Борис Тураев - Древний Египет
Таким образом, и корона официально признала фиванские привилегии, что ещё более ускорило процесс, привёдший к условиям XXIII-XXV династий и даже Саисского периода, когда фараоны могли рассчитывать на признание в Фивах только в том случае, если они вступят в фиктивные родственные отношения к «супругам бога». Вступление в фиктивные браки, удочерение царевен династии этими царственными жрицами и т. п. теперь становятся предметом официальных надписей так же, как раньше сообщения о царских победах или о жреческих деяниях и чудесах. Карнак был хранителем и этих памятников-надписей на плитах, редактированных торжественным церемониальным стилем, описывающих торжества удочерений и сообщавших иногда список имущества, завещаемого удочеряемой и т. п. Например, надпись о последнем известном нам удочерении Псамметиха II Анхнеснеферибра, саркофаг с заупокойным текстом, который находится в Британском музее:
«Год 1-й, месяц лета, день 29 (следует полный титул Псамметиха II) царевна Анхнеснеферибра в сей день прибыла в Фивы. Её мать, супруга Бога Нитикерт, живущая, вышла созерцать её красоту, и обе вместе отправились к дому Амона. Было принесено священное изображение из дома Амона… составлен её полный титул (приводится). — В год 7-й, 1-й месяц, 23 день изошёл сей благой бог, владыка обеих земель Псамметих на небо. Он соединился с солнцем, божественные члены отошли к создавшему его. Был на его место поставлен его сын (следуют имена и титулатура Априя). В 4-й год, 4-й месяц лета, день 4 взошла Восхвалительница Бога Нитикрет на небо. Она соединилась с солнцем, божественные члены отошли к создавшему её. Её дочь, верховная жрица Анхнеснеферибра совершила для нее все, что подобает для благого царя. Когда прошло 12 дней после этого, царевна, верховный жрец Анхнеснеферибра, пошла к храму Амона-Ра, царя богов. Жрецы хонты, отцы, уэбы, херихэбы и часовые жрецы Амонова храма следовали за ней, большие группы шли впереди. Были совершены все обычные церемонии поставления Восхитительницы Бога Амона в храме писцом бога и девятью жрецами дома сего. Она возложила на себя все амулеты и украшения Супруги Бога и Восхвалительницы Амона, была коронована двумя перьями и диадемой в царицы всего обходимого солнцем. Составлена ей следующая титулатура (приводится). Для неё были совершены обычные обряды и церемонии, как для богини Тефнут изначала. Жрецы (всех рангов) приходили к ней во всякое время, когда она шествовала к храму Амона в каждой его праздничной процессии».
Фиванские храмы свидетельствуют и о тех временах, когда внутренние смуты осложнились и внешними погромами. Эфиопское единоверное завоевание со стороны Пионхи и других напатских царей не могло иметь разрушительных последствий — для них Фивы были святыней, и Пионхи, посылая своих воинов на север, держит к ним речь, наставляя, как чтить Амона, а сам приносит обильные жертвы и справляет праздники. В храме Мут в Карнаке не найдены плиты с изображениями флотилии — вероятно, он избрал этот храм для увековечения своего паломничества после покорения севера в Фивах. Храм Мут почему-то хранит и надписи вельможи, современника ассирийского нашествия, которое, конечно, было настоящим погромом, не столько разрушительного, сколько грабительского характера. Ментуемхет, бывший в это время князем Фив и главой жречества (хотя и не верховным жрецом) взял на себя долг возобновить потерянные изображения богов и исправить повреждения после первого ассирийского нашествия. Надписи об этом и рельефы помещены и на стенах храма, и на статуе Ментуемхета. С последней он взывает к духовенству: «Все жрецы, входящие, чтобы предстать на этом месте, да наградит вас великий Амон и да продолжит вас в детях ваших, если вы будете возглашать имя моё ежедневно в ваших мольбах за службой, совершаемой в этом месте… ибо я не ослабевал сердцем и не опускал рук, обновляя то, что нашёл разрушенным. Посему любящие Амона, владыку небес, да произнесут имя князя Ментуемхета в его храме».
