Феликс Кандель - Евреи России. Времена и события. История евреев российской империи.
Еврейский журналист ответил на это в еженедельнике "Рассвет": "Я лично не придерживаюсь того мнения‚ что права нужно заслужить; я думаю наоборот‚ что лишение прав нужно "заслужить"‚ о чем есть подробные указания в "Уложении о наказаниях"... Если теперь Бог нам поможет, и мы оторвем от Пруссии известный кусок земли‚ тогда прусский немец станет русским подданным. О его преданности России‚ против которой он теперь ведет войну‚ навряд ли можно говорить‚ и, тем не менее… этот немец‚ сейчас после присоединения к России‚ получит права... те самые права‚ которых лишены мы‚ помогавшие ценою жизни насильно превратить этого немца в русского подданного".
Писатели и артисты организовали в Петербурге вечер "в пользу еврейского населения‚ пострадавшего от военных действий"; среди прочих выступали Л. Андреев и М. Горький‚ дирижировал оркестром композитор А. Глазунов; доход с вечера составил 8000 рублей. Для этой же цели еврейские и русские художники и скульпторы устроили продажу своих произведений; в аукционе участвовали И. Репин‚ А. Бенуа‚ К. Сомов.
В 1915 году по инициативе М. Горького возникло "Русское общество для изучения еврейской жизни"‚ которое выпустило сборник "Щит" в помощь российским евреям. В нем приняли участие ученые, политические деятели, писатели и поэты Л. Андреев, К. Бальмонт‚ В. Брюсов‚ И. Бунин‚ В. Короленко, Ф. Сологуб, З. Гиппиус, Д Мережковский. Сборник начинался статьей Л. Андреева: "Мне нет надобности... ссылаться на геройство евреев в деле обороны России‚ на их трагическую по своей верности любовь к России... Надо всем понять‚ что конец еврейских страданий – начало нашего самоуважения‚ без которого России не быть".
Сборник "Щит" предварял эпиграф из стихотворения Х. Н. Бялика "Над бойней" (перевод В. Жаботинского):
Небеса! Если в вас, в глубине синевы,
Еще жив старый Бог на престоле,
И лишь мне Он незрим, — то молитесь хоть вы
О моей окровавленной доле!
У меня больше нет ни молитвы в груди,
Ни в руках моих сил, ни надежд впереди…
О, доколе, доколе, доколе?
Д. Мережковский, из статьи в том сборнике: "Тяжело, больно, стыдно… Когда на наших глазах кого-нибудь обижают – "по человечеству" нельзя пройти мимо, надо помочь, или, по крайней мере, надо кричать вместе с тем, кого обижают. Это мы и делаем, и горе нам, если мы перестанем это делать, перестанем быть людьми…"
В газете "Русские ведомости" задали вопрос: "Если евреи могут умирать за Россию‚ то почему они не могут жить повсеместно в России‚ почему они не могут быть офицерами в русском войске?.." Эту проблему обсуждали повсюду‚ и – по свидетельству управляющего делами Совета министров – "даже непримиримые антисемиты приходили к членам правительства с протестами и жалобами на возмутительное отношение к евреям на фронте". На секретных заседаниях министры говорили о "недопустимых ни в одном цивилизованном государстве насилиях и надругательствах" во время выселения евреев: "Люди сотнями мрут от голода, холода, болезней. Детская смертность достигает ужасающих размеров. По сторонам дорог валяются не погребенные трупы. Повсюду падаль и невыносимые миазмы". Министры потребовали от командования "отказаться от преследования еврейской массы и огульного обвинения ее в измене"‚ но генерал Н. Янушкевич сообщил в ответ: "принятые меры в отношении евреев весьма слабые"‚ их следует усилить "в еще более значительной степени".
Поток еврейских беженцев нарастал. Летом 1915 года власти временно допустили их в города Воронежской‚ Тамбовской, Пензенской губерний, но там не оказалось никакого пристанища‚ тысячи евреев с детьми и вещами расположились на улицах‚ площадях‚ в подворотнях домов. Распространялись заразные болезни, от которых страдало местное население; положение стало безвыходным‚ и этот вопрос поступил на рассмотрение правительства.
