Симон Шноль - Герои, злодеи, конформисты отечественной НАУКИ
Академия наук. Геологи и ювелиры Добыча Нового Знания — трудная работа. В тяжелых и не престижных поисках, в тайге или пустыне геологами найдено месторождение алмазов, Тот (та), кто предсказал(а) открытие месторождения, давно умер(ла). Из многих геологических экспедиций лишь одной удалось, в самом деле, найти месторождение. А потом в тоннах пустой породы, в реве промывающей эту породу драги, оказывается на «лотке» несколько невзрачных камушков - алмазов. Но блеск и слава открытия — удел ювелиров — мастеров обработки. И может быть так и надо? Без них никто не поймет ценность предмета. Но что бы стоила вся наука без «геологов»? Без тех, кто отправляется в тяжелые экспедиции без предварительной гарантии успеха. Финансовую поддержку — гранты — получают, как правило, ювелиры, превращающие невзрачные алмазы, найденные геологами, в брильянты. Грантовая наука — не лучшее условие научного прогресса. Человечество должно поддерживать пионеров. Стимулы их действий — непреодолимая, биологически обусловленная жажда знания, любознательность как условие победы в естественном отборе, условие возникновения в ходе биологической эволюции нас с вами уважаемый читатель. Мне кажется «пионерское» качество характерным для российской науки. Его не полностью уничтожила советская власть. В сочетании с духом товарищества и взаимной поддержки, а не конкуренции, это то о чем вспоминают наши друзья в разных странах. Когда же проснется сонное царство? Н. В. Тимофеев-Ресовский говорил в 60-е годы: «Всякое коренное изменение состояния общества длится не менее пяти поколений. Так что не суетитесь, а размножайтесь!» «Размножайтесь - т. е. идите в университеты, учите, чему можете студентов.» Пять поколений... Это сто лет... Нет, это слишком. С тех пор уже прошло два поколения. Ждать еще шестьдесят? Ждать, когда в нашем государстве кончатся правительственные реорганизации и найдутся деньги на поддержку российской науки... Найдутся, но лишь на науку грантовую. Где деньги выделяются на основании мнения жюри - профессионалов. А профессионалы поддерживают, как правило, лишь ювелиров (что, естественно, необходимо) — они не могут поддерживать, то, что они сами не знают, т. е. вполне новое знание. В условиях резкой недостаточности финансирования, отсутствия денег уже не на научную работу, а на нищенскую зарплату (в среднем в два-три раз ниже прожиточного минимума!) в Академии наук возникла идея «людоедства» — финансирования «элитных учреждений» за счет резкого уменьшения числа институтов и, соответственно, научных сотрудников в институтах неэлитных. Мысль, что у нас число научных работников в 5-7 раз больше необходимого принадлежит «прогрессивным реформаторам» — Е. Т. Гайдару и министру в его правительстве Салтыкову. Это типично абстрактно-справедливое умозаключение. Умозаключение, не учитывающее ни специфики нашей науки, ни реальных условий. Одним из важнейших при этом является вопрос о судьях. Кто и на каком основании должен решать «быть или не быть» данному институту, лаборатории, работнику. Естественно, что в принятой классификации судьями оказываются ювелиры-администраторы. Именно они составляют значительную часть академиков и членов корреспондентов в Российской Академии Наук.
