Жюст Руа - История рыцарства
Рыцари-владельцы в известных случаях, особенно для приема государя или его старшего сына, имели право требовать от своих подданных и вассалов денежного пособия. Они требовали его при заключении браков их дочерей, при уплате выкупа из плена, при отъезде за границу.
Рыцарство было в таком почете, что новопожалованным в это звание в старину выдавались деньги на предстоявшие расходы; государи назначали ежегодный оклад на содержание тем рыцарям, которых принимали на службу.
Но если со званием рыцаря сопряжены были такие почести и преимущества, то ничего не было ужаснее и торжественнее разжалования того, кто это заслуживал.
Разжалование и взыскания. Когда рыцарь оказывался виновным в измене, вероломстве или в другом каком-либо преступлении, которое влекло за собой разжалование и смертную казнь или изгнание, тогда без отговорок собирались двадцать или тридцать рыцарей или оруженосцев и в присутствии их обвиняли преступного рыцаря в предательстве, коварстве, вероломстве или в другом каком-либо важном и ужасном преступлении. Этот созыв производился герольдмейстером или герольдом. Он объяснял дело, излагал подробности и называл свидетелей.
Созванные на судилище рыцари совещались и, если обвиненный был осужден на смерть или изгнание, то в приговоре говорилось, что он прежде будет разжалован.
Для приведения такого приговора в исполнение строили на площади два помоста или эшафота; на одном заседали рыцари и оруженосцы и суды вместе с герольдмейстерами, герольдами и их помощниками; на другой взводили осужденного рыцаря в полном вооружении, ставили его лицом к судьям, а перед ним воздвигали столб, на который вешали его опрокинутый щит. Справа и слева обвиненного садились в полном облачении двенадцать священников. Многочисленная толпа присутствовала при этой печальной церемонии, которая тем более возбуждала любопытство народа, всегда жадного до зрелищ, что она бывала реже других. Когда все было готово, герольды читали во всеуслышание приговор судей. Затем священники начинали петь похоронные псалмы; после каждого псалма наставало молчание: с осужденного постепенно снимали доспех за доспехом, начиная со шлема, пока совсем не обезоружат. Каждый раз при этом герольды громко восклицали: «Это шлем, это цепь, это меч и т. д. коварного и вероломного рыцаря!» Полукафтанье (lа cotte d'armes) разрывали в лоскуты. Разжалование оканчивалось тем, что щит раздробляли молотом на три части.
Потом священники вставали и над головой рыцаря пели 108 псалом Давида, в котором, между прочим, заключается следующее:
«Да будут дни его кратки, и достоинство его да получит другой; дети его да будут сиротами, жена его вдовой; пусть дети его скитаются, и просят, и ищут хлеба вне своих опустошенных жилищ; пусть заимодавец захватит все, что он имеет, и все труды его разграбят чужие; да не будет продолжающего любовь к нему, и да не будет милующего детей его; потомки его да будут на погибель; в другом роде да изгладится имя их; беззаконие отцов его да будет воспомянуто у Господа, и грех матери его да не изгладится; да будут всегда пред Господом, и да истребит Он память их на земле за то, что он не помнил делать милость, преследовал человека страждущего и бедного, и огорченному в сердце искал смерти; любил он проклятие, пусть оно и постигнет его; не желал благословения, пусть оно удалится от него; да облечется проклятием, как ризой, и оно проникнет, как вода, во внутренность его, и как елей в кости его; да будет оно ему, как одежда, в которую он одевается, и как пояс, которым всегда опоясывается».
По окончании пения герольдмейстер или герольд три раза спрашивал имя разжалованного; помощник герольда (poursuivant d'armes), став позади виновного и держа над его головой чашу чистой воды, называл его по имени, прозвищу и поместью; вопрошавший тотчас же возражал, что он ошибается, что тот, кого он назвал — коварный и вероломный изменник, и для убеждения толпы в истине своих слов, громко спрашивал у судей их мнение; старейший также громким голосом отвечал, что приговором присутствующих рыцарей и оруженосцев постановлено, что изменник, названный помощником герольда, не достоин рыцарского звания и что за злодеяния свои он разжалован и осужден на смерть.
