Кристофер Добсон - Правда о «Вильгельме Густлофе»
На корме, в каюте старшего помощника с грохотом упали на пол стаканы и тарелки. Овчарка капитана 3-го ранга Хассан, спавший в койке, вскочил. Три офицера побежали по накренившейся палубе. Нос корабля опустился, а сам он получил крен пять градусов.
Цан, как опытный подводник, сразу понял, что «Густлоф» поражен тремя торпедами. Капитан Веллер попробовал связаться с машинным отделением, но телефон и бортовая переговорная система молчали. Офицеры, стоявшие на мостике, услышали доносившийся снизу шум: это означало, что некоторые переборки сломаны.
Инженер Вальтер Кнуст спал во время своей свободной вахты в машинном отделении, так как не хотел будить свою жену Паулу Марию, отдыхавшую в их общей каюте. Ботинки, носки и пиджак он снял, чтобы чувствовать себя свободнее. «Я услышал два громких взрыва и сразу же понял, что случилось, так как машины остановились, а затем я увидел, как струя воды проникает в машинное отделение. Вначале корабль под воздействием взрыва накренился в правую сторону, затем он вновь выпрямился, а потом накренился на левй борт. Я надел ботинки и куртку и выбежал в коридор».
Наверху в радиорубке Руди Ланге пытался привести в порядок свои приборы. Корабельный передатчик вышел из строя, а резервное устройство работало с перебоями. «Я достал переносную рацию, которая имелась на экстренный случай на борту, и полузамерзшими пальцами начал передавать сигналы “SOS”, — позднее вспоминал Ланге. — “Вильгельм Густлоф” тонет. Координаты; отмель Штольпебанк — 55 градусов, 07 минут северной широты, 17 градусов, 42 минуты восточной долготы. Просим помощи».
Дальность действия небольшого передатчика Ланге не превышала 2000 метров, поэтому на берегу его сообщение не услышали. Миноносец «Леве», который плыл перед лайнером, пока не обратил внимания на то, что корабль, который он сопровождал, вдруг остановился. Только когда его радист принял от Ланге слабый сигнал бедствия, капитан узнал о несчастье.
Пока «Леве» разворачивался и плыл навстречу лайнеру, его мощный передатчик посылал дальше сигнал «SOS». Однако сообщение передавалось не на особой частоте боевых кораблей 9-й охранной дивизии, а на запасной частоте 2-й учебной дивизии подводных сил, специально выделенной для данного рейса. Поэтому радист «Ганзы» первым узнал о драме «Густлофа». Драгоценное время было потеряно, и именно тогда, когда «Густлоф» находился всего в 25 милях от побережья, в непосредственной близости от нескольких немецких кораблей.
Капитан 3-го ранга Гейдель рассказал нам: «Главная ошибка заключалась в том, что мы в своем штабе в Свинемюнде услышали о “Вильгельме Густлофе”, когда прошло уже много времени с начала катастрофы. А ведь корабль находился в зоне нашей ответственности».
Бортовой журнал соседней 10-й охранной дивизии содержит следующую запись от 30.1[6]:
«В 23.00 поступила следующая открытая радиограмма: “Квадрат 9452, быстро тонет корабль — “М-118”. Что такое “М-118”, нам неизвестно. Поэтому пока непонятно, о каком корабле идет речь. Только в 23.30 более подробные радиограммы внесли ясность, что “Вильгельм Густлоф” затонул в 22.18 в районе 55 градусов, 7,5 минут северной широты и 17 градусов, 42 минуты восточной долготы. Причины пока неизвестны.
Лишь после этого поступила телеграмма от отдела боевой подготовки командования подводными силами от 30.01 о том, что “Вильгельм Густлоф” в 15.15 вышел от полуострова Хела с 4749 пассажирами на борту, сопровождаемый миноносцем “Леве”. Таким образом, охранной дивизии вначале стал известен факт гибели корабля, и лишь позднее поступили сообщения о начале рейса и о его местонахождении в данном районе.
Командир 2-й охранной флотилии».
Напротив радиорубки находилась каюта профессора Бока. После приятного ужина, состоявшего из ростбифа и бутылки бургундского вина, которое было подано обходительным стюардом Максом Бонне, он удалился к себе вместе с баронессой фон Майдель. Гюнтер фон Майдель после ужина пошел в свою каюту на верхней прогулочной палубе, которую он занимал вместе со своей матерью, другой дамой и ее дочерью. Когда взорвалась первая торпеда, профессор Бок откупоривал бутылку вина, а баронесса фон Майдель начала читать сборник стихов. Баронесса сразу подумала о сыне. «Я побежала по коридору, чтобы найти его. Тускло горело аварийное освещение. Я почувствовала невероятное облегчение, когда увидела бегущего ко мне Гюнтера. Профессор Бок вывел нас на шлюпочную палубу».
