Абдурахман Авторханов - Империя Кремля
После смерти Ленина, Сталин, как выражались в Москве, поднял ленинскую национальную политику на высшую ступень. Но, как известно, с высшей ступени и падать страшнее. Это подтвердило новое «контрреволюционное националистическое дело» — «Крымское дело» председателя Крымской АССР Вели Ибраимова в 1928 году. Вели Ибраимов был тем убежденным учеником Ленина по национальному вопросу, который решил превратить Крымскую АССР в по-ленински образцовую советскую национальную республику у ворот Турции, призывая единокровную Турцию создать у себя такие же ленинские порядки, как и в Крыму. Сталин посчитал призывы председателя ЦИК Крымской АССР всего лишь маскировкой его шпионской деятельности в пользу Турции и посадил его со всем крымским правительством в подвал ГПУ. Это было в январе 1928 года. Даже пристрастное чекистское следствие не сумело доказать вину Ибраимова и членов его правительства. В силу этого, его дело не было принято Верховным судом к производству в мае 1928 года. Ибраимова и его людей расстреляли по заочному приговору коллегии ОПТУ. «Крымское дело» в национальной стратегии Сталина имело сигнальное значение, за которым последовала большая серия заочных приговоров ГПУ по аналогичным делам «контрреволюционно-националистических заговоров» грузинских меньшевиков, армянских дашнаков, азербайджанских мусаватистов, чеченских чермоевцев, туркестанских пантюркистов, татарских панисламистов, украинских сепаратистов («Спилка вызволения Украины»), белорусских «нацдемовцев» («Союз вызволения Белоруссии»), в которых оказывались замешанными и неугодные Сталину национальные коммунисты.
Параллельно начались и в самой России процессы против «вредительских контрреволюционных организаций» «Шахтинское дело», «дело Промпартии», «Дело Всесоюзного бюро меньшевиков». Все эти «дела», разумеется, были сфабрикованы в кабинетах ГПУ под руководством Менжинского, его заместителя Ягоды, но по плану и инициативе ЦК во главе с его генсеком Сталиным. Какие были основания для создания таких дел? Юридических оснований не было никаких. Зато были основания идеологического порядка. Как уже указывалось, в национальной интеллигенции все еще бытовали заблуждения, что «коренизация» не тактика, а программа партии. Поэтому в национальных республиках росло движение за углубление и расширение этой «коренизации». В глазах партии особенно опасный характер такое движение приняло как раз в двух славянских республиках — на Украине и в Белоруссии. Непревзойденный мастер уголовной фантазии Сталин даже выдумал смычку между местными националистами и русскими шовинистами. Сталин нашел, что поскольку у местных националистов и великодержавных шовинистов цель одна — свержение советской власти, то они находятся в духовном родстве и молчаливом союзе между собой. Сталин шел дальше. В подчеркнутой заботе о нуждах собственного народа он видел не только зловредный национализм, но и вражду к большевизму, подрыв основ «диктатуры пролетариата». Сталин, обвинявший Ленина в «национал-либерализме» в 1922 году, делал теперь Ленина ответственным за то, что он в свое время выпустил из бутылки «национального джина». Сейчас Сталин был в поисках средств, чтобы загнать его туда обратно. Это оказалось далеко не легкой задачей. На кавказском и мусульманском Востоке у партии уже был большой опыт по подавлению национализма силой оружия, посылкой туда экспедиционного корпуса Красной Армии, как, например, в 20-е годы против ряда восстаний в Чечне, в те же годы — против меньшевистского восстания в Грузии или басмаческого движения в Туркестане. Но с конца 20-х годов в авангард национального движения в СССР выдвинулась самая большая после РСФСР славянская республика — Украина. Туда ведь не пошлешь военную экспедицию, не рискуя, как опасался Сталин, межнациональной войной. Но самое неприятное было то, что во главе украинского национального движения стояли не какие-нибудь ярые сепаратисты, а украинские коммунисты-интеллектуалы, выдвигавшие весьма обоснованную и целостную программу «украинизации», состоящую сплошь из цитат Маркса, Ленина, Сталина и материалов съездов партии. Чтобы судить о нелегком положении Москвы, надо присмотреться к аргументам украинцев. В движении за украинизацию в 20-х годах выдающееся место занимали следующие субстанциональные проблемы суверенной республики: национальная самостоятельность во внутренних делах, согласно федеральной конституции, национальная культура, национальная экономика, национальная наука, национальная техника. По всем этим проблемам украинская коммунистическая, но национально мыслящая, интеллигенция выдвинула национальную программу, основанную со скрупулезной точностью на федеральной концепции Ленина против «автономизации» Сталина. Но у этой программы был один недостаток — она коренным образом противоречила повседневной антиконституционной практике Москвы в национальных республиках; самое же главное — она подрывала устои, на которых возвышалось само дореволюционное здание ленинизма с его идеей денационализации всех наций и слиянию их в один коммунистический гибрид, идея, от которой Ленин по существу отказался в 1922 г., но не отказалась партия. Решения съездов партии по национальному вопросу, как и сама федеральная конституция СССР, были задуманы как провизориум на переходное время, пока коммунистическая власть не почувствует себя достаточно сильной, чтобы отказаться от собственных решений и приступить к осуществлению действительной стратегической ее цели. Именно — к фактической ликвидации федерации на основе тоталитарной диктатуры партии, при которой даже само государство признается «звеном» самой партийно-политической системы (см. новую программу КПСС).