После этого герольдмейстер выливал осужденному на голову полную чашу теплой воды, которую подавал ему помощник герольда. Затем судьи вставали со своих мест, переодевались в траурное платье и шли в церковь. Разжалованного также сводили с эшафота, но не по ступенькам, а по веревке, привязанной ему под мышками; клали его на носилки, переносили в церковь под покровом, и священники отпевали его, как бы умершего. «Так церковь, благословляя витязя на подвиг чести, наказывала и кляла его за то, что он не исполнил данного им торжественного обета».[65]
По окончании церемонии разжалованный сдавался королевскому судье, а потом палачу, если суд приговорил его к смерти. Когда вся церемония кончалась, герольдмейстер и герольды объявляли детей и потомство разжалованного «подлыми, лишенными дворянства и недостойными носить оружие и участвовать в воинских играх, на турнирах и на придворных собраниях под страхом обнажения и наказания розгами, как людей низкого происхождения, рожденных от ошельмованного судом отца».[66]
Такое осуждение, сопровождавшееся пышной и печальной погребальной обрядностью, действовало на умы глубоко и благодетельно. Впрочем; подобные церемонии бывали редко и присуждались только за тягчайшие преступления. Что же касается не столь важных проступков, в которых рыцари могли провиниться, то они наказывались не так строго: наказание выбирали и соразмеряли со степенью вины. Так например, щит провинившегося рыцаря привязывали к позорному столбу опрокинутым с обозначением преступления, потом стирали со щита герб или какие-нибудь части герба, рисовали символы бесчестия и, наконец, ломали его.
Рыцаря-хвастуна, который многим величался и не исполнял своих обязанностей, наказывали так: на щите укорачивали правую сторону главы герба.
Кто бесчестно и хладнокровно убивал военнопленного, тому укорачивали главу герба, округляя ее снизу.
Если рыцарь лгал, льстил, или, чтобы втянуть своего государя в войну, делал ложные донесения, то в наказание главу герба покрывали красным, стирая бывшие там знаки.
Кто безрассудно и дерзко бросался в бой с неприятелем и тем причинял потерю или бесчестие своим, того наказывали тем, что внизу герба рисовали толчею.
Когда рыцарь был уличен в пьянстве или лжесвидетельстве, на обеих сторонах герба рисовали две черные мошны.
Герб труса был замаран с левой стороны.
Кто не держал данного слова, тому в центре герба рисовали красный четырехугольник.
Когда рыцарь, подозреваемый в преступлении, бывал побежден на поединке, долженствовавшем доказать его невинность, или бывал убит и умирая сознавался, что он виноват, то officiers d'armes с позором клали его на черную плетеную решетку или привязывали к хвосту кобылы, потом отдавали его палачу, а тот бросал его в помойную яму. Опрокинутый его щит привязывали на три дня к позорному столбу, потом всенародно его ломали, а полукафтанье (cotte d'armes) раздирали в лоскуты.
Победителю же, напротив, оказывали почести король, королева и все придворные; с большим триумфом водили его по городу; трубачи, барабанщики вместе с герольдмейстерами и герольдами шли впереди, неся оружие, которым он победил врага, его султан, его знамя и хоругвь с изображением его ангела.[67]
Если преступление было небольшое, то officiers d'armes, по приказанию государя, уничтожали в гербе какой-нибудь знак.
Вот пример: в царствование Людовика Святого Жан д'Авень (Jean d'Avesne), один из сыновей от первого брака графини фландрской, Маргариты, оспаривал графство у Вильгельма Бурбона, владельца Дампьерра, сына от второго брака. Оба они с матерью находились пред Людовиком Святым, которому следовало разобрать их распрю. В пылу спора Жан д'Авень сказал что-то оскорбительное матери, поддерживавшей его брата. Графиня тотчас пожаловалась королю и Людовик Святой отнял у него право иметь в гербе льва с когтями и языком (le lion arme et lampase), прибавив, что омрачающий честь своей матери заслуживает разжалования. Вследствие этого суда герб фландрских графов имеет на золотом поле черного льва с красными когтями и языком, а герб Жана д'Авеня и его потомства — льва без когтей и языка. Итак, гербы не только свидетельствовали перед потомством о чести рыцаря, но иногда и о его позоре.
Когда рыцарь присужден был к смертной казни, за измену отечеству, разбой и пожар, то, идя на казнь, он нес на плечах собаку. Этим обычаем хотели показать народу, что вероломный рыцарь гораздо ниже животного, служащего эмблемой верности и привязанности к господину.
Погребение рыцарей. Короли и принцы, какой бы смертью они не умирали, представлялись на своих могильных памятниках в царских одеждах; но когда они умирали в военное время, их представляли с оружием, под царской одеждой, а вместо скипетра, который они держали, умирая в мирное время, они имели с боку меч, а в руке жезл. Над их изображением и вокруг могил представляли государственные гербы, печати, бурелеты, нашлемники, щитодержатели, наметы, ордена, имена и девизы; иногда их представляли коленопреклоненными, молящимися Богу, а иногда спящими. Были и такие, которые, желая показать суету и бедность человеческой жизни, повелевали изображать себя на памятниках распростертыми навзничь, нагими, тощими, слабыми, такими, какими в действительности бывают трупы, когда лежат в гробу и достаются на съедение червям.
