М. Хитров - Александр Невский - Великий князь
Казалось, погибель ея неизбежна, нигде не видать было исхода, надежды никакой не мелькало на перемену обстоятельств к лучшему,- пропадет святая Русь. Казалось тогда, что на роду написано ей: не быть!
Такую горькую, тяжелую думу думал, вероятно, святой отшельник в глубине пещер киевских или черниговских, смиренный летописатель, заносивший в летопись не чернилами, а слезами и кровию, описание страшных событий,- думал и молился со страхом и трепетом о спасении дорогой отчизны,- Господи, помилуй! Помилует ли Он?
Да, Он помилует, она спасется, она перенесет тяжелое огне-кро-вавое испытание, она превозможет всех своих врагов, она восстанет с новою силою и славою: аще бо паки возможете, и паки побеждени будете, яко с нами Бог!
Кто же спасет святую Русь?
Спасет ее народ терпеливый, смиренный, твердый, толковый, талантливый, носивший в глубине своего сердца сознание о государственном и земском единстве.
Спасет ее земля просторная, плодоносная, разнообразная, достаточная для бесчисленных грядущих поколений.
Спасет ее язык творческий, сильный, многосмысленный, обильный, благозвучный.
Спасет ее вера православная, горячая, безусловная, готовая в избранных душах на всякие жертвы»
Но если во всем этом,- в основных чертах нашей народности, в нашей народной святыне заключалось спасение Руси, Александр Невский является перед нами в то страшное время поистине ангелом-хранителем этих драгоценных залогов.
Эта истина станет вполне очевидною из дальнейшего изложения событий.
30 сентября 1246 года, как известно, скончался в далекой Монголии «нужною», т. е. насильственною, смертью великий князь Ярослав Всеволодович. Бояре привезли тело его во Владимир. Узнав об этом, Александр поспешил немедленно из Новгорода туда же, чтобы воздать последний долг почившему. Горькие, тяжелые думы внушала страдальческая кончина Ярослава. Спутники его, без сомнения, подробно рассказывали обо всем его сыновьям. Какой-то Федор Ярунович оговорил его перед татарами. В клеветах этого обвинителя можно было предполагать козни князей-родственников, имевших почему-либо причины желать скорой смерти Ярослава
Погребение со-, вершилось, конечно, со всеми подобающими почестями. При выносе за гробом следовали князья, дружина и народ, несли стяг (знамя) умершего князя и вели его коня. Все были в «скорбных», т. е. траурных, платьях, «в черних мятлих». Окружая гроб отца, дети, без сомнения, вспоминали с чувством сердечной скорби последние слова почившего, переданные им его спутниками:
«Вельми изнемогая», вспомнил он вас, «любезная своя чада». Обращаясь к вам, как будто вы находились пред его глазами, он говорил: «О возлюбленнии мои! плод чрева моего, храбрый и мудрый Александре, и поспешный Андрею, и Константине удалый, и Ярославе, и милый Даниле, и добротный Михаиле! Будите благочестию истинный поборницы, и величествию державы русския настольницы… Не презрите двоих ми дщерий, Евдокии и Ульянии… Для них настоящее время горче желчи и полыни»189.
Горячо молилась осиротелая семья, да «причтеть его Бог к Своему избранному стаду».
Печальный обряд завершился обычным поминовением, а «монастырям и нищим роздана была щедрая милостыня».
Посещая святыни Владимира, каждый русский, без сомнения, найдет во владимирском Успенском соборе, в приделе на правой стороне, могилу Ярослава Всеволодовича и с благоговением поклонится праху этого князя, «много истомления подъявшаго и душу свою положившаго за землю Русскую».