Острота положения российской науки стала невыносимой в начале осени 1997 года. Особенно острым стало положение научных центров — относительно изолированных городов и поселков, в которых нет иных мест для работы, кроме научных учреждений. В те дни я написал отчаянную статью в Литературную газету (1.10.1997 №40(5672)) Вот выдержки из ее текста: Остановитесь! Российская наука на грани необратимого разрушения. «В Академии наук готовится трехкратное сокращение научных сотрудников и научных институтов. Готовится в тайне, оправдывается обстоятельствами и осуществляется безнравственно и без учета необратимых последствий для нашей страны. Критериями для сокращений являются некие „коэффициенты", вычисляемые при анализе публикаций руководителей лабораторий в научных журналах. При этом публикации на английском языке в „основных" журналах оцениваются в 10-50 (!) раз выше, чем в основных отечественных на русском языке, а число ссылок на работу руководителя (индекс цитирования) лаборатории делится на число сотрудников лабораторий. Не оценивается значение работ, не учитываются работы сотрудников. В высоких традициях отечественной науки не принято приписывание имени руководителя ко всем работам сотрудников. В высоких — не принято... Эти „коэффициенты" неверны и безнравственны. Они могут быть достаточно большими лишь у относительно небольшой части наших ученых. Всем ясно, что, как правило, высок индекс цитирования у статей, в направлениях, где работает множество лабораторий в мире. Это, как правило, направления, где необходимые исследования быстрее и лучше нас сделают наши зарубежные коллеги, где отечественным ученым в лучшем случае удается „удержаться на уровне". Такие работы тоже нужны, но их никак нельзя считать престижными без дополнительного анализа. Ясно, что индекс цитирования обычно велик и у тех, кто ставит свое имя в качестве автора в работах своих сотрудников. У тех, кто предпочитает английский язык русскому. А значительная часть сотрудников наших институтов последние годы лишена не только возможности продуктивной научной работы, но, как правило, и средств существования. Произошла „перестройка"... Последние шесть лет привели наши научные и учебные заведения в бедственное состояние. Никаких денег на приборы и реактивы. Нищенская и нерегулярная зарплата. Почти весь пласт среднего возраста, возраста научной зрелости, носители идей и опыта наших лабораторий, кому позволяют обстоятельства, там — в США, Англии, Швеции, Финляндии, Японии. Это не „утечка мозгов", как принято думать, они там „на сохранении" — там они сохраняют квалификацию, работают на новейших приборах, общаются с коллегами всего мира. Большинство жаждет вернуться. Вернуться, чтобы работать, когда это станет возможным. Но многие не уехали. В почти не согреваемых зимой лабораторных помещениях, при отсутствии самого необходимого, еще ведут исследования обнищавшие научные работники. Те самые самоотверженные энтузиасты, посвятившие свою жизнь тяжелому научному труду. Те самые, кого учили в университетах, те, некогда юные, носители знаний, опыта, традиций отечественной науки, кто в благоприятных условиях мог прославить страну ценными достижениями. Осталось теперь объявить им: „Вы работаете непродуктивно! У вас низок 'импакт-фактор' и 'индекс цитирования'!" Лишить их работы и фактически лишить их жизни — никаких „побочных" средств к существованию у настоящих научных работников нет. Эти „настоящие" как раз остались в лабораториях — не ушли в торговлю или в банки. Поэтому никто не заменит уволенных научных работников. С отъездом многих, мы дошли до критического уровня. В наших лабораториях каждый член коллектива выполняет свою, как правило, незаменимую функцию и лишь во взаимодействии всех возможна продуктивная работа. Так могут погибнуть и научные структуры, сохранение которых — залог будущего возрождения. Особенно остро все это в российских научных центрах. Примером может быть Пущинский центр биологических исследовании РАН. ...Из всех этих институтов только два — Институт Белка (директор акад. А.С.Спирин) и Институт Биофизики Клетки (директор проф. Е. Е.Фесенко) имеют „коэффициенты", достаточные для выживания. Это заключение сделано в ходе проведенной за закрытыми дверями, предварительно открыто не обсужденной процедуры, значительно поименованной аккредитацией. Формально ее проведение должна была осуществить компетентная комиссия из трех человек: два академика и доктор наук. Однако реально работа свелась к вычислению пресловутых коэффициентов одним техническим сотрудником. Никакие другие важные и принятые в международной практике показатели, которые были затребованы комиссией, не были учтены. А к ним относятся такие существенные показатели, как число грантов, патентов, договоров, квалификация научных сотрудников, значимость результатов. В наших трудных условиях возникли новые формы поддержки и оценки науки и научных работников: стипендии, гранты РФФИ, соросовские стипендии, гранты РФФИ по поддержке ведущих научных школ; однако это никак не учтено проведенной обработкой... Результаты такой обработки были обнародованы на заседании Отделения Физико-Химической Биологии Академии 15 сентября с. г. и утверждены им без дополнительного рассмотрения... Нужен государственный разум, чтобы понять — в таких условиях „реорганизация" невозможна. Денег, полученных при таких сокращениях, все равно не хватит для обеспечения научной работы и сносного существования оставшихся. Не моя это специальность — экономика — но знаю я, что один современный бомбардировщик стоит столько же, сколько все потребности на науку в научном центре на год. Понимают ли это руководители Академии наук и правительства? Опасаются ли они подрыва интеллектуальной мощи страны? Волнует ли их перспектива разрушения российской науки, невозможность устройства на работу в научные лаборатории страны талантливых студентов, обучающихся сейчас в наших университетах? Должны ли мы готовить наших выпускников лишь для работы в зарубежных лабораториях?
