История Великого мятежа - "лорд Кларендой Эдуард Гайд"
В это самое время английская королева — которую известие о замыслах Парламента поразило до глубины души и привело в крайнее смятение и замешательство — отправила французскому агенту в Лондоне письмо, убедительно попросив вручить его Парламенту. В этом послании она горько жаловалась на несчастное положение супруга, просила выдать ей паспорт, чтобы она могла его навестить, и изъявляла готовность использовать все свое влияние на мужа, чтобы склонить его к удовлетворению требований Палат. Если же Палатам, писала королева, будет не угодно дозволить ей исполнить обязанности перед государством, то пусть ей хотя бы разрешат исполнить свой долг перед мужем и быть рядом с ним в самый страшный час. Все эти просьбы не возымели ни малейших последствий и лишь послужили выражению искреннего усердия тех, кто с ними общался. Послу Пау на удалось исходатайствовать разрешение на встречу с королем (которого он добивался, рассчитывая получить от Его Величества указания касательно своих дальнейших действий); принял же его Парламент лишь после того, как трагедия уже совершилась. Письмо королевы было вручено Палатам, но рассмотреть его и дать ответ они так и не соизволили.
Когда члены комитета подготовили обвинительный акт — названный ими «Обвинение Карла Стюарта, короля Англии, в государственной измене», он состоял из нескольких статей, содержавших все клеветнические измышления, включенные ранее общинами в Декларацию о не-обращении к королю, а также ряд новых поношений — его огласили в Палате. Одобренный общинами, он был направлен на утверждение в Палату пэров. Названная Палата, к этому времени сильно уменьшившаяся в числе, после возвращения Кромвеля из Шотландии имела немного дел и, не зная, чем себя занять, часто объявляла перерыв в своих заседаниях на несколько дней. Всем казалось, что эти особы, уже успевшие совершить столько безумств, не станут возражать Палате общин и идти на разрыв с ней в момент ее полного торжества, но вновь санкционируют ее решение. Однако, вопреки всем ожиданиям, обвинительный акт, когда его внесли в Палату пэров, встретил в ней чрезвычайно враждебный прием, и ни один из ее членов не согласился его одобрить. Это обстоятельство — если вспомнить, кто были эти люди и что уже успело натворить большинство из них — может показаться в высшей степени удивительным.
Отклонив, и не без некоторой горячности, обвинительный акт, пэры объявили недельный перерыв в своих заседаниях, рассчитывая, что таким образом они сумеют по крайней мере приостановить стремительное движение к своей цели и что за это время удастся изыскать какое-то средство к примирению Палат. Но их надежды совершенно не оправдались, ибо Палата общин, чрезвычайно обрадованная этой отсрочкой, заключила, что пэры сами развязали ей руки, и что столь удобной возможности для дальнейших действий, какая возникла у нее сейчас, она никогда бы не добилась собственной хитростью. А потому общины продолжали вести себя так, как сами считали нужным, а в тот день, когда закончился перерыв, объявленный лордами, последние обнаружили, что все двери в Верхней палате закрыты и заперты на замок, и поняли, что их туда уже не пустят. Ни один из них больше не заседал в Палате пэров — пока Кромвель своей волей не учредил собственную Палату пэров, в которой некоторые из них весьма охотно заняли свои места.
Когда же обвинительный акт, на основании коего они решили возбудить дело против короля, был составлен и утвержден, общины начали думать, как им следует теперь устроить и вести судебный процесс, чтобы он имел хотя бы видимость законности. Ни в общем, ни в статутном праве не обнаруживалось ничего такого, что могло бы послужить для них руководством или оправданием; равным образом прецедент низложения Ричарда Второго (единственный прецедент подобного рода) невозможно было использовать в их целях — ибо, какими бы ужасными ни были предшествовавшие этому акту события, Ричард отрекся от королевской власти перед лордами в Парламенте, так что низложение Ричарда совершилось по его собственному почину и с его согласия, а следовательно, не имело решительно ничего общего с настоящим случаем.
