Энтони Эверит - Возвышение Рима. Создание Великой Империи
Теперь вопрос состоял в том, что делать с преступниками, которые оказались членами таких высоких и могущественных семей. Большинство людей в народном собрании смущались и молчали, и только некоторые, желая угодить Бруту, предложили применить к ним наиболее приемлемое наказание - изгнание.
Рассмотрев доказательства, он окликнул каждого из своих сыновей в отдельности. «Ну, Тит, ну, Тиберий, что же вы не отвечаете на обвинение?» - спросил он. Они не ответили, тогда он задал тот же самый вопрос еще два раза. Они так и не проронили ни звука, после чего Брут сказал, обращаясь к ликторам: «Теперь дело за вами». Они схватили молодых людей, сорвали с них одежду, завели за спину руки и принялись сечь прутьями. Брут не отвел взора в сторону и пристально наблюдал за всем происходящим, до тех пор пока его сыновей не распластали по земле и не отрубили им головы.
Рассматривали дело и против других заговорщиков. Коллатин, опасаясь за своих племянников, призвал не применять к ним высшую меру наказания. Брут выступил против этого, после чего Коллатин с издевкой воскликнул: «У меня такая же власть, как и у тебя, а поскольку ты так груб и жесток, то я приказываю освободить этих молодых людей». Народ возмутился и чуть было не выгнал Коллатина с собрания. Чтобы не допустить беспорядков, он добровольно сложил с себя власть и покинул город.
Вера в главенство закона и нечеловеческая жестокость стали характерными качествами римлян. Мрачным вознаграждением за такой тип самопожертвования было чувство собственного достоинства. Практичные недоуменные греки сочли поведение Брута «жестоким и невероятным». Такому поведению очень поразился Плутарх, который исследовал моральные нормы общественной жизни через биографии греческих и римских военачальников. Однако из-за чрезмерной вежливости он не стал рассуждать о морали. Про Брута он написал: «Его поступок, при всем желании, невозможно ни восхвалять, ни осуждать… первое свойственно божеству, второе - дикому зверю».
Тарквиний Гордый очень обеспокоился таким поворотом событий. Без особой охоты он возглавил армию против Рима, провел нерешительный бой, в котором потерпел поражение, а затем бежал. Он нашел пристанище при дворе Ларса Порсены, царя (lauchme) могущественного этрусского города Клузий. Порсена не одобрил принцип изгнания монархов и проявил солидарность с Тарквинием. Видимо, он боялся цепной реакции и считал, что с ним могло произойти то же самое, что и с Тарквинием. Таким образом, в 507 году до н. э. он решил выступить со своей армией против новой республики.
Когда враг появился на противоположном берегу Тибра, римляне ушли из этих мест в город, который вскоре оказался окруженным. Река сама по себе считалась довольно серьезным препятствием, поэтому вдоль берега не построили никаких оборонительных сооружений. Слабым местом был Свайный мост, который до сих пор оставался единственным мостом в Риме. Если бы воины Порсены смогли перейти через него, то римляне проиграли бы войну и Тарквиний Гордый снова оказался бы у власти.
Командир охраны моста был патрицием по имени Публий Гораций Коклес. В сражении он лишился одного глаза, поэтому получил прозвище «Коклес», по-латински «одноглазый». Неприятельские войска внезапно захватили Яникульский холм и ринулись с него к мосту. Вся охрана испугалась и бежала, за исключением Горация и двух его спутников, Спурия Ларция и Тита Герминия, которые были выходцами из Этрурии. Они прошли через мост на яникульскую сторону реки и приготовились к обороне. Они решили задержать неприятеля и выиграть время, чтобы другие люди у них за спиной успели разобрать мост. Мост был слишком узким, одновременно по нему могли пройти всего несколько воинов Порсены, поэтому эти трое римлян надеялись, что им удастся сдержать натиск.
Они отважно сражались, стоя плечом к плечу друг к другу. Много этрусков полегло у моста. Гораций приказал, чтобы его спутники уходили, а сам он продолжал вести бой один, несмотря на копье, пронзившее его ягодицу. Наконец, он услышал позади себя грохот рухнувшего моста, а затем, взывая к богу, бросился в реку и поплыл назад к римскому берегу. Город был на какое-то время спасен.
