Арсен Мартиросян - ТРАГЕДИЯ 22 июня: БЛИЦКРИГ ИЛИ ИЗМЕНА?
324
Откровенно говоря, ввиду своей искусственности, это деление на политические и уголовные преступления не имеет отношения к юриспруденции и применено здесь в сугубо публицистических целях. В России, как при царе, так и при Советах, как, впрочем, и ныне, все, что относится якобы к политике, т. е. измена, шпионаж, пособничество врагу в различных формах, заговоры с целью свержения законной власти или убийства представителей власти и т. д. и т. п., всегда подпадало под действие Уголовного кодекса (до 1917 г.— Уголовного Уложения Российской Империи). Впрочем, абсолютно аналогичным образом выглядит ситуация с этими преступлениями и в других государствах мира. Но только в России из-за этих ублюдочных козлов-«дерьмократов» додумались столь по-идиотски разделять эти преступления, предусмотренные одним кодексом — Уголовным! Как кого заметут из-за явной коррупции — тут же визги: «Политика!» Едва только кого-то арестуют за шпионаж — так получите «узника совести»! И ни при каких обстоятельствах этой сволочи-дерьмократам — и в голову не придет простенькая мысль: а была ли у этих подонков — «узников совести» — совесть, самая простая, человеческая совесть родившегося, выросшего и живущего в России, но продающего ее за тридцать сребреников?!
325
К слову сказать, одним из первых приказов Л. П. Берии на посту наркома внутренних дел СССР был приказ от 17 июня 1939 г. «О порядке вызова военнослужащих в органы НКВД», которым было запрещено вызывать военнослужащих в НКВД без согласия и ведома комиссаров воинских частей. Примечательно, что в преамбуле этого приказа Берия прямо указал, что имеющая до этого место практика вызовов военнослужащих в НКВД нервирует личный состав РККА и РККФ! (См.: Органы государственной безопасности в Великой Отечественной войне. Т. 1. Накануне. Кн. 1 (ноябрь 1938 — декабрь 1940 г). М., 1995. С. 51 — 52). А до этого, 13 января 1939 г., по инициативе того же Л. П. Берии был издан совместный приказ НКВД и НКО СССР «О работе особых отделов НКВД», согласно которому аресты рядового и младшего начальствующего состава должны были согласовываться с Военными советами округов, а среднего, старшего и высшего начсостава — с наркомом обороны. Еще один приказ Берии — «Об упорядочении проверки военнослужащих и вольнонаемных, проводимых через особые отделы НКВД» от 28 августа 1939 г. — положил конец массовой проверке, сохранив ее только для номенклатуры ЦК ВКП(б) командного политического состава и вольнонаемных, имеющих допуск к секретной и шифровальной работе (в отношении двух последних приказав см.: Абрамов В. Лубянка Открытые материалы Смерш. Советская военная контрразведка против разведки Третьего рейха. М., 2005. С. 54 — 55). Так что начиная с середины января 1939 г. за все аресты военнослужащих органами госбезопасности в равной степени отвечали как Военные советы округов, так и лично нарком обороны. Поэтому списывать все на Берию да на Лубянку уже не только просто нечестно, но и подло, ибо документы не позволят этого.
326
Мухин Ю. Убийство Сталина и Берии. С. 250 — 252.
327
Не только мехкорпуса и танкисты. Это замечание Рокоссовского касается всех войск.
328
Удивительное дело — ведь по словам Рокоссовского выходит, что до 22 июня в округах даже и не ведали, хотя бы в предположительном плане, об основных направлениях ударов вермахта. Но Генштаб-то располагал информацией ГРУ и разведки Лубянки по этому вопросу! Что же выходит, что в округа информация не сообщалось? Да и как тогда понимать деятельность разведотделов округов? Они, что, тоже либо мух считали, либо не докладывали добытую информацию командованию? Да нет же! Знали, все, что нужно было, — знали! Тогда что же произошло?
329
Рокоссовский К. К. Солдатский долг. М, 1997. С 55 — 56. (издание включает все купюры цензуры, восстановленные по оригиналу рукописи маршала).
330
Мельтюхов М. Упущенный шанс Сталина. С. 397.
331
Там же.
332
Сразу же прошу извинить за возможно показавшиеся неуместными дроби. На прошу также понять и автора; за каждым знаком до запятой и тем более после запятой — сотни тысяч, миллионы жизней простых солдат и офицеров И у автора нет никакого права забывать об этом — уж слишком много до сих пор еще не упокоенного по-человечески их праха! Так что все цифры сейчас будут именно такими — не взыщите!
333
История Второй мировой войны М., 1974 Т. 3. С. 340.
334
Мельтюхов М. Упущенный шанс Сталина. С. 397.
335
Там же.
336
Анфилов В. А. Провал «Блицкрига». М., 1974. С 72.
337
Там же.
338
В некоторых случаях и вовсе была полностью тождественна, как, например, у 15-го СК (ком. генерал Федюнинский) в КОВО, полоса обороны которого составляла ровно 100 км.
339
ВИЖ. 1989. № 11. С. 15.
340
Там же.
341
Орлов А. Сталин: в преддверии войны. М, 2003 С. 348, а также: ЦАМО РФ. Ф. 2. Оп. 11569. Д. 300. Л. 17 — 24.
342
Там же.
343
ВИЖ 1989. № 5. С 73 — 74.
