Игорь Дьяконов - Предыстория армянского народа (история Армянского нагорья с 1500 по 500 г. до н.э.: хурриты, лувийцы, протоармяне)
Рис. 29. Храм в Гузане с портиком на скульптурных столбах. Реконструкция по археологическим данным.
В отношении этнической принадлежности остальных перечисленных «стран» можно сказать, что часть из них была хурритской (Дайаэни, Шубрия, может быть Гильзан и, менее вероятно, Мана), часть — урартской (Урарту, Муцацир); в долине верхнего Евфрата и нижнего Арацани население, очевидно, состояло из близких к урартам хурритских племен и было смешано с лувийцами и с новыми пришельцами — мушками и урумейцами.
Общество Армянского нагорья в начале I тыс. до н.э. Материальная культура Армянского нагорья и Закавказья в этот период сильно шагнула вперед. Археологические культуры этого времени уже далеко не являют того единообразия, которое было характерно для конца III тыс. до н.э. Тысячелетие внутренних [143] войн привело к гораздо большей культурной изоляции отдельных районов, при сохранении, в то же время, однородности самого типа культуры. Мы не будем останавливаться на характеристике культурных областей, отсылая читателя к археологическим работам[296]. Обратим внимание лишь на некоторые важнейшие и общие для всей изучаемой территории черты.
В производстве здесь господствует, как указывает Б. Б. Пиотровский, полукочевое (отгонное) скотоводство, но все большее значение начинает приобретать металлургия. Конец II тыс. до н.э. и начало I тыс. — период расцвета эпохи бронзы, связанный, очевидно, с началом разработки закавказских месторождений меди и олова. К XI—IX вв. до н.э. относится и начало промышленного применения железа[297]. Оно добывалось преимущественно в горах Киликийского Тавра и в Понте[298]. Как показала С. М. Бациева[299], торговля железом была монополией царьков «Северносирийского союза», приносившей им огромные богатства. По ее мнению, именно стремлением перехватить пути, по которым в Ассирию поставлялось железо, столь необходимое для вооружения ее армии, объясняется наблюдаемое в VIII в. до н.э. наступление Урарту в Северную Сирию. По сведениям греческих авторов, другими поставщиками железа были мосинойки, получавшие его от подвластных им халибов — то есть, очевидно, от грузиноязычного племени халдайцев в Понте[300] — и сбывавшие его грекам.
Вплоть до VIII в. до н.э., когда в Урарту начинает ощущаться сильное влияние Ассирии, материальная культура и быт нагорья, в том числе одежда и вооружение, продолжают [144] носить хеттско-хурритский характер[301]; ведущими в культурном отношении остаются арамейско-лувийские районы Северной Сирии, лувийские (или смешанные) районы Киликийского Тавра и хурритские (смешанные с мушками, урумейцам и лувийцами) районы верхнеевфратской долины.
Относительно высокое развитие, которого достигли горные районы к началу I тыс. до н.э., делало их, в условиях господствовавшего преимущественно натурального хозяйства, сравнительно независимыми от ввоза изделий более развитого юга кроме предметов роскоши; они вывозят железо, но доходы от этой торговли поступают северносирийским царькам, — очевидно, диктовавшим на него высокие цены на внешнем рынке — или греческим колониям, и мало затрагивают экономику населения нагорья в целом. Между тем, развитие ремесла и сельского хозяйства в Месопотамии требовало непрестанного притока дешевого сырья — и не только железа, но и меди, леса и т.п. — из горных районов. Так как естественный обмен не налаживается, то Ассирия переходит теперь к насильственному захвату сырья и предметов ремесла (главным образом металлургического) путем завоевания периферийных областей к систематического их ограбления с помощью дани[302]. Военные походы пополняют хозяйства Месопотамии также рабочей силой.
Из областей нагорья наименее доступной врагам, а потому находившейся в наиболее благоприятных условиях для развития была область Урарту. Но для того, чтобы сохраниться рядом с могущественной и воинственной Ассирией, Урарту должно было быстро сравняться по уровню развития военной и административной техники и по мощи завоеваний с грозным южным соседом. Поэтому по отношению к периферии Урарту играло роль, аналогичную Ассирии, с той разницей, что, будучи экономически менее развитым, это царство, по-видимому, [145] уделяло больше внимания быстрому развитию собственного сельского хозяйства (особенно садоводства) путем проведения обширных ирригационных мероприятий[303].
