Жозеф-Франсуа Мишо - История Крестовых походов
Людовик VII поспешил выехать навстречу императору и вместе с ним оплакал горькую участь немецких крестоносцев. Оба монарха дали клятву идти в Палестину вместе, но император, то ли страшась справедливых упреков за излишнюю доверчивость к грекам, то ли стыдясь того, что остался без армии, вскоре расстался с королем, якобы решив идти в Иерусалим морем; но в действительности он вернулся обратно в Константинополь, где, поскольку уже не представлял опасности, был радушно принят Мануилом.
1148 г.
Между тем французская армия продолжала свой путь и, перейдя через горную цепь, спустилась во Фригию. Крестоносцы прошли Пергам, Эфес и многие другие некогда знаменитые города, ныне лежавшие в руинах. Наступление зимы с ее проливными дождями и снегом сделало дороги непроходимыми. Сельские жители при появлении христиан разбегались, угоняя свои стада, а города запирались и отказывали в продовольствии. Мануил через своих вестников уведомил короля, что турки готовятся разбить его на марше, и предлагал укрыться в принадлежавших ему крепостях. Но подобное предложение, приправленное угрозами, казалось Людовику новой ловушкой, и атаки сарацин он предпочел гостеприимству греков. Пересекши Фригию, армия подошла к берегам Меандра. На переправе ее уже поджидали турки. Меандр вздулся от дождей; переправа была трудной и опасной. Но король не побоялся опасности. Под градом вражеских стрел французы перешли реку, смяли ряды турок и преследовали их до подножия гор. Эта победа воодушевила крестоносцев и сделала их врагов более осторожными: не смея больше атаковать открыто, они ждали случая, чтобы напасть врасплох. Случай вскоре представился.
Покинув Лаодикею, крестоносцы держались горного хребта, отделяющего Фригию от Писидии. Армия была разделена на два корпуса, один из которых шел попеременно в авангарде. Однажды, когда пришлось перебираться через самый трудный из хребтов, король приказал авангарду остановиться на высотах и дожидаться остальной армии, чтобы на следующий день всем вместе в боевом порядке спуститься в долину. Командующий авангардом пришел рано к назначенному для ночлега месту. Поскольку оно было голым и малоудобным, а внизу лежала пространная долина, брат короля, королева Алиенора и дамы ее свиты уговорили командира сойти в долину. Но едва они спустились, как турки заняли оставленные ими высоты и построились в боевом порядке. Тем временем арьергард, возглавляемый королем, ни о чем не ведая, подвигался вперед. Завидев ряды войск, французы приняли их за своих, приветствуя радостными криками. Турки молча ожидали, пока французы войдут в ущелье, а затем с диким воем бросились на них. Ошеломленные христиане, не имея времени подготовиться, очутились на узкой дороге между скалами и пропастью. Люди и кони полетели вниз. Вопли раненых и умирающих мешались с шумом потоков и грохотом камней, катившихся со скал. В общей сумятице солдаты не могли уже ни бежать, ни сражаться. Но группа храбрецов собралась вокруг короля и стала продираться к вершине горы. Тридцать баронов, охранявших Людовика, погибли возле него, дорого продав свою жизнь. Король, оставшись почти в одиночестве, прислонясь спиной к дереву, отбивался от сотни врагов, которым так и не удалось его осилить: приняв Людовика за простого солдата и жалея время, сарацины бросили его и побежали грабить обозы. Воспользовавшись этим, король вскочил на чьего-то покинутого коня и сквозь тысячу опасностей прорвался в долину к авангарду, где уже оплакивали его смерть. Слух об этом поражении и гибели короля распространился по всему Востоку и дошел до Европы, наполнив христиан смятением и печалью; они сокрушались, что Господь, всегда милостивый к своим сыновьям, вдруг оставил их и дал погибнуть стольким героям.
Проходя по Памфилии, французам приходилось обороняться не только от набегов турок, но и от врага более беспощадного – суровой зимы с ее холодом и голодом. Дождь лил как из ведра. Большая часть лошадей была съедена. Одежда превратилась в лохмотья. В таком состоянии крестоносцы добрались до богатого греческого города Аталии, рассчитывая здесь обогреться и отдохнуть. Но внутрь стен их не пропустили, а продовольствие согласились продавать только за золото. Однако встревоженный ропотом отчаяния и угрозами крестоносцев, правитель Аталии предложил Людовику суда для продвижения морским путем. Король, вначале отказывавшийся от этого плана, затем понял, что иного выхода нет. Обещанных судов пришлось дожидаться пять недель и оказалось их так мало, что можно было погрузить лишь небольшую часть армии. Пришлось согласиться и на это. Дав в начальники остающимся графов Фландрского и Бурбонского и щедро наделив их деньгами, равно как и правителя Аталии, давшего клятву провести их посуху до Киликии, Людовик, сопровождаемый королевой и знатнейшими рыцарями, с болью покинул негостеприимный берег. Короля тревожили мрачные предчувствия; и они оправдались. Оба военачальника, им поставленные, тут же сбежали. Правитель Аталии не сдержал слова. Он не дал оставшимся проводников, не дал и продовольствия, и большинство их погибло от голода, болезней и набегов сарацин. Те же, кто выжил, видя, что Бог их покинул, ради спасения жизни приняли ислам. Аталия, впрочем, была наказана за свои грехи. Вдруг вспыхнула страшная эпидемия, и через несколько недель город обезлюдел, а позднее превратился в руины.
