Константин Бадигин - Покорители студеных морей (Главы 16-27)
- Сердце щемит, как Медоварцева да Жареного вспомяну. Жалко, спору нет. Однако, не в том корень, - тихо, словно сам с собой, заговорил Амосов. - Кто нас боронить будет, коли мы сами себя не бороним? Великому Новгороду без кораблей, без стражи морской, без торговли заморской сильным не быть... Вот смотри, Порфирий, я со своими кораблями не побоюсь по морям пройти. Меня никто не тронет. Любо разбойникам одну-две лодейки ограбить, а попробуй-ка нас взять. Небось обожгутся.
- Разбойников беречься надоть, Труфан Федорович, - заметил Порфирий. Силища их в этом море! Они, разбойники-то, морскими братьями себя зовут и, окромя бога, всех за врагов почитают. Бог-то у них - жуковина, черная да страшная.
Верный человек меня упредил, - понизил голос купец, - тебе беречься надо, прознали разбойники о твоем походе.
- Пройду! - махнул рукой Труфан Федорович. - С моими дружинниками в огонь без опаски можно идти. Я, Порфирий, - помолчав, сказал он, - всегда в дело свое верю и к людям своим доверие имею. И они за дело себя не пожалеют.
На следующий день Амосов пустился в торговые дела. Порфирий Ворон и здесь сумел помочь ему добрым советом.
Распродав товары с большой выгодой - цены давали вдвое против ганзейцев, Амосов купил еще несколько лодей пшеницы. На другие суда грузили ипрские сукна, тонкое полотно, железо, олово, свинец, серу, красное и белое вино в бочках, соль и другие товары.
Несмотря на запрещение папы, Амосову удалось купить оружие и порох. На каждое судно он поставил по две пушки, палившие каменными ядрами.
На десятый день к вечеру Труфан Федорович закончил все свои дела и, пообещав доньским купцам зайти еще раз на обратном пути в Поморье, стал готовить лодьи к отходу. Утром суда стояли готовые к отплытию.
Труфан Федорович решил выйти в море ночью, чтобы не привлекать внимания. Кораблей было много, и выход из порта большого каравана не остался бы незамеченным. Перед тем как идти отдохнуть, он позвал дозорного.
- Здесь я, дедушка, - откликнулся Егорка.
- Егорий?! Кто тебя в дозор поставил? - удивился Амосов. - Других разве нет?
- Другие-то перед походом спать повалились. "Ты, говорят, Егорка, стережи".
"Так-то оно так, - подумал Амосов, - ночью все руки нужны будут, а все же неладно малого одного оставлять".
- Ну хорошо, Егорий, - строго сказал Труфан Федорович. - Доверили тебе дело большое, так ты смотри рот не разевай, не засни часом...
- Что ты, дедушка! - обиделся мальчик.- В жизнь в дозоре не засну.
Старый мореход, глянув по привычке на воду и на небо, ушел к себе, а Егорка принялся расхаживать по палубе.
Стемнело, трудно уже было рассмотреть, что делается на стоящем рядом судне. Мальчику надоело ходить взад и вперед, и он забрался на толстое бревно на носу судна и стал глядеть на темную, неприветливую воду, плескавшуюся о борта лодьи.
Неподалеку раздались странные звуки - он прислушался.
"Тук, тук, тук, - явственно донеслось с кормы стоявшего рядом судна. Тук, тук, тук".
Прешло совсем немного времени, стук повторился. Теперь он был слышен совсем близко, с кормы своего судна.
"Кто может стучать, - подумал Егорка. - Спят все. Посмотрю", - и, легонько спрыгнув на палубу, побежал на стук.
Босые ноги неслышно поднесли его к корме. Велико же было удивление мальчика, когда он увидел незнакомого человека, прибивавшего к кормовым перилам какой-то темный предмет.
- Эй! - крикнул Егорка. - Что за человек?
Незнакомец молча бросился на мальчика, и Егорию не удалось даже пикнуть -потная ладонь закрыла ему рот. Но, когда незнакомец сдавил другой рукой мальчику горло, Егорка, изловчившись, больно укусил его за палец. Незнакомец охнул и разнял руки.
- Ребята, помогите! Сюда, ребята!.. - крикнул Егорий.
Страшный удар свалил мальчика с ног, но крик был услышан. На палубе забегали дружинники. Когда подняли лежавшего в беспамятстве Егорку, рядом никого не было.
Кто-то вылил ведро холодной воды на мальчика. Разбуженный шумом, подошел Труфан Федорович и, узнав, в чем дело, бросился к Егорию.
- Егорий, - тряс он его, - Егорий, что с тобой? - Руки старика дрожали. -Что с тобой, Егорушка?..
- Там человек стучал... прибивал... - очнувшись, несвязно начал мальчик. С трудом поднявшись на ноги, он, шатаясь, подошел к темному предмету. - Вот что он прибил...
Труфан Федорович подошел поближе.
