Елена Прудникова - Рихард Зорге – разведчик № 1?
– Когда я познакомился с легендой «Рамзая», то был просто поражен ее непродуманностью. В 20-е годы в Германии Зорге был партийным функционером-антифашистом. Он редактировал газеты, писал статьи, выступал на различных собраниях и, конечно, не мог не попасть под подозрение полиции. Потом в качестве корреспондента немецкой газеты отправился в Шанхай, где работал два года… Затем некоторое время жил в Москве. Отсюда его направили работать в Токио корреспондентом. По нашему мнению, это было грубейшее нарушение конспирации. Когда мы проводили подобные операции, то продумывали всю легенду до мельчайших подробностей… Карин и Артузов тоже считали, что «Рамзай» висит на волоске, и его разоблачение – лишь вопрос времени.
Можно спорить со старым чекистом, можно соглашаться. Однако едва ли засылку Зорге в Токио так, как она была произведена, можно назвать иначе, чем авантюрой. Да, Зорге был авантюрист, да и Берзин тоже не чеховский Беликов, но на сей раз все как-то уж слишком…
Это было трижды опасно. Япония – это не Китай, перекресток всех дорог и ярмарка авантюристов. Япония – закрытое общество, с очень развитой полицией и охваченное шпиономанией. Во-первых, Зорге мог попасть на крючок японской контрразведки еще в Шанхае. Во-вторых, немецкое посольство в Токио могло заинтересоваться его прошлым. Ладно, работу в компартии еще можно было списать на «ошибки молодости» – а на что спишешь работу в Европе по линии Коминтерна? А если удастся узнать, что он несколько лет прожил в СССР? Тем более, что его фотографии так свободно лежали у его жены в семейном альбоме… Наконец, и шанхайские немцы могли передать в Токио информацию об участии Зорге в коммунистической деятельности уже в Китае.
Один из начальников японского отдела М. И. Сироткин в своей докладной записке «Опыт организации и деятельности резидентуры „Рамзая“» пишет: «К сожалению, в освещении плана организации резидентуры для нас остается весьма существенный пробел… Этот пробел заключается в следующем: нигде, ни в одном документе не зафиксировано, какие установки и указания получил „Рамзай“ при инструктировании и обсуждении плана работы – по вопросу о парировании „Шанхайской угрозы“, какая была разработана легенда для объяснения прежней деятельности „Рамзая“ в Шанхае – на случай, если токийские немцы получат какие-то сообщения из Шанхая. Трудно допустить, чтобы этот вопрос, определявший основной риск использования „Рамзая“ в Японии, остался вне поля зрения „Рамзая“ и руководства Центра. Если даже допустить, что в силу какой-то небрежности этот вопрос не обсуждался, то трудно поверить, чтобы сам „Рамзай“, многократно напоминавший Центру об „угрозе из Шанхая“, не продумал заранее для себя легенды и тактики поведения на случай, если из Шанхая в Токио „долетят кое-какие брызги грязи“».
Все же странно, что Зорге практически сразу после отзыва из Китая под угрозой провала снова отправили в тот же регион, в страну, связанную с Китаем тысячью нитей, причем под тем же именем и с той же легендой. Нет, это было в практике Развеупра, когда разведчика, провалившегося в одном месте, посылали в другое – тот же Улановский побывал после Китая еще в Германии, США и Дании. Но не так же откровенно! По некоторым данным, после проведенной Разведупром проверки оказалось, что угроза разоблачения была мнимая, но все равно как-то странно. Впечатление какое-то… несерьезное, что ли. Такое, словно его посылали в Японию во многом «на авось».
Правда – в советских и немецких источниках этого не пишут, но у Зорге в «Тюремных записках» это есть – он сам стремился как можно скорее снова покинуть Союз, даже несмотря на то, что только-только женился. Должно быть, советская жизнь пришлась этому любителю приключений сильно не по душе, как не по душе она была многим приехавшим в СССР с Запада. Более того, похоже, что и в этом случае инициатива принадлежала самому Рихарду.