Но все это пришло позже, а в те годы национальные коммунисты, в отличие от Москвы, принимали провизориум за постоянную величину, а фиктивные права «суверенных» союзных республик, зафиксированные в советской конституции, за действующий закон.
Таково было положение, когда украинские национальные коммунисты развернули борьбу за украинизацию по всем названным выше проблемам. Ее возглавили признанные тогда авторитеты в национальном вопросе: прозаик и поэт Микола Хвылевой (культура), Михаил Волобуев (экономика) и член ЦК КП(б)У Александр Шумский (политика). Если их идеологическая позиция основывалась на трудах Ленина, то их историческая и национально-культурная аргументация базировалась на научных трудах академика Грушевского, который возглавлял тогда украинскую историческую науку. Академик Грушевский, как мы видели, был первым президентом Украинской народной республики, после ее падения эмигрировал в Австрию, потом, покаявшись, вернулся на Украину. В 1924 году он был избран членом Академии наук Украины, а в 1929 году членом Академии наук СССР.
Партия и советское правительство считали в те годы историческую и национально-культурную концепцию академика Грушевского о происхождении украинского государства и украинской нации объективной, научно обоснованной и партийно выдержанной. Такой же считалась и позиция украинских национал-коммунистов, пока они не начали активно проповедовать ее в партийной печати. Эта «проповедь» встретила столь единодушную поддержку украинской как партийной, так и беспартийной интеллигенции, что Москва ясно увидела, куда поведет такое развитие и поспешила объявить глашатаев украинизации «национал-уклонистами» ― страшное обвинение, после которого обычно слово переходит к чекистам.
Обратимся к некоторым их аргументам, пользуясь данными из книги Майстренко («Национальная политика КПСС»). Начало кампании за практическое осуществление украинизации положило выступление Хвылевого. В ряде статей, опубликованных в 1925 году и посвященных XII съезду РКП(б) и его решениям о коренизации, он ставит в центр внимания два вопроса. Во-первых, украинский писатель утверждает, что решения съезда насчет равноправия народов и необходимости коренизации аппарата власти в республиках остаются на бумаге, ибо невозможна украинизация без дерусификации украинского города, без украинизации пролетариата; во-вторых, считает он, «пока пролетариат не овладеет украинской культурой, невозможно, чтобы культурная революция на Украине дала желаемые результаты». Хвылевой ставит вопрос: кто этому мешает? Ответ его категорический:
«Русский мещанин, у которого в печенках сидит эта украинизация (…) который со «скрежетом зубовным» изучает этот «собачий язык», который кричит в Москву: «Спасайте!»»
Хвылевой предостерегает от рабского подражания русской литературе. Его аргумент: «не надо смешивать наш политический союз с Россией с литературой… Поляки никогда не дали бы Мицкевича, если бы они не перестали ориентироваться на русское искусство. Дело в том, что русская литература веками тяготеет над нами, как господин положения, который приучил нашу психику к рабскому подражанию… Идеи пролетариата нам известны и без московского искусства… Даешь собственный ум! Прочь от Москвы!»