344
Там же. За десять лет до войны трагически погибший один из столпов советской военной науки Владимир Кириянович Триандафилов в своем известном труде «Характер операций современных армий» указывал: Существует мнение, что число дивизий в военное время может быть сразу удвоено по сравнению с числом их в мирное время. Мы считаем такой взгляд ошибочным, уже по одному тому, что целый ряд дивизий, расположенных вдоль угрожаемой границы, едва ли может быть отягощен задачами выделения второочередных дивизий, а остальные дивизии не могут выделить более чем еще по одной дивизии, тройное почкование не под силу никакой части с современными кадрами. Такое (тройное) развертывание сильно понизило бы качество войск и поставило бы под большое сомнение их боеспособность. (Триандафилов В. К. Характер операций современных армий. М., 1936. С. 49.)
345
НВО 2004. № 22. А «невинная» с 1956 г. «жертва сталинизма» — командующий ЗапОВО генерал Павлов — тогда же, 28 декабря 1940 г., уверял, что «советский танковый корпус способен решить задачу уничтожения 1 — 2 механизированных дивизий или 4 — 5 пехотных дивизий противника» (НВО. 2005. № 22). Может, оно и было бы так, только вот не объяснит нам «невинная жертва» сталинизма, почему весь его весьма мощный округ-фронт рухнул за четыре с половиной дня, а более 80% вверенных ему танков, то есть около трех тысяч единиц, даже и не участвовали в решении задач уничтожения врага! И почему Минск, который он обязан был тщательно оборонять, гитлерюги взяли в строгом соответствии с разработанным еще в конце 1936 г. графиком агрессии — к исходу 5-го дня агрессии? А ведь как славно брехал-то!
346
Если, например, слегка забежать вперед, то с изумлением придется узнать, что в разработанном Тухачевским и К° «Плане поражения» СССР в войне с Германией одна из основных ролей отводилась использованию заведомо негодных по качеству стрелковых дивизий, выставляемых в не соответствующем обстановке количестве, т. е. Мерецков в своем выступлении, по сути дела, повторял идеи Тухачевского из плана поражения. Как свидетельствует со страниц своей книги «Разные дни тайной воины и дипломатии. 1941 год» ныне покойный П. А. Судоплатов, перед войной военная контрразведка органов госбезопасности СССР действительно весьма активно занималась перепроверкой всех накопившихся материалов о военном заговоре 1937—38 гг., в связи с чем часто запрашивала информацию даже у разведки. Делю в том, что по воспоминаниям ссылавшегося на мнение своего друга и начальника военной контрразведки того времени А. Михеева (погиб в самом начале войны) Судоплатова, уж очень удручающей была картина компромата в отношении большой части командного состава РККА. Явно именно так и «выплыли» неприглядные данные, в частности, на К. А. Мерецкова. Не менее очевидно, что эта перепроверка осуществлялась по прямому указанию Сталина. Однако явно не следует спешить с преждевременным выводом, что-де вместо подготовки к войне и отпору агрессии готовилась очередная расправа над военными. К вящему, а возможно, и злобному неудовольствию свихнувшихся на антисталинизме, необходимо прямо, без обиняков указать, что подобные меры в преддверии неминуемой войны — один из важнейших, пожалуй, даже и один из ключевых элементов подготовки к отражению агрессии. Являющаяся одним из решающе ключевых компонентов оборонной мощи государства, политическая и боевая стойкость командного состава Вооруженных сил не может, не имеет права, тем более накануне войны, вызвать у руководства государства даже мизерную толику сомнений. Это не столько «во-первых», сколько прежде всего. В т. ч. и потому, что подобные решения принимались на высшем уровне, т. е. на уровне Политбюро ЦК ВКП(б) и происходило это далеко не единожды. Достаточно сказать, что уже в 1926 г. было разработано «Положение о подготовительном к войне периоде», а 15 марта 1930 г., и 15 мая 1935 г. были приняты особо секретные постановления Политбюро о борьбе с «врагами народа» (включая и их ликвидацию) именно в связи с неизбежностью войны. Кстати, подобные же меры принимались еще в царской России. Однако то, о чем речь пойдет «во-вторых», в данном случае еще более важно. С конца 1938 г., т. е. с момента назначения главой НКВД СССР Л. П. Берии, по инициативе Сталина и нового наркома внутренних дел был инициирован широкомасштабный процесс реабилитации и освобождения незаконно репрессированных в период «ежовщины». Естественно, что этот процесс затронул и военных, в результате чего к началу войны в кадры РККА было возвращено около 13 тыс. человек командного состава, о чем не в меру «объективные историки» умышленно предпочитают помалкивать. Но более всего оно понятно почему. Ибо не рассказывать же ведь о том, как в 1939 — 1940 гг. Генеральный прокурор СССР М. Панкратьев дважды строчил доносы на Л. П. Берию, обвиняя его в умышленном прекращении дел на «врагов народа»! А ведь это история более чем занятная, ибо дважды высокая партийно-государственная комиссия проверяла и деятельность самого Берии и возглавляемого им НКВД по реабилитации незаконно репрессированных и дважды же подтвердила полную законность и обоснованность этой реабилитации. М. Панкратьев, естественно, вылетел со своего поста. Т. е. курс государства на соблюдение законности очевиден, как, впрочем, и то, что одну из ведущих ролей в этом процессе играл НКВД СССР.
