Гульельмо Ферреро - Величие и падение Рима. Том 2. Юлий Цезарь
Вечером парфяне, вероятно, думали, что потеряли весь день. Они надеялись захватить римскую армию врасплох и наголову разбить ее, а между тем, несмотря на значительные потери, нанесенные римлянам, битва не получила окончательного результата. Урон действительно не имел бы никакого влияния на исход кампании, если бы армия Красса была одной из тех старых и крепких армий, которые Рим умел когда-то выставлять.[258]Но тогда в империи была одна только сильная армия — армия Цезаря. В рядах Красса молодые рекруты были гораздо многочисленнее старых солдат. Офицеры почти все принадлежали к той мало серьезной золотой римской молодежи, которая не имела глубоких знаний о военном искусстве. Вождь был человек умный, но был стар и избалован слишком легким успехом в войне со Спартаком. Таким образом, значительные потери, необычный способ сражаться, отдаленность Сирии, смерть Публия Красса — всего этого было достаточно, чтобы до такой степени привести в уныние армию, что вечером все, солдаты и начальники, считали себя побежденными. Сам Красc, в течение дня командовавший с удивительной энергией, потерял мужество. Он боялся, что парфяне, ободренные своей победой, на следующий день нападут на его истощенную армию, и, как кажется, по совету Кассия, дал в ту же ночь приказ быстро отсутпать к Каррам.[259]Пришлось покинуть на поле битвы 4000 раненых, перебитых на следующий день парфянами, а ночью в темноте и беспорядке четыре когорты заблудились и также были перебиты врагом.[260]
Решение остаться в КаррахОднако, достигнув Kapp, римская армия могла отдохнуть, спокойно реорганизоваться и без большой опасности возвратиться по уже пройденной дороге, где парфяне не могли бы их долго преследовать из-за недостатка воды и фуража. В этот момент парфянский главнокомандующий действительно сильно испугался, что враг ускользнет от него по прежней дороге.[261]К несчастью, совершенно деморализованные поспешным отступлением, оставлением раненых и уничтожением заблудившихся ночью когорт солдаты и офицеры не понимали, что главная опасность миновала. Ими овладел такой страх перед парфянами, что они не решались более выходить из города на равнину. Военный совет решил просить помощи у армянского царя и ждать в Каррах прибытия этой помощи, а затем отступить, вероятно, через Армению.[262]
Решение оставить КаррыПарфянский главнокомандующий, подошедший под самые стены Kapp, узнав, что армия так деморализована, постарался хитростью одержать окончательный успех, которого не одержал силой. Он дал знать римским солдатам, что позволит им свободно уйти, если они согласятся выдать ему Кассия и Красса. Ловушка была очень хитрой: если бы солдаты возмутились и захватили в свои руки двух наиболее способных вождей, Сурене легко было бы уничтожить всю армию. Но римская дисциплина была слишком прочной. Вероломный совет не был выслушан, и уловки Сурены не послужили бы ни к чему, если бы вожди римской армии сохранили более спокойствия и более доверия к своим солдатам. Узнав, что эмиссары Сурены стараются возмутить армию, они потеряли голову и не хотели ни минуты оставаться в Каррах, боясь, что измученное столькими испытаниями войско, наконец, позволит себя увлечь. Поколебленный просьбами офицеров, Красc изменил свое решение и дал приказ отступать, не дожидаясь помощи армянского царя, в получении которой, впрочем, он не был уверен.
