8,5 миллионов. Ярость Красной Армии вызвала самые массовые перемещения людей за всю историю. Такая этническая чистка полностью устраивала Сталина, который планировал перенос польских границ к западу от Одера.
Несколько сотен тысяч гражданских лиц еще оставались окруженными в Кенигсберге и на Земландском полуострове, а также в районе, где была окружена немецкая Четвертая армия у Хайлигенбайля на побережье залива Фриш-Гаф. ВМС Германии прилагали усилия, чтобы вывезти как можно больше людей из маленького порта Пиллау, началась эвакуация и из портов восточной Померании. Однако советские субмарины торпедировали много больших немецких судов, включая пассажирский лайнер Wilhelm Gustloff, который затонул ночью 30 января. Точно неизвестно, сколько людей было на борту, но оценки погибших составляют от 5300 до 7400 человек.
Несмотря на риск в море, обессиленные и голодные женщины с детьми на руках ждали кораблей, зачастую напрасно. Пайки в Кенигсберге были такими скудными, менее 180 г хлеба в день, что многие пешком шли по снегу, чтобы сдаться на милость Красной Армии, но не встречали жалости. В городе началось ожесточенное уничтожение дезертиров. Тела восьмидесяти немецких солдат были выставлены на северном вокзале с плакатом: «Они были трусами, но все равно умерли».
Быстрое наступление к Одеру оставило позади тысячи немецких солдат, которые пытались пробиться на запад поодиночке или группами. Ответственные за безопасность тылов стрелковые дивизии НКВД оказались втянутыми в настоящие сражения. По мере наступления войск Конева на Бреслау началось паническое бегство населения, толпы штурмовали поезда, другие уходили пешком по глубокому снегу. Многие, если не большинство тех, кто шел пешком, погибли от холода. Некоторые добрались до безопасных мест, все еще прижимая к себе замерзший труп ребенка. Осада Бреслау, которая продолжалась до конца войны, была организована фанатичным гауляйтером Карлом Ханке, правившим при помощи террора, казнившим солдат и принуждавшим горожан, включая детей, расчищать взлетную полосу под сильным советским огнем.
Армии Жукова прорвались в Вартегау, западную часть Польши, включенную в состав рейха. Бегущих немцев грабили поляки, желавшие отомстить за свое горе в 1939 и 1940 гг. Быстрое продвижение 1-й и 2-й гвардейских танковых армий к Одеру на правом фланге прикрывали четыре другие армии, находившиеся в южной Померании. Их самой большой проблемой было не сопротивление немцев, а трудности служб тыла, которые отчаянно пытались поспеть за войсками в зимнее бездорожье и без действующих железных дорог. Если бы не американские грузовики, поставленные по ленд-лизу, Красная Армия никогда бы не дошла до Берлина раньше американцев.
«Наши танки прогладили, укатали все, – писал один солдат. – Их гусеницы сминали повозки, машины, лошадей и все, что было на дороге. Лозунг “Вперед, на запад!” был заменен лозунгом “Вперед, на Берлин!”. По пути был разграблен город Шверин. «Все горит, – записал в блокноте Василий Гроссман. – Старуха выпрыгивает из окна горящего дома. Огонь освещает всю сцену с грабящими солдатами». Он также отметил «ужас в глазах женщин и девушек. Страшные вещи творят с немецкими женщинами…»
Впоследствии в подробном отчете Первого Украинского фронта отмечалось, что от групповых изнасилований страдали молодые женщины и девушки, вывезенные из СССР для принудительного труда. Страстно ожидавшие освобождения, они были потрясены, когда над ними надругались мужчины, которых они считали товарищами и братьями. «Все это, – заключает генерал Цыганков, – дает богатую почву для роста нездоровых негативных настроений среди освобожденных советских граждан, вызывает недовольство и недоверие перед возвращением на Родину». Но его рекомендации не предлагали усилить дисциплину в Красной Армии. Вместо этого он советовал политуправлению и комсомолу сосредоточиться на «улучшении политической и культурной работы с репатриированными советскими гражданами», чтобы они не возвращались домой с негативными мыслями о Красной Армии.
Случались и редкие минуты чистой радости. Василий Чуркин, который наступал еще от Ленинграда, с тех страшных дней на льду Ладожского озера, и был в составе Первого Белорусского фронта Жукова, записал в дневнике в конце января: «Мы подошли ближе к Берлину, осталось всего 135 км. Сопротивление немцев слабое. В небе только наши самолеты. Миновали концлагерь. Бараки, в которых были заключены наши женщины, обнесены колючей проволокой в несколько рядов. Огромная толпа женщин-заключенных прорвалась через огромные ворота. Они бежали к нам, крича и плача. Они не могли поверить, что это случилось, они ничего не знали до последней минуты. Зрелище было поразительное. Но больше всего меня тронул солдат, нашедший свою сестру. Как она бежала к нему, когда узнала его. Как они обнимали друг друга и плакали у всех на глазах. Это было, как в сказке».
30 января, в двенадцатую годовщину установления власти нацистов и в день последнего радиообращения Гитлера к народу Германии, в Берлине разразилась паника. Танковые колонны Жукова подошли к Одеру, на расстояние чуть более 60 км от Берлина. В ту ночь 89-я гвардейская стрелковая дивизия захватила небольшой плацдарм на левом берегу замерзшей реки, чуть севернее Кюстрина. Рано утром следующего дня войска 5-й ударной армии также переправились и захватили деревню Кинитц. Третий плацдарм был образован к югу от Кюстрина. Отчаяние в Берлине было тем большим, что министерство пропаганды пыталось представить все так, что сражения якобы шли еще вокруг Варшавы. Престиж нацистов оставался более важным для режима, чем любые человеческие страдания, даже страдания собственного народа. За один только январь 1945 г. потери вермахта возросли до 451 742 убитыми, что примерно равнялось числу всех американских потерь за всю Вторую мировую войну.
Разношерстные воинские части были собраны из местных отрядов фольксштурма, какого-то количества кавказских добровольцев (позже арестованных, когда они отказались стрелять по своим), из гитлерюгенда и учебного батальона подростков, которые должны были отправиться в танковую дивизию Feldherrnhalle, окруженную в Будапеште. Охранный полк дивизии Grossdeutschland, который в 1944 г. подавил июльский заговор против фюрера, был направлен на автобусах на Зееловские высоты. Эта линия обрывистых холмов, нависающих над поймой Одера, станет последней линией обороны перед Берлином.
