Алфред Мэхэн - Влияние морской силы на историю 1660-1783
В Семилетней войне Франция потеряла тридцать семь линейных кораблей и пятьдесят шесть фрегатов, — сила, в три раза превосходящая численно весь флот Соединенных Штатов в какой угодно период парусного флота. "В первый раз со времени Средних веков, — говорит французский историк в своем разборе упомянутой войны, — Англия завоевала Францию одна, почти без союзников, тогда как последняя имела много сильных помощников. Этим завоеванием Англия обязана единственно превосходству своего правительства". Да, но это превосходство правительства основывалось на ужасном оружии — на морской силе, обладание которой достигнуто им в вознаграждение за его твердую политику, неуклонно направленную к одной цели.
Глубокое унижение Франции, достигшее апогея за время между 1760 и 1763 годами, в последнем из которых она заключила мир, дает урок, поучительный для Соединенных Штатов в настоящий период коммерческого и морского нашего упадка. Мы избежали пока ее унижения, так будем же надеяться, что еще не поздно извлечь выгоду из ее примера. Между теми же годами (1760 и 1763) французский народ восстал, как впоследствии в 1793 году, и объявил, что желает иметь военный флот. "Народное чувство, искусно направлявшееся правительством, выразилось в крике, раздавшемся с одного конца Франции до другого: флот должен быть восстановлен. Правительство получало в дар корабли от городов, от корпораций и по частным подпискам. Кипучая деятельность вспыхнула в молчаливых до того портах; корабли везде строились и исправлялись". Эта деятельность неослабно поддерживалась; адмиралтейства переполнились, материальная часть была приведена в порядок, артиллерия преобразована и образован штат из десяти тысяч обученных артиллеристов.
В тоне и в действиях морских офицеров тех дней вдруг почувствовался народный импульс, которого лучшие из них не только ждали, но для проявления которого они и работали. Никогда еще не обнаруживалось среди морских офицеров такой профессиональной и мыслительной деятельности, как в то время, когда их корабли обречены были на гниение бездействием правительства. Вот что пишет об этом выдающийся французский офицер нашего времени: "Грустное состояние флота в царствование Людовика XV, закрыло для офицеров доступ к блестящей карьере смелых предприятий и удачных сражений, заставило их обратиться в своим собственным силам. Они приобрели при изучении своего дела знания, которые им предстояло подвергнуть испытаниям несколько лет спустя и оправдать таким образом превосходное изречение Монтескье: "Несчастье наша мать, счастье наша мачеха"… Около 1769 года сияло во всем блеске созвездие офицеров, деятельность которых распространилась во всех концах земли и которые в своих трудах и исследованиях обняли все отрасли человеческих знаний. Морская академия, основанная в 1752 году, была преобразована"[8].
Первый директор Академии, капитан Биго де Морог (post-capitaine Bigot de Morogues), написал тщательно обработанный трактат по морской тактике, первый оригинальный труд по этому предмету со времени сочинения Павла Госта (Paul Hoste), заменить которое он имел целью. Морог должен был изучать и формулировать свои проблемы по тактике в те дни, когда Франция не имела флота и была не способна поднять свою голову на море под ударами неприятеля. В Англии тогда не было подобной книги; и один английский лейтенант только что перевел в 1762 году часть о труда Госта, опустив еще большую часть его. Не ранее, как только двадцать лет спустя, Клерк шотландец, не военный и не моряк по профессии — издал обстоятельное исследование вопросов по морской тактике, указавшее английским адмиралам на систему, при посредстве которой французы сопротивлялись их необдуманным и дурно комбинировавшимся атакам[9]. Исследования морской академии и энергичный толчок, данный ими трудам офицеров, не остались, как мы надеемся показать впоследствии, без влияния на относительно цветущее состояние, в котором флот был в начале Американской войны.