Лишившийся трех четвертей своей армии, французский король после долгого плавания прибыл в гавань Антиохии, где его весьма радушно встретил Раймунд де Пуатье, хозяин княжества. Об этом властителе современный летописец говорит как о человеке обворожительно-любезном, обладавшем красивым лицом и сладкой речью. При его дворе постоянно проживало множество знатных дам, и королева Алиенора, приходившаяся племянницей князю, отнюдь не испортила этого букета ни своим умом, ни нравом, ни внешностью. Ежедневные пиры и пышные празднества заставили вновь прибывших французов быстро забыть о недавних бедах и о покинутых товарищах, Алиенора, в свое время пленившая императора Мануила, сразу же нашла общий язык со своим любвеобильным дядей. Впрочем, занимаясь флиртом с племянницей, Раймунд не забывал и о делах житейских, стремясь увязать одно с другим. Желая ослабить могущество своего главного врага, Нуреддина, он решил использовать короля и его людей для осады Алеппо и Кесарии. С этим предложением он обратился сначала к Людовику, который принял его весьма холодно, заявив, что не может вступать в войну, пока не посетит святых мест. Не смутившись отказом, князь Антиохийский решил действовать через королеву. Алиенору уговорить было легко – она и без того, упоенная весною и просыпающейся любовью, всячески стремилась продлить свое пребыванием Антиохии. Но на короля все это, как нетрудно догадаться, произвело совершенно обратное действие. И не только благочестивые помыслы звали его поскорее покинуть Антиохию; теперь к этому добавлялась и ревность. Алиенора, однако, упрямо держалась за свое: она ни за что не соглашалась расстаться с веселой жизнью в Антиохии и даже угрожала королю разводом. Вторя ей, Раймунд божился, что любыми путями удержит очаровательную племянницу. Кончилось тем, что Людовик, крайне возмущенный и как государь, и как супруг, вынужден был похитить собственную жену и ночью тайно увез ее из Антиохии.
Поведение Алиеноры вводило в соблазн не только христиан западных и восточных, но и неверных; история упоминает об одном турке, ради которого она хотела оставить французского короля. Так или иначе, но Людовик не мог забыть своего позора, и по возвращению во Францию развелся с Алиенорой, хотя и понимал, что это могло иметь тяжелые политические последствия. Действительно, в результате этого шага обширное герцогство Аквитанское ушло из его рук и попало в руки его соперника, английского короля Генриха II, за которого вскоре вышла Алиенора. И это стало для Франции самым плачевным из последствий Второго крестового похода.
Ускоренный отъезд Людовика VII в Иерусалим был стимулирован особым посольством из Святого города. Король спешил настолько, что даже не задержался в Триполи, понимая, что граф Триполийский имеет на него те же виды, что и князь Антиохийский. Иерусалим встретил Людовика торжественно. Встречать его вышли князья, прелаты и масса народа; в руках несли оливковые ветви и декламировали слова, которыми некогда приветствовали Спасителя: «Благословен грядущий во имя Господне!» Сюда же прибыл и германский император; потерявший всю свою армию, он пришел как простой пилигрим. Оба монарха всплакнули, вспоминая пережитые бедствия, и благословили неисповедимость пути Промысла Божия. Молодой Балдуин III, король Иерусалимский, горя нетерпением увеличить пределы своего государства, воспользовался присутствием европейских крестоносцев, чтобы начать войну. Собравшись в Акре, два короля и император решили начать с осады Дамаска, обладание которым обещало богатую добычу и надежную защиту королевству Иерусалимскому. Характерно, что, хотя поводом к крестовому походу было благочестивое желание отвоевать Эдессу, ни здесь, ни в других местах, ни раньше, ни позже не было и слова сказано об этом городе. Нечего и говорить, что в Акру не пригласили ни князя Антиохийского, ни графа Триполи; и конечно же подобное отношение не сулило ничего доброго колониям крестоносцев.