Рис. 30. Двор жилого дома в Тейшебаини. Реконструкция по археологическим данным.
Мы очень мало знаем об обществе нагорья в начале I тыс. до н.э., но, вероятно, некоторые общие черты, которыми характеризовался социальный строй Урарту[304] и Маны[305], о чем [146] мы имеем некоторые сведения для VIII—VII вв., были типичны и для других государственных образований Армянского нагорья. Сюда относится ведущая роль свободных общинников (урартск. шурели «вооруженные», также со значением «племена»), обязанных воинской и другими повинностями и живших большими общинно-родовыми поселениями[306], группирующимися вокруг окруженных стенами самоуправляющихся поселений-крепостей, или «городов»; среди царских людей выделялись мари, ср. хурритск. марианна, и в особенности родичи царя.
В Maнe особенно четко видно, что господство принадлежало родоплеменной олигархии. Здесь — как и в Дайаэни — еще сохранилось в значительной мере племенное деление общества; наряду с царем в Мане существовал совет старейшин, состоявший из царских родичей, советников, наместников, возможно, старший отдельных поселений и племенных предводителей[307]. Надо полагать, что такие советы старейшин существовали и в других «странах» нагорья в доурартский период.
Лишь с конца IX в. до н.э. в среду урартской знати начинают проникать ассирийские вещи и ассирийские обычаи; так, по ассирийскому образцу организуется урартский царский двор с его тысячами евнухов[308]; однако крупных царских хозяйств на нагорье не было и при владычестве Урарту; дворец и в столице, и в отдельных административных центрах был скорее местом, где складывалась и перерабатывалась ремесленниками дань, поступавшая с окрестного населения, чем центром полевого хозяйства. Также и святилища — как храмы, так и священные участки, где культ совершался перед «дверью», высеченной в скале или перед каменной стелой — видимо, не имели своих полевых хозяйств; основным их богатством был жертвенный скот, который цари дарили храму, а [147] жители приносили в качестве обязательных и искупительных жертв. Рядовые общинники пользовались жертвенным мясом во время жертвоприношений, а также, по-видимому, получали скот от храма путем найма или покупки[309].
Рабство было вначале развито слабо, вероятно, слабее, чем в Хеттском царстве, чему свидетельством являются массовые убийства части мужчин-пленных при урартском владычестве, о чем постоянно говорят надписи. Когда цари Урарту уже тысячами стали приводить пленных из своих походов, те, которым была сохранена жизнь, нередко сажались на землю и даже включались в войско[310]. Мы уже упоминали любопытный факт, что клинописная гетерограмма LÚA·SI, которая у хеттов обозначала пленных-поселенцев — хиппарес, в урартской клинописи применяется в значении «воин-ополченец».
Как ассирийцы, так и урарты вводили на подчинившихся им территориях централизованное управление через «областеначальников»: но в доурартское время должны были сохраняться более патриархальные порядки управления, скорее сходные с порядками в Maнe, где наместники областей и племенных территорий фактически были независимыми правителями — вероятно, окруженными своими советами. Отдельные поселения — «города» и под властью Урарту, видимо, имели свое самоуправление (совет, народное собрание?). В отношении некоторых «стран» и племен урартские надписи не упоминают индивидуальных правителей, и там, вероятно, еще полностью господствовали порядки военной демократии. Но сравнительно свободные порядки, по-видимому, существовали и в некоторых «странах», уже дошедших до ступени государственности, — судя по тому, что сюда сбегались уклоняющиеся от повинностей рабы, беднейшие общинники, а также мя-[148]
Рис. 32. Урартский храм со «священными воротами» в крепости на городище Алтын-тепе, II слой. Изометрический план по археологическим данным.[вклейка]
тежная знать. Такими областями-убежищами были Шубрия[311] и Мелид-Камману[312]. Если в отношении высокогорной Шубрии это не удивительно, то такая же роль торгового Мелида, претендовавшего к тому же на великодержавную роль, представляется более странной. Возможно, это объясняется тем, что здесь в составе населения имелся значительный процент сравнительно недавно осевших пришлых племен, занесших сюда традиции племенной демократии.