Этот случай самоотверженности с нашей точки зрения не подлежит сомнению. Отвага Горация вобрала в себя все то, что римляне понимали под словом «виртус» (virtus). Оно обозначало совокупность взаимосвязанных значений, таких как мужественность, силу, сообразительность, моральное превосходство и военный талант (в общем смысле его можно перевести как «доблесть»). Статую Горация установили в комиции. Однажды в нее попала молния, и это сочли дурным предзнаменованием, и перенесли на более низкое место по нечестному указанию некоторых этрусских предсказателей. Когда это обнаружилось, предсказатели были казнены (можно сказать, что это слишком суровое наказание, но оно хорошо показывает, насколько сильно почитали Горация). Затем статую перенесли на Вулканал. Так называлась терраса на склоне Капитолийского холма, где находился алтарь бога кузнецов, Вулкана. Это местоположение статуи было очень почетным, так как здесь занимались общественными делами действующие консулы. Статуя простояла там много лет. О ней в I веке н. э. упомянул автор известной энциклопедии Плиний Старший.
Порсена приготовился к долгой осаде. Время шло. Запасы продовольствия в городе подходили к концу, и этрусский царь надеялся, что скоро он достигнет своей цели, не предпринимая никаких действий. Тогда молодой римский аристократ Гай Муций решил самостоятельно изменить ход событий. Он задумал убить Порсену и получил на это разрешение сената. Муций очень хорошо знал неприятельскую речь. Он оделся так же, как этруски, и пробрался во вражеский лагерь. Под одеждой у него был меч. К сожалению, он не знал царя в лицо и не отважился никого спросить, чтобы ему показали его. Однако он заметил возвышение, где сидел царь, и присоединился к многочисленной толпе, окружавшей его.
В этот день производили выплату жалования, и хорошо одетый человек, сидящий около царя на возвышении, занимался выдачей денег. Это был царский казначей. Поскольку большинство людей обращалось к нему, Муций не понял, кто из них простой человек, а кто правитель. И он сделал неправильный выбор. Вскочив на возвышение, он нанес удар казначею, после чего попытался скрыться в толпе, но его схватили и привели к разъяренному Порсене.
Муций не выказал никакого испуга. «Я - римский гражданин, - сказал он, - и зовут меня Гай Муций. Я вышел на тебя, как враг на врага, и готов умереть, как готов был убить: римляне умеют и действовать, и страдать с отвагою». Затем он сказал царю, что по его лагерю бродит еще много римских лазутчиков, которые будут преследовать его на каждом шагу.
Разгневанный Порсена приказал сжечь лазутчика заживо, если он не расскажет все об упомянутом заговоре. Муций воскликнул: «Знай же, сколь мало ценят плоть те, кто жаждет великой славы!» Он положил правую руку в огонь, который зажгли для жертвоприношения. Рука его горела, а он стоял, и как будто не чувствовал боли. Удивленный царь приказал своей страже вывести Муция из алтаря. Затем, как великодушный противник, он освободил его.
Однако Муций не собирался отступать от своей цели. С глубоким убеждением, он сказал: «Из благодарности я открою тебе то, что ты не смог извлечь из меня угрозами. В твоем лагере есть триста молодых римлян, переодетые этрусками, которые выжидают удобного случая, чтобы убить тебя. Мне выпало начать!» Пораженный царь решил отпустить Тарквиния, заключить мир и вернуться домой. Муций получил еще одно имя (номен или когномен) - «Сцевола» (Scaevola), то есть «левша». Это отражало то, что теперь его правая рука не действовала.
Третья героическая история так же, как и предыдущие, основана на самопожертвовании, однако она обладает одной любопытной особенностью. В принципе римляне осуждали обман во время войны - засады и прочие военные хитрости. Но римляне оставались реалистами и постоянно использовали обман, не признавая его за таковой. Так, Муций, мучаясь от боли из-за сожженной руки, сохранял присутствие духа и лгал о числе римских лазутчиков-убийц, скрывающихся в этрусском лагере. Действие Муция можно считать недостойным ответом на великодушный поступок Порсены по его освобождению.
Ученые не верят в историческую достоверность этого рассказа. Возможно, что здесь имел место приговор за клятвопреступление, поскольку наказание за нарушение клятвы или обета состояло в том, что руку нарушителя помещали в огонь. Проникновение во вражеский лагерь является отзывом одной греческой легенды об афинском царе, который надел на себя крестьянское одеяние, чтобы пробраться в лагерь неприятельской армии. Вся эта история или ее часть могут быть вымыслом. Однако ее эмоциональность не является причиной того, чтобы мы отказались рассмотреть моральную сторону этой истории.
![Э. Гиббон - История упадка и крушения Римской империи [без альбома иллюстраций]](/uploads/posts/books/184344/184344.jpg)