Айна Куусинен вспоминала позднее о том, что ей рассказывал Нииро Виртанен, такой же, как и она сама, нелегал Разведупра. В 1935 году в Москве Нииро встретился с Рихардом, они посидели вместе вечерок. «Зорге, как всегда, много пил и рассказывал о себе с большой откровенностью, – пишет А. Куусинен. – Ему было уже невмоготу шпионить на русских, но он не знал – как вырваться, как начать новую жизнь. Он чувствовал, что в СССР ему быть опасно, а вернувшись в Германию, он рискует быть арестованным гестапо. Все его маневры меж двух огней могли окончиться крахом, и не оставалось никакого другого пути, кроме как вернуться в Японию». Остается добавить, что, вернувшись в Германию, Рихарду пришлось бы как-то строить свои отношения с господствующей там идеологией – а это было бы еще менее приятно, чем идеологические разборки в СССР, здесь, все-таки, свои разбирались…
Сам он пишет: «…Мое желание не задерживаться более в Москве не принималось во внимание… Даже когда я полушутя спросил, не найдется ли для меня какая-нибудь работенка в Японии, Берзин ничего не ответил мне. Однако через несколько недель он сам с воодушевлением поднял эту тему». Это внезапное согласие через несколько недель тоже наводит на размышления. Не иначе, как он посоветовался – но с кем?
Может быть, на этот вопрос легче будет ответить, если посмотреть, какие перед Зорге были поставлены задачи. В «Тюремных записках» он очень четко расписывает их «по полочкам» – может быть, не в том порядке, в каком они были поставлены, но явно в том, в каком он их сам располагал.
1. Следить за политикой Японии по отношению к СССР после Маньчжурского инцидента, тщательно изучать вопрос о том, планирует ли Япония нападение на СССР. «В течение многих лет, – говорит он дальше, – это были самые важные задачи, поставленные мне и моей группе. Не будет большой ошибкой сказать, что эта задача вообще была целью моего командирования в Японию».
2. Осуществлять тщательное наблюдение за реорганизацией и наращиванием японских сухопутных войск и авиационных частей, которые могут быть направлены против Советского Союза.
3. Скрупулезно изучать японо-германские отношения, которые, как считалось, после прихода Гитлера к власти неизбежно станут более тесными.
4. Непрерывно добывать сведения о японской политике в отношении Китая.
5. Внимательно следить за политикой Японии по отношению к Великобритании и Америке.
6. Постоянно следить за ролью военных в определении внешнеполитического курса Японии.
7. Непрерывно добывать информацию об японской тяжелой промышленности, уделяя особое внимание проблемам развития военной экономики.
А теперь посмотрим, какой работой занимались кадровые сотрудники Разведупра.
Лев Маневич (Италия): техническая разведка в области самолетостроения.
Артур Адаме (США): техническая разведка, в том числе и по атомному проекту.
Мария Полякова (Швейцария): технические сведения о новейшем вооружении, сведения о боеспособности немецкой армии.
Генри Робинсон (Франция): военный шпионаж (мобилизационные планы, численность вооруженных сил и пр.) и техническая разведка.
И так далее: сведения о вооруженных силах стран пребывания, техническая разведка. Политическая информация – постольку, поскольку она попадала к разведчику, но вообще-то у нас этим занимались дипломаты, держать нелегала ради того, чтобы отслеживать политические процессы – слишком дорогое удовольствие. А у Зорге, в подавляющей степени, задачи политические, ну, в крайнем случае, военно-политические. Да, Япония – закрытая страна, но все же тут явно чувствуется какой-то специальный статус агента.
Да и сам Зорге все время утверждает, что он работал, в основном, не на Четвертое управление, а на ЦК партии. Судя по тому, как проходило решение о его отправке в Японию, как велась подготовка, а главное, какие ставились задачи, ЦК был заинтересован в нем больше, чем Разведупр. Имелся в ЦК такой замечательный орган – Бюро международной информации, которое возглавлял Карл Радек, а ответственным секретарем Бюро в то время был старый знакомый Зорге Алекс, долгое время работавший в Германии резидентом советской разведки[11]
Оба они подключились к подготовке Рихарда, много обсуждали с ним японские проблемы, организовали встречи с двумя сотрудниками Наркоминдела.
Как пишет сам Зорге, в конце концов общими усилиями пришли к такому решению: «План состоял в том, чтобы поручить мне детально разобраться с обстановкой в Японии, непосредственно на месте тщательно изучить возможности разведывательных операций, затем при необходимости кратковременно вернуться в Москву и после этого окончательно решить вопрос о моей будущей деятельности. В московском центре считали работу в Японии чрезвычайно сложной, но важной, и поэтому рассматривали такой подготовительный этап как абсолютно необходимый». (Помимо прочего, из этой истории видно, насколько тесно были связаны между собой официальные и неофициальные информационные органы Страны Советов.)
