Николай Задорнов - Амур-батюшка (Книга 2)
- Нет, Егорка, жалко... Тут такое чистенькое место... Тут наша собачка бегает!
Гольд со слезами на глазах посмотрел на землю. Конечно, тут во множестве были и щепочки, и тряпочки, и кости зверей и рыб, и собачья шерсть - все следы жизни Улугу, его семьи и предков. Даже на кустарниках всюду собачья шерсть... Ветром туда нанесло. Жаль было запахивать свою землю. Он чувствовал, что если возьмется за лопату, то не только собакам негде будет бегать, но с этого начнутся разные перемены в жизни.
- Толковать с тобой! - ответил Егор и с размаху хватил тяпкой по целине.
Сердце Улугу сжалось. Он не узнавал своего друга. Перед ним опять был тот Егор - суровый человек, который отобрал невод. Он вспомнил про крутой нрав мужика, как он подрался с Гао из-за девчонки. Он видел, что Егор не шутит.
Улугу покорно подошел к нему.
Мужик работал старательно, отваливал пласт за пластом.
- Становись вот здесь, бери тяпку, давай вместе. Ну, враз! - сказал Егорка. - Да в другой раз целого максуна не съедай перед работой. А то полпуда умял.
Улугу, икая, взялся за тяпку.
- Моя думал, спай буду!
Гольд стал рубить тяпкой свою землю. И с первого же удара, после того как тяпка опустилась, ему стало полегче. Труднее всего было, оказывается, приступить к делу.
Раз за разом тяпка рубила землю. Улугу был сильный человек и работать умел, он уже помогал Егору. Как-то незаметно расчистили порядочный участок земли. И вдруг Улугу с радостью подумал, что теперь-то у него будет свой огород, морковь, капуста, тыква.
Бывая в Уральском, он любил смотреть, как работают на огороде, как садят весной, убирают осенью, сам копал картошку, учился жать хлеб и пахать сохой.
Ему было жарко и тяжело. Он спустился к озеру, сел у воды на корточки, пил горстью и мочил лицо.
- Маленько талы поел! - жаловался он, возвратясь.
Земля становилась мягче. Егору показалось, что она тут была когда-то взрыхлена. "Неужели тут когда-то запашка была?" - подумал он.
- У людей росчистей нет, землю из-под тайги выдирают, а у тебя такое место...
Гольд надсаживался, вскапывая лопатой землю на полянке.
- Комья-то разбивай, секи корни. Своя работа стоит, а на тебя приходится работать! Нечистый бы тебя побрал с этим огородом! Ты думаешь, мне больно надо работать на тебя? Вот плюну и уеду!
- Егорка, не надо! - умоляюще сказал гольд. - Не надо!..
Мужик нашел в земле позеленевший медный крест.
- Это что такое? - разгибаясь, спросил он гольда.
Улугу снял шляпу и вытер ею уши, шею и голову.
- Тебе где взял? Черт не знай! Наши старики говорят - тут раньше русский жил, землю копал. Гришку знаешь? У него баба была, померла которая, у нее дедушка был русский.
Егор помнил рассказы Маркешки Хабарова о том, что у русских на Амуре были городки и заимки. Сейчас, видя взрыхленную землю, почувствовал он, как это было давно, и подумал, что если и нынче жить здесь трудно, то чего же стоило в то время окорениться!
- Что за неведомый человек, который оставил тут крест?
- Егорка! - со страхом спросил Улугу. - Крест нашел, так нас теперь отсюда гоняют?
- Нет, что ты... На что нам!
Кузнецов нашел осколки чашки и бревно ушедшего в землю сруба.
Улугу глазам не верил, смотря, как Егор разметает кустарник. Никогда не думал Улугушка, что рядом с его юртой под лесом может быть такая хорошая пашня.
- Ловко мы с тобой, Егорка, работали!
- Только огород надо огородить, а то твои собаки все разгребут. Он потому и называется огород, что должен быть огорожен. Да смотри завтра с утра талы не наедайся!
Улугу был доволен, но его тревожили некоторые сомнения.
Вечером к Улугу собрались соседи. Все хвалили Егора и удивлялись, что так много вскопано земли. Кузнецову показалось, что Улугушке завидуют.
"А попробуй запахать у них, тоже станут плакать, - подумал Егор, сидя на кане и ожидая ужина. - Настанет осень, вырастет у него на огороде морковь, картошка, капуста, табаку ему насадим, а у остальных ничего не будет. Но зависть свое возьмет. На другой год все возьмутся за мотыгу".
Сын Писотьки, толстогубый Данда, любезно улыбаясь, разговаривал с Улугу. Тот тоже улыбался, но глаза его смотрели зло. Егор не понимал их речи.
Торговец Данда говорил:
- Если ты, Улугу, не отдашь мне соболей, которых поймал весной, то мы у тебя весь огород затопчем. Я всегда найду, как расправиться. Лучше слушайся меня. Не жди хорошего от огорода. А если нажалуешься на меня русскому, я скажу, что ты лжешь. Богатому поверят, а тебе нет.
