Дэвид Мёрфи - Что знал Сталин
Затем Проскуров перешел к проблеме рассылки разведывательных сводок: «Командующие 8-й и 9-й армиями Штерн и Чуйков жалуются, что они не получали сводок. Как выяснилось, работники Генерального штаба во главе с товарищем Смородиновым считают, что то, что происходит на участке 8-й армии не нужно знать 7-й армии, и поэтому никогда не пересылают сводки. Это идиотство! — возмущенно сказал Проскуров. — Командующие армиями должны были знать, что делается на соседнем участке. Нужно повернуть мозги нашим большим и малым командирам к разведке ‹…›. У нас нет точных данных, сколько тысяч жизней мы потеряли из-за отсутствия разведки».
Сталин не ответил. Вероятно, он не хотел быть вовлеченным в вопрос, кто был виноват за ужасающий список потерь в Зимней войне. Вместо этого, он изменил тему и спросил об агенте в Лондоне, который прислал сообщение о планируемом английском воздушном налете на Баку, но не сообщил никаких дополнительных деталей. Этот же человек сообщил, что 12 тысяч цветных войск вводится в Румынию. Проскуров ответил, что источник не агент, а военно-воздушный атташе генерал-майор Иван Черный. Сталин ответил, сказав: «Вы говорите, что он честный человек. Я согласен, что он честный человек, но дурак. Я боюсь, что если ваши агенты будут так и дальше работать, то из их работы ничего не выйдет» [96].
Мерецков вмешался, сказав, что командиры боятся идти в такую разведку, потому что они говорят, что им запишут, что они были за границей. Проскуров согласился, заметив, что «если записано в вашем личном деле, что вы были за границей, это остается там на всю жизнь». Сталин возразил, сказав, что «есть же у нас несколько тысяч человек, которые были за границей. Ничего в этом нет. Это заслуга». Можно представить мысли присутствующих, все из которых прекрасно знали, что Мерецков и Проскуров были правы в отношении подозрений, которые приписывались людям, служившим за границей.
Проскуров поднял вопрос о трудностях, с которыми столкнулись наши агенты-парашютисты, заброшенные на семьдесят километров за линию фронта, «включая то, что наши разведчики были заражены тем же, чем и многие большие командиры, которые считали, что там их будут с букетами цветов встречать, а вышло не то». Это была едва прикрытая ссылка на Финскую Демократическую Республику, которая, как предполагалось, должна была заручиться поддержкой финского рабочего класса, что было идеей Сталина. Явный намек в присутствии других лиц на провал его плана, мог привести в ярость Сталина, который затем обвинил Проскурова в посылке в Финляндию русских, не знавших финского языка: «Надо, чтобы они язык населения знали. Дайте в Главный военный совет список, кого вы посылали и когда». Проскуров ответил: «Я рад, что вы заинтересовались этими вопросами, потому что после этого дело пойдет лучше». Он добавил, что одно дело для туриста посмотреть на ДОТ, а описать его конструкцию, точное местонахождение, это другое дело. «У нас был такой курьез: Скорняков ‹Н. Д. Скорняков, пом. военно-воздушного атташе в Берлине› прислал телеграмму. А Кулик звонит — прикажи Скорнякову прислать чертежи и конструкции. Но он этих сведений дать не может. Эту проблему мы не можем решить посылкой туристов». Сталин не понял существа дела и стал доказывать, что самое лучшее вызвать Скорнякова и подробно опросить. Кулик объявил перерыв. [97]
Так закончилось участие Проскурова в совещании. Проскуров не уступал Сталину, который демонстрировал слабое понимание военной разведки или то, каким образом информация добывается, анализируется и распространяется. Сталину явно не нравилось, как Проскуров вел себя по отношению к нему, и потому время от времени старался свернуть обсуждение с серьезных предметов на несерьезные. По той манере, в которой Сталин и другие реагировали на выступление Проскурова и на вопросы разведки, было ясно, что Проскурова и его Управление разведки собираются сделать «козлами отпущения» за провалы, которые привели к злополучной финской войне. Проскуров же своими отрицательными пофамильными упоминаниями многих высших офицеров, казалось, был готов вступить в противоборство с любым, кто, по его мнению, чернил службу разведки. Конечно, одним делом для Сталина и прочих было использовать апрельское совещание для критики разведки за ошибки в финской войне, другим — выдвинуть официальное обвинение в том, что служба разведки не отвечает требованиям. Избранным для этого средством был акт передачи Наркомата обороны от Ворошилова Тимошенко в мае 1940 года; в акте содержались докладные руководителей центральных управлений, переданные в присутствии А. А. Жданова, секретаря ЦК ВКП(б) Г. М. Маленкова и зам председателя СНК Н. А. Вознесенского. Раздел «Состояние разведывательной работы» звучал так:
