Александр Степанов - Порт-Артур (Том 2)
У сигнальной мачты морского ведомства они застали группу офицеров, во главе с командиром порта Артура адмиралом Григоровичем, и командира находившегося в доке крейсера "Баян" Вирена.
- Витгефт и Матусевич убиты, "Цесаревич" остался на месте боя, и его судьба неизвестна. "Аскольд", "Диана" и "Новик" не то прорвались и ушли во Владивосток, не то погибли, - вместо приветствия сообщил Григорович Белому.
- А остальные почему вернулись?
- Вследствие сильных повреждений. "Ретвизан" опять получил пробоину, "Полтава" села на корму, "Пересвет" весь избит, на "Севастополе" отказали машины, а "Победа" и "Паллада" не рискнули одни идти на Владивосток.
- Все это, конечно, очень печально, - покрутил Белый свой пышный ус, - но меня несколько утешает то, что пять броненосцев и один крейсер смогут оказать большую помощь обороне крепости своими крупными орудиями. Да и экипажи судов будут немалой поддержкой для пехоты. Большие потери на кораблях?
- Из командиров судов тяжело ранен Бойсман и легко Шенснович. Пять офицеров убиты и около сорока ранены. Около полутораста убитых и раненых матросов. Подробности узнаем позже.
- Андрюша-то жив? - спросил Звонарев у стоящего рядом Сойманова.
- Сейчас справимся на "Севастополе". Вон он подходит вместе с "Палладой" и "Монголией", - ответил лейтенант. - Справься, какие потери на "Севастополе" среди офицеров, - обернулся он к одному из сигнальщиков.
- Есть! - И матрос замахал флагами.
Звонарев перенес бинокль на идущую за боевыми кораблями "Монголию". На палубе толпились пассажиры, среди них было много женщин и детей, глядевших на давно надоевшие артурские виды. Кое-кто утирал платком глаза. Возвращение в осажденный и беспрестанно обстреливаемый город мало кого радовало. Изредка мелькало сестринское платье. Ривы не было видно.
- На "Севастополе" все благополучно. Убитых нет, ранено три матроса, и то легко, - доложил сигнальщик.
"Значит, Акинфиев цел, надо будет ему на днях нанести визит", - подумал Звонарев.
Вскоре он простился с Белым и направился на Электрический Утес.
Обогнув Золотую юру, прапорщик еще издали разглядел, что около орудий батарей возились солдаты в белых летних рубахах. Тут же были видны домкраты для подъема орудий, пучки канатов и блоки полиспастов. На склонах Золотой горы солдаты пололи огороды. На берегу моря несколько артиллеристов тащили сети. Далеко на горизонте маячили небольшие японские суда. Несмотря на ранний утренний час, солнце пекло немилосердно.
Звонарев, вытирая платком мокрый лоб, не спеша добрался до Утеса, сдал около конюшни лошадь и пошел к орудиям. Среди солдат он тотчас заметил богатырскую фигуру Борейко.
- А, Сережа! Каким ветром занесло тебя к нам? - приветствовал его поручик. - Проштрафился, что ли, что тебя изгнали из высшего общества, или надоело быть генеральским прихвостнем?
- Никогда им не был, а в данный момент офицеры нужнее в строю, чем в штабах.
- Ладно! Мы тебе сейчас же найдем дело. Поможешь мне так переоборудовать батарею, чтобы орудия имели круговой обстрел.
- Жуковский где?
- Верно, в канцелярии. Он все с желудком мается. Из-за этого и ушел с батареи литера Б. Белый решил всю нашу роту вернуть на Утес для скорейшей переделки батарей. Пошевеливайся, черти! - крикнул Борейко работавшим, рубахи которых и без того промокли от пота.
Звонарев пошел в канцелярию, на ходу здороваясь со встречными солдатами.
- Вы, вашбродь, насовсем до нас или только в гости? - спросил прапорщика Блохин.
Солдат сильно загорел и поправился. Звонарев даже не сразу узнал его.
- Да, совсем. Будем теперь вместе воевать. Ты чем сейчас занимаешься?
- Бонбардир-лабораторист. Приставлен перезаряжать снаряды. Заменяем в них порох пироксилином и мелинитом.
- В гору, значит, пошел; бомбардира получил? Пить-то бросил?
- По малости бывает, - смущенно ответил солдат.
- Весьма рад вас видеть, Сергей Владимирович, - поднялся навстречу прапорщику Жуковский. - Надолго ли к нам заглянули?
- Я откомандирован обратно в строй.
- Прекрасно! Коль скоро вы опять наш, я вам и поручу заниматься переоборудованием батареи. Это по вашей инженерной части. А то все неможется мне. - И он провел рукой но своему исхудавшему, плохо бритому лицу. - Что новенького и хорошенького принесли нам?
- Новость только одна: эскадра вернулась сильно потрепанная. Витгефт убит. Подробностей я не знаю.