Но Улугу и не думал жаловаться.
- Только попробуй тронуть мой огород! - сказал он. - Да русские тебя знают, им известно, что ты тайно подговариваешь народ против них.
Данда опешил.
Когда все ушли, Улугу сказал Егору, что Данда хочет разорить у него огород.
- Это он только пугает, - сказал Кузнецов, не допускавший мысли, что даже у Данды может подняться рука на такое дело, когда столько труда вкладывают люди в этот огород.
Ночью Егор спал крепко. Под утро слушал, как с надсадой завыла собака.
"Солнце скоро взойдет", - подумал Егор, поднялся и разбудил Улугу.
Собаки выли по всему стойбищу, уставив морды на восток. Чуть светало.
Улугу сидел на кане, морща лоб. Проснувшись, он с отрадой подумал, что у него теперь, как у Егорки, свой огород. "Огород-то сделали, а может, уходить отсюда придется!"
Две молодые собаки: Кадабуду - пегая с белыми торчащими ушами и Путяка - пегая с черной спиной, обе крепкие, как шарики, коротконогие и тупомордые, яростно ласкались к Улугу, лезли на кан, вставали на задние лапы и, высунув языки, восторженно любовались хозяином.
Приехал сын Улугу - худенький розовощекий парень; он поглядывал на Егора с застенчивой улыбкой. Парень привез с соседнего озера уток и охапки сухого белого камыша матери и сестрам, чтобы плели циновки.
Гохча щипала и потрошила уток, резала на мелкие куски и пригоршнями валила в котел.
Улугу недовольно отмахивался от собак. Он хотел, чтобы Егор поговорил с ним и рассеял его неприятные думы.
- Ну, ты опять недоволен? - спросил Егор. - Ну, чего опять неладно?
- Чего же, Егорка, - с раздражением ответил Улугушка, - моя, может, уходить отсюда?
- Что так? Огород вскопал - и вдруг уходить?
- Церковь строят! Поп ходит! Ево лохматый, поет... Русский каждый, который мимо на баркасе идет, как узнает, что церковь строят, так нас дразнит, что поп бить будет, за волосы задирать.
Егор покачал головой: "Ну и ну!.."
Он понял, что, прежде чем заниматься земледелием, Улугу хочет узнать, можно ли будет здесь жить, не стрясется ли беда.
- Зачем же тебе с места на место бегать? Это неладно, - ответил Егор.
- Че, худо разве уйти, если жить трудно? Тебе сам старое место кинул.
- Я старое место кинул потому, что все хочу по-новому сделать. А ты со старого места хочешь убежать потому, что новой жизни боишься. Она тебя все равно настигнет.
- Вот хорошо, Егорка! Ты мне хорошо говорил, - ответил Улугу, улыбаясь, но глаза его неприязненно поблескивали.
Егор догадался, что он только для вида соглашается, не хочет спорить, а тревожиться долго еще будет.
"Не хочет зря пахать, понимает, что бродяжить проще, если в одном месте плохо - плюнул да пошел на другое. А чтобы на пашню человека посадить, надо, чтобы и жизнь шла по справедливости".
Поели варева из уток и пошли работать.
- Там поп, а тут огород, - сказал Егор, выйдя на росчисть.
- Там поп, а тут огород! - согласился Улугу.
Но работать так тяжело да попасть из-за этого в кабалу ему не хотелось. Гольд зажмурился, глядя, как плывет, мерцает воздух над его пашней, точь-в-точь как у Егорки! Он отлично понимал, о чем толкует приятель: если русские привели попа, то они же обучают огородничать.
Дул сильный ветер. Егор и гольд рубили кустарник, ставили колья, потом стали вить плетень. Гохча помогала им.
После обеда Егор собрался домой.
- Теперь доканчивай все сам. Приедет дед с бабами, привезут тебе семян, грабли, докопают, разобьют грядки, помогут посадить.
На обратном пути Улугу и Кузнецов ловили рыбу неводом на протоке. Бурый чистый строй огромных голоствольных тальников, косматых от водорослей, тянулся по берегу. Под ними широкие мокрые пески покоробились и потрескались, как панцирь черепахи. Какая-то птица глухо скрипела, словно дерево в ветер.
На мысу стоял шалаш. Ветер с шумом трепал мохнатые вершины тальников. За лесом шумело озеро. С гор снесло туман, и стали видны все зубцы и белки. Грязная волна накатывала на косу.
Егор, мокрый до нитки, выбирал рыбу из невода. Попались максуны, жирный сазан, грудка щучек и желто-зеленые слизистые касатки, зацепившиеся своими острыми плавниками за сетчатку.
Глядя на пятнистых щучек, Улугу подумал, что надо объяснить Егорке, почему щука не рыба, чтобы в другой раз русские не смеялись.
- Щука раньше была змея, - рассказал Улугу. - Ходила землей. Потом сильно кусался, хватал за ноги. Бог на него сердился за эти дела и кидал в воду.