- Красный фонарь, - сказал Амосов, осмотрев предмет со
всех сторон, - свеча-то велика, на всю ночь хватит... А вот еще один, заметил он.
- На той лодье тоже стук был, - сказал, немного оправившись, Егорка.
- А ну, ребята, сбегай посмотри! - распорядился Труфан Федорович.
Несколько человек бросились на соседнюю лодью. Там тоже оказался зажженный фонарь.
Дружинники в недоумении разводили руками.
- На других лодьях посмотреть надобно. Глянь-ка, братцы. Ежели и на других фонари горят, - догадался Амосов, - разбойных рук дело. Приметы лиходеи поставили, чтобы ночью наши лодьи обозначить.
Действительно, на всех новгородских лодьях горели красные фонари. На "Онего", так же как на "Шелони", фонарей было два. Теперь все стало ясным.
- Твои лодьи, господине, дважды мечены, - предупреждали Амосова дружинники. - На дороге ты им встал.
- А кто же вызнал, кто вора поймал?.. - спрашивали мореходы.
- Егорий вора поймал, малый чуть живота не лишился. Видишь, как его по башке ахнул вор-то... - ответил Никита. - Молодец, Егорий! - обернулся он к мальчику. - Поведай-ка нам все, как было.
Не помнящий себя от радости Егорий подробно рассказал, как он заметил вора.
Труфан Федорович ласково погладил мальчика по голове:
- Пойдем, Егорий, ко мне, отдохни, в море скоро выходить. И вы, ребята, часок сосните. В дозорных пусть Дмитрий ходит. Ты, Егорий, - держа мальчика за плечи и подталкивая его вперед, строго говорил Амосов, - не понимай о себе много! Ничего тут знаменитого нет, что вора заметил. Правильно службу справил, по уставу, и всё тут, а на других лодьях забыли про устав. От этого и все беды на море случаются.
Когда лодьи вышли в море и, вытянувшись в длинную ленту, медленно двигались на восток, была темная осенняя ночь. Ветер дул попутный, но слабый, лодьи легко покачивались на небольшой волне.
Егорка проснулся. Он с трудом повернул голову, шея сильно болела, во всем теле чувствовалась тупая, ноющая боль, но он радостно улыбнулся, когда вспомнил, что произошло вечером. Его потянуло на палубу. Наверху он долго вглядывался в темноту, ничего не разбирая со света.
"Ну и ночь, черна, и кулака своего не видно", - думал Егорий. Он взобрался на свое любимое место - накозье, толстое бревно на носу судна и, примостившись, стал глядеть на море. Шел первый час ночи.
Вдруг Дмитрий, дозорный, неожиданно крикнул.
- Огонь вижу близко! Наша лодья на огонь идет... Берег... Изба светится... Каменья!.. - выкрикивал богатырь.
Все явственно услышали доносившийся с берега громкий собачий лай. Многие увидели темную гряду камней.
Труфан Федорович, помогая Савелию, навалился на руль. Лодья, медленно поворачивая влево, уходила мористее...
- Дальше от берега - надежнее будет, - сказал Савелий, когда Труфан Федорович намного отвернул лодью от прежнего направления и направил ее на северо-восток.
Амосов не мог понять, почему здесь оказался берег. Он несколько раз заглядывал в свою записную книгу, где были указаны благополучные курсы на все ветры. Все казалось правильным, и ошибки не могло быть - до берега оставалось далеко. Но собака? Откуда взялась собака на море и гряда камней, уходящая к востоку?
Думать было уже поздно: за "Шелонью" повернула "Онего", а там и все другие лодьи амосовского каравана, державшиеся близко друг подле друга.
Дружина на "Шелони" была взбудоражена. Счастливо избавившись от опасности, все люди были на палубе и горячо обсуждали минувшие события.
Вдруг раздался детский пронзительный крик.
- Ой!.. Ой!.. - кричал мальчик. - Нельзя сюда, поверните! Дедушка, поверни!..
- Что там, Егорий, что видишь? - встревоженно крикнул Амосов.
- Не знаю, дедушка, черное что-то... близко уж, поверни! - завопил еще сильнее мальчик.
Несколько человек вместе с Труфаном Федоровичем бросились на нос. Впереди, совсем рядом, плавали бревна.
Амосов понял беду.
- Лево ворочай, ребята! - крикнул он, с беспокойством наблюдая за черной лентой связанных между собой бревен. - Больше, больше давай!
Но было поздно. С хода лодья врезалась в толстое тяжелое дерево, дрогнула и остановилась. Егорий чуть-чуть не свалился в воду от сильного толчка.
- Говорил тебе, дедушка, что нельзя сюда, - подошел к Амосову мальчик.
Старик не ответил. Махнув рукой, он побежал к средней мачте, где хранились приготовленные факелы, и стал разжигать огонь. Размахивая горящей смолистой веткой, он предупредил остальные суда об опасности. Но сделать что-либо было уже нельзя, лодьи одна за другой сворачивали в сторону и все же попадались в ловушку. Несколько лодей столкнулись и запутались снастью. На судах началось смятение.