Пилоны, рельефы, дворы, врата и т. п. сооружались в Птолемеевские и римские времена, нередко искажая древние памятники. Надписи, весьма краткие, состоящие из имён, титулов чужеземных владык и упоминаний о сооружениях, также дошли до нас, указывая на то, что и в эти эпохи, когда центр жизни переместился далеко, всё-таки Фивы продолжали быть священным городом. Жречество здесь было многочисленно, от него у нас имеется много папирусов, а также, вероятно, к этому времени восходит важный памятник храмовой литературы, найденный на плите в карнакском храме Хонсу — сказание о чуде этого божества на чужбине, в Месопотамии, где он изгнал злого духа из царевны. И язык, и миросозерцание этого текста могут указывать только на весьма позднее время, когда географические термины были забыты до того, что страна хеттов обратилась в какой-то Бехтен и титулатура Рамсеса II смешана с одним из поздних Рамиссидов.
Фивы пришли к концу своей славной истории; в дальнейшем это — город священных и исторических воспоминаний, паломничеств, а затем путешествий туристов. Их бог почитался ещё в Напатском царстве, где он был государственным, в Великом Оазе, где он провозгласил Александра В. богом и тем перенёс в Европу египетское обожествление царской власти, да ещё в незначительном Таиуджаи у Фаюма. В остальном Египте его культ должен был уступить древним богам, и север снова выступает со своим Птахом, Баст, Нейт и др. Казалось, монотеистическим стремлениям египетской богословской мысли наступил конец, тем более, что и идея универсального бога должна была заглохнуть, не имея для себя реальной поддержки в мировом положении государства. Религиозная физиономия времени после телль-амарнской смуты была действительно сложна. Амон был реабилитирован, как универсальное божество, как «царь богов», неизмеримо высокий, но в то же время и бесконечно близкий людям и всей твари, объемлющий весь мир своей любовью и согревающий теплотою, как личный бог, защитник бедствующих и угнетённых, охранитель правды. Он един, и говорит о себе: «Я един, ставший четырьмя; я — четыре, ставший восемью, и всё-таки я един». Достижения Эхнатона не были забыты и оказали влияние на поэтичные гимны Амону, в которых он является промышляющим о всей природе — он «создавший всё сущее, из очей коего вышли люди, а из уст явились боги, дающий траву скоту и древо плодоносное в пищу человеку, дающий жизнь рыбам морским и птицам небесным, подающий дыхание находящимся в яйце, жизнь — птенцу и личинке, всем пресмыкающимся и насекомым, питающий мышей в их норах и птиц на всех деревьях. Привет тебе от всего живущего, единый, единственный, со множеством рук. Спят все, но ты не спишь, промышляя полезное для твари твоей… Хвала тебе, что ты печёшься о нас, почитание тебе, что ты сотворил нас, величание тебе от всех стран, до высоты небесной, в широту земную, в глубину океана. Боги преклоняются пред твоим величеством, они восклицают тебе: “Привет тебе, отец отцов всех богов, повесивший небо и попирающий землю”…». Частичное восстановление империи и победы царей XIX династии снова вернули ему мировое значение и наполнили храмы его сокровищами. Ему преклонялись завоевания, его корабли ходили по Нилу и морю, ему посвящались города, на него работали пленные, в жертву ему после царских триумфов приносились пойманные враги. «Земли мятежные страшатся тебя, идут к тебе жители Пунта, зеленеет Земля Бога ради тебя. Плывут к тебе суда с благовониями гумми, чтобы украсить праздник храма твоего. Для тебя произрастают кедры, строятся священные суда, горы несут тебе камни, чтобы сделать великие врата твоего храма. Суда нагруженные плывут пред лицо твоё…»