Когда торпеда попала в корабль, Гюнтер лежал в своей койке и читал индейский роман Карла Мая. Каюта № 40 все еще сохраняла уютный предвоенный интерьер круизного лайнера. Полки были заполнены книгами, а на туалетном столике стояли флаконы духов его матери. «Я рад, что мы, наконец, находимся в море», — сказал он своей матери перед тем, как она покинула каюту. Гюнтер фон Майдель вспоминает еще и о том, как он воспринял попадание в корабль торпед: «Бум, бум, бум! Вот так, похоже, прозвучало это».
В свои тринадцать лет он был на удивление рассудительным мальчиком. Соседку по каюте охватила паника. «Что нам делать?» — кричала она. Гюнтер посоветовал ей надеть пальто и спасательный жилет, и она ринулась из каюты в поисках своей дочери, которая вместе с двумя своими подругами отправилась в другую каюту. Мальчик, который уже хорошо ориентировался на корабле, побежал искать свою мать.
«Как только мы нашли Гюнтера, я бросился вместе с ним в мою каюту, чтобы взять пальто, шляпу и перчатки, так как было очень холодно, — рассказывает профессор Бок. — Помню, что подумал, нет смысла оставлять здесь шубу, если корабль потонет. Затем я вывел их всех на правую сторону прогулочной палубы. Мы уже имели сильный крен, и я осознавал, что будет трудно подготовить лодки к спуску на воду».
Они ринулись по обледенелой накренившейся палубе к одной из спасательных лодок, которую матросы безуспешно пытались спустить на воду. Это была почти невыполнимая задача, так как спусковые механизмы шлюпбалки насквозь промерзли. К тому же члены команды не были обучены управляться с лодками в таких условиях.
Привилегированные пассажиры, имевшие собственные каюты, хотя корабль был переполнен, оказались в лучшем положении, так как могли без затруднений выбраться с верхних палуб и добраться до лодок. У большинства беженцев, переполнявших нижние палубы, положение было намного хуже. Лишь очень немногие ориентировались на корабле, и едва ли кому-нибудь из них удалось запомнить расположение аварийных выходов, на которые команда предусмотрительно прикрепила перед отплытием соответствующие надписи. Беженцы радовались уже тому, что получили место на корабле. Многие из тех, кто ни разу не был на море, не имели понятия, куда им надо бежать в случае бедствия.
На палубах «Е» и «D» взрывные волны, пройдя наверх по переборкам, сбросили людей на пол. Пока не включилось аварийное освещение, сохранялась полная темнота, сильно пахло газами, образовавшимися в результате взрывов. Двигаясь на ощупь, беженцы искали места, откуда они спускались к себе в нижние помещения. На своем пути они не встретили матросов, которые могли бы указать им дорогу. Вскоре все проходы были забиты перепуганными до смерти женщинами и детьми.
Кнуст побежал из машинного отделения в каюту своей жены. «По пути я натыкался на людей, страдавших от морской болезни. Я призвал их следовать за мной, потому что знал дорогу, но они не решились на это. Остается лишь надеяться, что их смерть была быстрой, а не мучительной».
Первая торпеда попала в носовую часть «Густлофа» — под ходовую рубку и глубоко под ватерлинию. На мостике к этому времени еще не знали о масштабах повреждений. Никому из команды не удалось спуститься вниз, чтобы определить их. Отсутствовала связь между командирским мостиком и внитрипалубными служебными помещениями, там, где по боевому расписанию должны были находиться группы оценки повреждений.
Капитан Веллер хотел удостовериться, что. эти группы закрыли водонепроницаемые переборки, чтобы изолировать смятую взрывом часть корпуса корабля. Морякам «Густлофа» удалось по собственной инициативе закрыть некоторые переборки. Совсем непросто было принять и осуществить такое решение, так как закрытие переборок являлось смертным приговором для тех, кто находился в зоне опасности.
Торпеда поразила носовую часть рядом с матросскими кубриками. Почти все свободные от вахты матросы погибли от осколков и устремившихся туда потоков воды. Оставшиеся в живых, оглушенные взрывами и пораженные горячим паром остались за переборками, закрытие которых должно было предотвратить быстрое затопление корабля. Моряки, которые задохнулись в воде, поступившей в носовые отсеки, как раз и являлись теми, кто должен был показать пассажирам дорогу на верхние палубы, и теми, кто отвечал за спуск спасательных лодок. Никто не мог заменить их, потому что даже курсанты-подводники были недостаточно подготовлены для проведения таких спасательных операций.