Уже было указано, что Американская война за независимость является со стороны Англии уклонением от ее традиционной и верной политики, так как она вовлекла ее в отдаленную сухопутную войну, тогда как сильные враги ждали случая атаковать Англию в море. Подобно Франции в недавней тогда Германской войне, подобно Наполеону в позднейшей Испанской войне, Англия, через неуместную самоуверенность, сама обратила своего друга в недруга и таким образом подвергла действительный базис своей силы суровому испытанию. Французское правительство, с другой стороны, избежало западни, в которую так часто попадалось. Обратившись спиною к европейскому континенту, имея вероятность нейтралитета там и уверенность в союзе с нею Испании, Франция выступила на борьбу со стройным флотом и с блестящим, хотя может быть относительно малоопытным, составом офицеров. С другой стороны Атлантики она имела поддержку в дружеском народе и в своих или в союзных портах, как в Вест-Индии, так и на континенте. Мудрость такой политики и счастливое влияние таких действий правительства на морскую силу очевидны. Но детали войны не принадлежат к рассматриваемому нами в этой части труда предмету. Для американцев главный интерес войны сосредоточился на суше, но для морских офицеров — на море, потому что, по существу, это была морская война. Разумные и систематические усилия двадцати лет принесли должные плоды, так как, хотя битвы на море и окончились бедственно для союзников, тем не менее соединенные усилия французского и испанского флотов поколебали силу Англии и лишили ее многих ее колоний. В различных морских предприятиях и сражениях честь Франции, в целом, была сохранена, хотя, обсуждая дело во всей его общности, трудно избежать заключения, что неопытность французских моряков сравнительно с английскими, узкий дух ревности дворянской корпорации к офицерам из других сословий и, более всего, уже упомянутые выше несчастные традиции трех четвертей столетия, т. е. жалкая политика правительства, учившая офицеров прежде всего спасать свои корабли и экономничать в материалах, помешали французским адмиралам стяжать не одну только славу, но и положительные выгоды для своего отечества. А возможность достижения таких выгод неоднократно была в их руках. Когда Монк сказал, что нация, желающая господствовать на море, должна всегда атаковать, он дал этим ключ к морской политике Англии, и если бы инструкции французского правительства постоянно проявляли такой же дух, то война 1778 года могла бы окончиться скорее и лучше для Франции. Кажется неблагодарным критиковать деятельность учреждения, которому, говоря перед Богом, наша нация обязана тем, что ее рождение не было неудачей, но труды самих французских писателей изобилуют критикой в смысле нашего замечания. Французский офицер, который служил во флоте в течение этой войны, в труде своем, отличающемся спокойным и здравым тоном, говорит: "Чему могли научиться молодые офицеры при Сэнди-Хук (Sandy Hook) с д'Эстьеном (D'Estaing), при Св. Христофоре с де Грассом (de Grasse), даже те, которые прибыли в Род-Айленд (Rhode Island) с де Терней (de Ternay), когда они видели, что эти флотоводцы не были преданы судну по возвращении с театра войны"[10].
Другой французский офицер, значительно позднейшего времени, оправдывает вышеприведенное мнение, говоря об Американской войне за независимость в следующих выражениях: "Было необходимо освободиться от несчастных предрассудков дней регентства и Людовика XV, но бедствия, которыми полны эти дни, были слишком близки еще для того, чтобы наши министры забыли их. Вследствие злополучной нерешительности, флоты, которые справедливо испугали Англию, уменьшились до обыкновенных размеров. Погрязнув само в фальшивой экономии, министерство требовало, чтобы, по причине чрезвычайных издержек, необходимых для содержания флота, адмиралам было предписано соблюдать величайшую осмотрительность, как будто бы в войне полумеры не всегда ведут к бедствиям. Равным образом, распоряжения, получавшиеся нашими эскадренными начальниками, требовали, чтобы они держались в море так долго, как возможно, не вступая в сражения, которые могли сопровождаться потерею кораблей, трудно заменимых, вследствие этого не одна возможная полная победа, которая увенчала бы искусство наших адмиралов и мужество наших капитанов, уступила место успехам малой важности. Система, в основе которой положено, что адмирал не должен пользоваться всей силой, находящейся в его распоряжении, которая посылает его против врага с предопределенной целью скорее принять нападение, чем сделать его, система, которая подрывает моральную силу для спасения материальных средств, должна дать несчастные результаты… Не подлежит сомнению, что эта плачевная система была одною из причин недостатка дисциплины и ужасных неурядиц, ознаменовавших времена Людовика XVI, (первой) Республики и (первой) Империи"[11].