Между тем оставшийся старшим в роде брат покойного, Святослав Всеволодович, занял владимирский великокняжеский стол и роздал уделы своим племянникам, причем Александр, удерживая Новгород, получил Переяславль. Так следовало по старине. Старший в роде наследовал и великое княжение. Но и в старину бывали примеры,
когда великому князю наследовал не брат, не старший в роде, но сын. Так было, например, при кончине великого князя Всеволода Яросла-вича, после которого великим князем в скором времени сделался (после Святополка II) сын его Владимир Мономах. Он не был старшим в роде, но его высокие личные качества, его заслуги пред Русской землей устраняли в глазах современников всякое соперничество. То же самое могло произойти и после смерти Ярослава. Старший сын его Александр, слава которого гремела далеко за пределами России, так же высоко стоял среди современных ему князей, как в свое время Владимир Мономах. О нем можно было сказать то же самое, что говорили о его славном прадеде: «Не было земли на Руси, которая бы не хотела его иметь у себя и не любила бы его». Соперничество с доблестным племянником было бы не под силу Святославу Всеволодовичу. Может быть, сознавая это, Святослав немедленно по получении известия о кончине Ярослава поспешил в Орду, чтобы противопоставить заслугам племянника решение хана. Туда же отправился и племянник его Андрей, младший брат Александра. Если Святослав действительно опасался своего великого племянника, то это опасение во всяком случае было неосновательно: невский герой не искал корысти. Если же Святослав думал упрочить свое положение, заискав в Орде, то жестоко ошибался, мало того - он другим указывал путь, каким образом всего легче можно было добиться великого княжения, даже не имея на то никаких прав'93. Стоило только отправиться в Орду и, вытерпев всевозможные унижения, задарить хана и его приближенных. И действительно многие князья устремились в Орду, где они «идяху сквозе огонь, и кланяхуся кусту и идолам, славы ради света сего, и прошаху койждо себе власти; они же без взбранения даяхуть им, да прелестять я славою света сего». Для татар такое поведение князей представляло прямую выгоду: они обирали всех, раздавая волости сегодня одному, завтра другому - кто дороже заплатит. Помимо денежных выгод соперничество русских князей обеспечивало татарам владычество над Русью. Они скоро поняли, как много пользы можно извлечь из застарелой наклонности князей к междоусобиям. «Обычай бо поганых вмещуще вражду межу братии, князей русьскых, и на себя болшая дары взимаху». Но самое главное,- по весьма верному замечанию летописца,- татары старались о том, «да прелестять я славою света сего». Запутавшись в своекорыстных стремлениях, князья всего скорее могли забыть об интересах угнетенной родины, о возвращении ей независимости. Так поступали многие князья, но не так поступал Александр! Его стремления далеко расходились со стремлениями его ближайших родственников. Почти одинокий со своей серьезной думой, мало понимаемый, он идет своим особым путем,- не спешит в Орду склонить свою благородную голову перед варваром. Отдав последний долг родителю, Александр возвращается в Новгород, не заявив ничем своего неудовольствия на раздел земель, произведенный его дядею. Там он получает грозный укор хана за свою медлительность и, покоряясь необходимости, спешит принести новую жертву для блага родины. Дорогою он заезжает во Владимир. Но на этот раз «великий князь Александр приде в Володимер в силе тяжце и бысть грозен приезд его…» Очевидно, недостойное поведение его ближайших родственников, скорое обнаружение ими себялюбивых стремлений, высказавшаяся наклонность продолжать прежнее соперничество из-за преобладания одного над другим возмутили дух его. Ему стало ясно, что немногие из его братии-князей сознают всю опасность положения отечества, что для большинства потрясающие события эпохи и тяжкие испытания не послужили полезными уроками. Сам же он, до сих пор с напряжением всех сил боровшийся с наступавшими отовсюду врагами, отлично понимал, что времена изменились, что отныне жизнь князя, народного вождя, должна быть самоотверженным служением родине, непрестанным подвигом. Без сомнения, более, чем кто-либо, он сознавал цену истинной славы, приобретаемой доблестными заслугами,- могли ли в его глазах иметь какое-нибудь значение честолюбивые притязания, преимущества и почести, приобретенные позорной ценою всевозможных унижений в Орде? Тем менее могли занимать его душу праздные развлечения и забавы: с юных лет привыкнув видеть и понимать народное горе, мог ли он помышлять о суетных удовольствиях мира, об утехах жизни, когда кругом народ стонал под тяжким игом? Вот почему грозен был приезд его во Владимир в силе тяжце. Не будучи великим князем, он тем не менее давал понять, чтобы князья-родичи не забывали его прав, основанных на великих заслугах. Все должны были знать, что хотя он не вмешивается в соперничество из-за первенства, напротив, осуждает его, однако не дозволит и другим продолжать образ действий, явно вредный для родины. Для этого у него найдется достаточно силы. Правда, подобно другим, он также отправляется в Орду, но никто не должен забывать, что он мог бы и не делать этого. Князь области, не покоренной татарами, сумевший уже побороть опасных врагов, он более, чем кто-либо, мог бы отважиться на попытку борьбы с татарами. Его подчинение, скорее всего, можно назвать добровольным. Если он поклонится Батыю, то не из-за того, чтобы взять верх над родственниками, но единственно в интересах горячо любимой родины. Несмотря на то что он не спешит, как другие, добиваться великого княжения, которое татары могут отдать «без взбранения«» всякому, кто дороже заплатит, все должны были почувствовать, что настоящим хозяином положения, главным руководителем дел на Руси может быть не кто иной, как именно славный новгородский князь. Не одно заискивание перед татарами - надлежащий авторитет главе государства должны доставлять силы нравственные и материальные, а подавляющий перевес их бесспорно на стороне доблестного победителя шведов и немцев. Таков, по-видимому, смысл грозного приезда Александра во Владимир.