- Это мы сами видели. Не везет нашим морякам. Погибли Макаров, Витгефт, остался ничтожный Ухтомский. С продовольствием все хуже. Едва началась тесная блокада, а уже вводятся два постных дня в неделю.
- Нашей-то роте голод не грозит.
- Коли у других ничего не будет, все равно придется делиться своими запасами и самим голодать.
- Пусть Стессель и Белый отдадут своих коров и свиней.
- Для гарнизона это капля в море. Кроме того, Белый передал своих коров и свиней тому госпиталю, где работают его дочери.
Когда офицеры собрались, Жуковский объявил им о назначении прапорщика.
- Без вас я заведовал электрической станцией, там вечные неполадки, а я в этом деле не очень разбираюсь и прошу помочь мне, - обратился Гудима к Звонареву.
- С удовольствием, даже приму от вас совсем, - ответил прапорщик.
Жуковский согласился с этим предложением.
На дворе раздался сигнал к обеду. Солдаты, оставив работу, пошли к умывальникам, а затем собрались под навесом, служившим столовой.
Жуковский с офицерами пришел в столовую и, попробовав пищу, приказал петь молитву.
- Садись! - скомандовал капитан, когда пение было окончено.
- Проголодались люди, - подошел к Жуковскому Борейко. - С пяти часов ничего не ели, а утром вся еда - кипяток да хлеб. У нас есть почти сто пудов сэкономленной гречневой крупы. Если на завтрак давать хотя бы по десять золотников на человека, то ее нам хватит на полгода. За это время Артур будет или освобожден, или взят.
- Предложение дельное. Я поговорю с генералом.
- Упаси вас бог! Мигом прикажет сдать все излишки, - замахал руками поручик.
- Ну да бог с ним, - после минутного раздумья решился командир. - Семь бед - одни ответ. Валяйте!
- Заяц, сюда! - рявкнул на всю столовую Борейко. - С завтрашнего дня будешь к утру готовить кашу-размазню да приправлять ее маслом.
- Слушаюсь. Сразу сытей солдатскому брюху будет.
- У нас, кажется, люди пока не голодают, - заметил Звонарев, вглядываясь в загорелые, упитанные лица солдат.
- Где воруют, там солдаты худые и голодные. Много, Заяц, крадешь? - вдруг обернулся Борейко к артельщику. - Тимофеич! - подозвал он взводного Родионова.
Фейерверкер степенной походкой подошел к офицеру и взял под козырек.
- Жирен что-то Заяц больно стал.
- Они летом всегда жиру набираются. Об осень русак самый толстый бывает, шутливо ответил Тимофеич. - Кроме того, сейчас все на хороших харчах раздобрели!
- Ладно! Верю, но глаз с тебя все же не буду спускать, - предупредил Борейко и отпустил артельщика.
Офицеры отправились к себе во флигель. Звонарев несколько поотстал.
Проходя мимо домика фельдфебеля, он увидел жену фельдфебеля, старуху Саввичну, стиравшую в корыте белье. Поздоровавшись с ней, прапорщик справился, как она живет.
- И, какое тут житье, коль сраму не оберешься, - печально ответила старуха и смахнула с глаз навернувшуюся слезу.
Не понимая, в чем дело, Звонарев смутился и поспешил отойти.
Обедали, как и прежде, в столовой Жуковского. На хозяйском месте прапорщик, к своему удивлению, увидел Шуру Назаренко, одетую в дорогое шелковое кимоно, с перламутровыми гребнями в волосах. При появлении Звонарева девушка густо покраснела и застенчиво протянула ему руку, украшенную браслетом.
Звонарев был удивлен и озадачен, но из деликатности не решился спросить объяснения, стараясь догадаться сам. "Но что могло толкнуть на такой шаг скромную, застенчивую Шуру?" - задавал себе вопрос прапорщик.
Обед прошел довольно натянуто, и все облегченно вздохнули, когда трапеза была окончена. Звонарев зашел к Борейко.
- Давно это случилось с Шурой? - спросил он.
- Черт их знает, когда они успели снюхаться. А переехала Шурка к нему с неделю. За такие художества я бы Гудиму привлек к офицерскому суду, - хмуро и сурово говорил поручик, шагая по комнате. - Может, твоя амазонка сумеет повлиять на Шурку.
- Хорошо. При встрече скажу. Сам-то ты не пробовал говорить с Шурой?
- Я мужчина, а это дело женское, деликатное.
После обеденного перерыва оба друга направились на батарею. Солдаты толпились у орудий, которые были уже направлены в сторону сухопутной обороны. Сделать это можно было лишь при помощи примитивных домкратов и полиспастов, так что центр тяжести всех усилий ложился на живую мускульную силу солдат. Каждый из взводов должен был переставить по одной пушке. Такая постановка дела очень заинтересовала солдат. Они усиленно обсуждали подробности предстоящих работ. Когда офицеры подошли к батарее, их встретили взводные.