Кассий отделяется от КрассаНо по какой дороге идти? Кассий советовал отправиться по той, по которой пришли, но Красc, или обманутый знатным каррцем Андромахом, или не желая рисковать на равнине своими солдатами, решил идти по горной дороге через Армению. Римская армия направилась к горам, идя почти всегда ночью, выбирая самые трудные дороги и самые болотистые места, куда парфянский вождь не мог двинуть свою кавалерию. Еще одно последнее усилие — и римская армия была бы спасена. Но вместе с утомлением возрастала нервозность солдат и раздражительность офицеров. Между вождями более не было согласия. Красc потерял свою твердость в решениях и свое влияние на офицеров. Однажды произошло бурное объяснение с Кассием, который не переставал все критиковать, и в гневе Красc сказал ему, что если он не хочет следовать за ним, то может взять эскорт и удалиться, куда ему угодно. Кассий тотчас же принял это предложение. С 500 всадников он возвратился в Карры, откуда по прежней дороге направился к Евфрату.[263]
Смерть КрассаТак раскололась армия. Несмотря ни на что, Красc продолжал свой путь. Вождь парфян видел, что он готов ускользнуть от него, потому что горы были близки. Тогда, не желая возвращаться ко двору без окончательного успеха,[264]он прибегнул к последнему вероломству. Утром он отправил послов в римский лагерь сказать, что желает вступить в переговоры с Крассом относительно заключения мира. Опасаясь засады, Красc, видевший, что теперь отступление обеспечено, ответил отказом; но когда утомленная армия узнала, что она может надеяться на спокойное отступление, она не захотела ничего слушать и угрожала возмутиться, если Красc откажется вступить в переговоры. В этот ужасный час ни его имя, ни его возраст, ни его почти священное звание «император», ни огромные оставленные им в Италии сокровища не послужили ничему. Красc, несмотря на свои недостатки, был человеком энергичным: его не поколебала угроза возможной смерти перед горами Армении, далеко от своего семейства, своего дома и Рима; он вел себя подобно приговоренному к смерти преступнику, которому остается всего несколько минут на приготовление к казни. Он созвал офицеров, сказал им, что идет на свидание, что знает об угрожающей ему засаде, но предпочитает быть убитым парфянами, чем своими солдатами. Он отправился с конвоем и был убит 9 июня.[265]
Распад армииКрасc был очень одаренным человеком, очень умным, очень деятельным, хотя маловеликодушным и слишком эгоистом. Он вел эту войну с большой ловкостью, но поспешность, слишком большая вера в себя, некоторая небрежность в приготовлениях, военный беспорядок, наконец, стечение несчастных случайностей уготовили ему участь, которой Цезарь только чудом избежал в войне против гельветов. Умирая таким образом, он искупал свои многочисленные ошибки и тщеславие всей Италии. Его голова была отрезана и послана ко двору парфянского царя; его тело осталось непогребенным; армия, оставшаяся без вождя, рассеялась; много солдат было убито; лишь остатки великой армии, перешедшей через Евфрат, добрались до Сирии.[266]
Получение известия в РимеИзвестие об этом поражении пришло в Рим в июле,[267]когда после семимесячной анархии готовились провести выборы на государственные должности этого года. Беспорядок увеличивался самим обсуждением вопроса о его прекращении. Одни хотели восстановить должность tribuni militum consulari potestate древнего Рима, другие предлагали назначить диктатором Помпея. Это предложение казалось наилучшим, но в последний момент Помпей отказался, страшась общественного мнения, ненавидевшего это имя со времен Суллы. Он согласился только ввести в Рим солдат своей армии. При помощи этих солдат interrex мог провести комиции. Выбраны в консулы были Марк Валерий Мессалла и Гней Домиций Кальвин.[268]Легко представить, какое волнение в Италии вызвало известие о смерти Красса, пришедшее сейчас же по окончании бесконечного предвыборного скандала. Значит, правы были консерваторы, противившиеся всеобщему стремлению к экспедиции.
Жестокости в ГаллииВ Галлии в это время война продолжалась с лучшими результатами, но все с более и более варварскими приемами. Лабиен победил треверов. Цезарь вторично перешел Рейн и сделал набег на страну свевов, чтобы устрашить Ариовиста и воспрепятствовать ему отомстить за себя при помощи галлов. Возвратившись в Галлию, он вынужден был снова сражаться с эбуронами, которые маленькими отрядами старались захватывать врасплох и убивать отдельных солдат или мелкие части войска. Цезарь хотел на этот раз окончательно уничтожить их и приказал опубликовать во всех галльских городах эдикт, позволяющий всякому желающему грабить и убивать на территории эбуронов. Со всех концов Галлии сбежались кучки разбойников, образовавшиеся из тех отчаянных лиц и разбойников — perditi homines atque latrones, которыми была так богата Галлия. Со своей стороны Цезарь, оставив в Адуатуке (совр. Tongres, к северу от Льежа) багаж армии под охраной одного легиона, бросил на страну девять легионов, разделив их на три колонны, одной из которых командовал он сам, другой — Требоний, а третьей — Лабиен. Несколько месяцев жгли деревни, отбирали скот, охотились за людьми. Но насилие, подобно огню, часто заходит так далеко, как не хотел бы тот, кто его зажег. Банда в две тысячи сугамбрских грабителей по приглашению Цезаря пришла для грабежа страны эбуронов. Узнав, что в Адуатуке находился римский лагерь с богатым обозом десяти легионов и со складами следовавших за армией купцов, эта банда попыталась захватить его и едва не имела успеха. Однако Амбиориг, травимый подобно дикому зверю и преследуемый от убежища к убежищу, все еще не был пойман. С приближением зимы Цезарь удалился. Он созвал собрание галлов, обвинил в мятеже сенонов и карнутов, осудил на смерть Аккона, а на изгнание и конфискацию их имуществ — многих знатных, скомпрометированных в мятеже и бежавших за Рейн. Их имущество было разделено между знатными, оставшимися верными, и между высшими чинами войска.[269]Потом Цезарь сделал приготовления для возвращения в Италию.