«Организация разведки является одним из наиболее слабых участков работы Наркомата обороны. Организованной разведки и систематического поступления информации по иностранным армиям не имеется. Работа Разведывательного управления не связана с работой Генерального штаба. Наркомат обороны не имеет в лице Разведывательного управления органа, обеспечивающего Красную Армию данными об организации, состоянии, вооружению и подготовке к развертыванию иностранных армий. В момент, когда нужно принять на себя ответственность, Наркомат обороны не располагает такой информацией. Театры военных действий и их подготовка не изучены». [98]
Дни Проскурова, как руководителя разведки Красной Армии, были явно сочтены. Но именно в то время, когда происходили эти нападки на советскую военную разведку, внезапно вспыхнула война на Западе. В начале апреля 1940 года немцы оккупировали Данию и Норвегию, а 10 мая вторглись в Голландию, Бельгию, Люксембург и Францию. 15 мая голландцы капитулировали, а за ними 27 мая последовали бельгийцы. К 4 июня английские войска покинули Францию; Париж пал 14-го, а 17-го маршал Петэн приказал французской армии сложить оружие. Надежды Сталина на продолжительную войну между Германией и союзными странами разбились вдребезги — теперь ему было необходимо знать, какой будет следующий шаг Гитлера. При таких обстоятельствах было маловероятно, что Сталин выступит против своего руководителя разведки Проскурова. [99]
Глава 6. Резидентуры Советской военной разведки в Западной Европе
В июне 1940 года советская военная разведка, которую все еще возглавлял Проскуров, подготовила две информационные записки о событиях, происходящих в Европе. Одна отражала взгляд немцев на успехи Вермахта во Франции, другая содержала прогнозы того, что будет делать Гитлер после разгрома Франции.
4 июня 1940 года Проскуров послал первое донесение Сталину. Оно была основано на результатах визита в посольство Германии полковника Герхарда Матцке, германского военного атташе в Токио. Он останавливался в Москве по пути в Токио после двухнедельного нахождения в мае в действующей немецкой армии во время кампании в Бельгии и северной Франции. Полковник поделился своими впечатлениями с помощником военного атташе Германии в Москве подполковником Хегендорфом и другими атташе. Источником, вероятно, был Герхард Кегель (псевдоним «ХВС»), опытный агент РУ, ранее работавший в Варшаве, а ныне — сотрудник коммерческого отдела посольства Германии. Кегель, видимо, услышал об отчете Матцке от Хегендорфа. Справка была послана Сталину, но неизвестно, как он или его высшие военные советники на нее отреагировали.
Матцке сказал, что он был потрясен быстротой и силой, с которой германские войска наступали в Нидерландах и Франции, опрокинув все планы обороны противника. Он упомянул об эффективности использования парашютистов и воздушно-десантных частей в захвате роттердамского аэропорта и быстром преодолении канала Альберта, которое предотвратило разрушение мостов. Матцке и Хегендорф говорили, что захват льежских крепостей удалось осуществить благодаря тому, что удалось заранее опробовать технологию и проверить вооружение. Например, танки с огнеметами были проверены на схожих укреплениях в чешских УРах в Судетской области, которые были оставлены чехами после Мюнхенских соглашений в сентябре 1938 года. Другие новинки вооружений включали в себя пикирующие бомбардировщики с 1700-килограммовыми бомбами, снабженными сиренами, издававшими оглушающий рев, который деморализовал защитников. Матцке отнес успех немцев интенсивным тренировкам, которые их войска получили во время подготовки к западной кампании; французы наоборот — похоже, проспали всю зиму. [100]
Через два дня после того как Проскуров послал первое донесение, он получил телеграмму от советского военного атташе в Софии полковника И.Ф. Дергачева. В ней находилось сообщение надежного источника о перспективных германских планах — к этому времени было уже ясно, что Вермахт был накануне победы во Франции. Как сообщалось в донесении «немцы стремятся заключить перемирие с Францией при посредничестве Италии. Для этого Италия, путем военной угрозы Франции, должна добиться заключения мира. После заключения мира Германия в течение месяца приведет армию в порядок и совместно с Италией и Японией внезапно нападет на СССР с задачей уничтожения коммунизма в Советском Союзе и установления там фашистского строя. Источник ручается за достоверность этой информации и просит, чтобы она была направлена Советскому Правительству». Это донесение было направлено Сталину, Молотову и Тимошенко. [101] Через четыре дня после получения его Проскуровым Италия напала на Францию; 22 июня французы заключили перемирие с Германией, а 24 июня — с Италией. Теперь мы знаем из германских архивов, что менее чем через месяц Гитлер приказал своему штабу готовиться к вторжению в СССР.