И вторая египетская империя пришла к концу; Фивы начали хиреть, поднялись иные политические и религиозные центры, появились признаки распадения государства, а затем не заставило себя ждать и самое распадение. Величие Амона уже не опиралось на реальные основания, и его служители пытались спасти положение, отождествив его со всеми богами и превратив его во всебога. Мы уже видели в надписи о наводнении пример такой попытки. В другом тексте мы читаем: «Эннеада соединена в твоих членах; твои части — все боги, соединённые в теле твоём. Твой вход — первый, твоё начало — искони. Амон, сокрывший имя своё пред богами (игра слов — имя Амона и корень «амен» — «сокровенный»). Та-Танен, сотворивший сам себя в виде Птаха; персты его — Огдоада…» До нас дошло немало поздних бронзовых фигур Амона, изображающих его в виде существа с атрибутами всех возможных божеств, в виде сложной фигуры почти пантеистического всебога. Это было уже школьное богословское умозрение, малодоступное народным массам, которые переживают теперь религиозный упадок. Время творчества нации было позади; эпигонство чувствуется во всех областях жизни. Народ уже не участвует в славных событиях, но внимание сосредоточивается на мелочах обыденной жизни, в сфере которой для него высший бог богословов интересен не более, чем любое специальное божество, т. е. более близкое в данный момент и при данных условиях. Вот почему усиливается до чрезвычайных размеров культ животных, почитание различных божеств уродливого вида, так наз. Бесов, своим смешным видом отгонявших злую силу и особенно покровительствовавших женщинам, богинь в виде гиппопотамов (Тауэрт, Апет), облегчавших роды и т. п. Но это имело и обратную сторону — усиление индивидуального благочестия, особенно под влиянием тяжёлых внешних и внутренних событий. Для фиванского населения Амон продолжал быть милостивым богом, прототипом праведного судьи и визиря, карающего за неправду и близкого к смиренным и молчаливым, прощающего грехи тем, кто кается. Идея покаяния теперь впервые ясно проявляется в египетской религии, и мы встречаем всё перечисленное в целом ряде памятников, дошедших до нас от низших служителей фиванского некрополя, справлявших культ древних царей (особенно Аменхотепа I, названного «подобием Амона» и бывшего покровителем некрополя), характерно называемых «послушателями зова в Места Правды». Итак, блаженное успокоение — «Место Правды», доступное только для служивших правде. Эти памятники малых людей проникнуты теплотой религиозного чувства, хотя и вращаются часто в области обыденной жизни. «Если рабу свойственно впадать в грех, то богу — быть милостивым. Владыка Фив недолог во гневе, и гнев его длится мгновение и не оставляет следа; он уже преложил его на милость…» «О владыка Карнака, владыка богов, простри мне руку, спаси меня, воссияй мне, да живу я снова… Приклони ухо твоё к одинокому на суде, когда он беден, а соперник его силён и суд утесняет его…» «Я люблю тебя и заключил тебя в сердце моё, и ты избавишь меня от людской молвы в день, когда на меня клевещут». «О, Амон, ты — оплот для живущих и спасение для умерших; ты вступаешься за слабого и обуздываешь сильного; пред именем твоим трепещут боги, племена и народы». Итак, Амон подаёт спасение умершим. Действительно, идущее издревле стремление сблизить и даже отождествить Ра и Осириса отразилось и на Амоне. Бог света путешествует по преисподней, неся радость её обитателям и принимая в свою ладью достойный шаг; быть в числе его спутников — предел желаний благочестивого египтянина, и бог правды допускал к себе, руководствуясь нравственными критериями. Осириса даже иногда ставят в связь с Амоном, как его сына, на которого сияют его лучи «так, что отец соединяется с сыном». В других случаях, наоборот, Амон в заупокойный фиванский «праздник Долины» сам отправляется в некрополь, приносит дары своим родителям — очевидно, Осирису, являясь в этом отношении примером для граждан своего города; он приносит дары и погребённым, ибо и они стали Осирисами…