Министры уже понимали, что черту оседлости придется временно расширить, однако некоторые соглашались на это "с душевным прискорбием". Из стенограмм секретных совещаний Совета министров: "Медлить нельзя. Движется масса евреев..." – "Приходится признаться‚ что уступки неизбежны. Вопрос в их объеме..." – "Вся Россия страдает от тяжести войны‚ но первыми получают облегчение евреи. Мое чувство как-то не может этого переварить..." – "Евреи встряхнут сонное царство... заставят перейти от старозаветных приемов хозяйства к более совершенным..." – "Откровенно заявляю перед Советом министров‚ что душа не приемлет..." – "Нельзя одновременно вести две войны – с германцами и с евреями… Надо разделить эти войны..." – "Необходимо что-нибудь сделать для облегчения займа за границей..." – "Ротшильд дальше не идет... Сказать ему: старайся‚ помогай..."
Это было время поражений русской армии; требовались громадные займы для продолжения войны‚ но преследования евреев вызывали возмущение в других странах, создавая трудности в получении иностранных кредитов. Поэтому один из министров предложил "извлечь из этой уступки наибольшие выгоды... и предъявить евреям откровенный ультиматум: "Мы даем вам изменение правил о черте оседлости... а вы пожалуйте нам денежную поддержку на русском и иностранном рынках"…". В августе 1915 года министр внутренних дел разослал по губерниям особый циркуляр: временно, "ввиду чрезвычайных обстоятельств военного времени", евреи из прифронтовой полосы получили право жительства в городах вне черты оседлости.
Закрытыми по-прежнему оставались сельские местности внутренних губерний России‚ Петроград и Москва‚ казачьи области – Терская‚ Кубанская и Войска Донского‚ а также места царских резиденций. Установили льготный прием в учебные заведения для участников войны и их детей – независимо от национальности и вероисповедания‚ однако прочие ограничительные законы продолжали существовать. Раненых еврейских солдат после излечения немедленно высылали из Петрограда и Москвы; отсрочку до двух месяцев давали лишь "для приспособления искусственных конечностей". В Москве проводили облавы на "беспаспортных евреев", среди прочих арестовали пожилую женщину‚ которая приехала в лазарет для свидания с раненым сыном. Английские финансисты во главе с Ротшильдом просили русское правительство пересмотреть антиеврейские законы‚ но царь запретил давать какие-либо обещания по этому поводу.
В августе 1915 года Николай II "принял на Себя командование сухопутными и морскими силами" России‚ и массовые выселения евреев из районов боевых действий прекратились. Однако подозрения в измене оставались‚ и министерство финансов предупредило губернские власти‚ что "немцы‚ числящиеся в русском подданстве"‚ совместно с "подкупленными" евреями намереваются "произвести в различных местностях Империи посредством особых машин выжигание хлебов на корню" – чтобы "подорвать благосостояние крестьянского населения России". А в другом циркуляре – теперь уже департамента полиции – евреев обвинили в "искусственном вздорожании предметов первой необходимости… а также в изымании из оборота звонкой монеты"‚ чтобы вызвать "недовольство" в стране. Заговорили о том‚ что евреи прячут золото повсюду‚ даже в гробах покойников; на киевское кладбище явился наряд полиции и перед погребением обыскал труп еврейского мальчика.
Агитация в газетах‚ официальные обвинения в измене‚ выселения целых общин и взятие заложников способствовали усилению антисемитизма. В 1915 году Союз русского народа потребовал "пересмотра государственных законов о жидовстве и признании его изуверской религией‚ губящей христианские царства". В мае 1916 года из-за возросшей дороговизны разразился погром в Красноярске; в больнице оказались шесть раненых еврейских женщин и ротмистр Игнатов, которого жестоко избили за то, что призывал солдат остановить погром.
Епископ Никон написал из Красноярска председателю Совета министров: "Сибирь – и еврейские погромы: это кажется совершенно несовместимым. Евреи здесь замечательно мирно уживаются с остальным населением… Чем виноваты несчастные евреи‚ из которых громадное большинство торговало по мелочам и не имело никакой возможности повышать цены? Кто виноват в страшной дороговизне? Почему евреев оставили беззащитными?.." (После выступлений епископа в защиту евреев ему начали угрожать, называя "жидовский владыко".)
Солдаты-евреи на фронте страдали от антисемитизма‚ один из них сообщал незадолго до гибели: "Одинокий‚ в заброшенной глухой деревушке‚ не уверенный в завтрашнем дне‚ я предаюсь невеселым думам... Порой становится так страшно‚ что начинаю опасаться за свой рассудок... Мне здесь‚ в тылу и на позиции‚ пришлось столкнуться с такой силой ненависти‚ что побороть ее выше моих сил. Я согнулся под тяжестью этой ненависти‚ и если останусь жив‚ не выпрямиться мне более..."