А потому, чтобы как-то оправдать и узаконить свои меры, Палата должна была создать новый судебный орган. И она действительно создала сей новый орган, прежде в Англии неслыханный. Общины учредили и назначили судебную палату, которая должна была именоваться «Верховным судебным трибуналом» и состоять из такого-то числа судей, получивших полномочие вести процесс короля, дабы установить, совершил ли он те проступки, в коих его обвиняют, и рассматривать имеющие быть представленными свидетельские показания. Число этих судей определили в 84 человека.
После стольких жестоких и нечестивых деяний общинам было невозможно найти в своей среде достаточное число лиц, на которых они могли бы положиться в этом последнем акте трагедии. По этой причине Палата исходила из следующих соображений: если судьями в предстоящем процессе она назначит лишь собственных членов, то народу подобное решение покажется слишком предвзятым и пристрастным, ведь общины с самого начала вели войну, пусть и оборонительную, против короля, а потому не вправе теперь выступать в роли единственных судей его проступков. С другой стороны, не назначив судьями никого из собственных членов, Палата даст повод думать, что прямую причастность к этому делу она считает опасной для себя, почему и пытается переложить его на других — что отобьет у них всякую охоту в нем участвовать. В итоге Палата решила сделать судьями самых разных людей — из числа как своих членов, так и тех добродетельных и благочестивых особ, которых она сочтет достойными исполнять эту должность. Всякий же, постановили Палаты, кто, по своем назначении, не пожелает быть судьей на этом процессе (ибо среди коммонеров обнаружилось немало таких, кто, побуждаемый совестью или страхом, решительно отказывался в нем участвовать) должен будет назвать имя того, кто его заменит — что, как он отлично понимал, явилось бы с его стороны столь же незаконным актом, а потому лишь немногие из взявших отвод посмели назначить вместо себя кого-то другого.
Судьями были назначены все старшие офицеры армии, и они приняли эту должность. Кроме них членами трибунала стали те из лондонских олдерменов и граждан, кто яростнее других выступал против мира, а также немногие сельские джентльмены, которые, уже успев отличиться особым рвением к делу Парламента, склонны были видеть в этом назначении знак доверия со стороны последнего, а потому изъявили готовность его принять. Когда же число назначенных членов сочли вполне достаточным для стоявшей перед ними задачи, им потребовалось избрать себе спикера, который, именуясь лорд-председателем Верховного трибунала, должен был вести его заседания, направлять весь ход процесса, задавать необходимые вопросы свидетелям и отвечать на то, что найдет нужным сказать подсудимый.
На эту должность избрали Брэдшоу — адвоката из Грейсинна, не слишком известного в Вестминстер-холле, хотя имевшего обширную практику в своей конторе, к услугам коего часто прибегали вздорные и недовольные властью особы. Происходил этот джентльмен из старинной фамилии, которая жила в Чешире и Ланкашире, однако разбогател он благодаря собственным усилиям. Человек небесталанный, Брэдшоу отличался крайним высокомерием и непомерным честолюбием. Узнав о своем назначении, он, казалось, был чрезвычайно изумлен и полон решимости отказаться. Он так пространно рассуждал об отсутствии у него способностей, необходимых для исполнения столь важных обязанностей, что стало совершенно ясно: Брэдшоу заранее знал, что ему придется выступать с подобными оправданиями. Когда же от него стали добиваться согласия с такой настойчивостью, которая не могла не показаться странной, он потребовал времени на размышления, пообещав дать вскорости окончательный ответ. Он и дал его уже на следующий день, с величайшим смирением приняв должность, которую исполнял впоследствии с невообразимой спесью, наглостью и высокомерием. Брэдшоу тотчас же окружили пышностью и великолепием; ему выделили обширный штат судейских чиновников, сильной охране велели заботиться о безопасности его особы, а для жительства и резиденции ему навечно предоставили дом декана в Вестминстере. Было приказано немедленно выплатить ему изрядную сумму, целых 5000 фунтов — дабы он смог обзавестись таким выездом и вести такой образ жизни, какие, по его мнению, приличествовали его нынешнему высокому положению. Казалось, что лорд-председатель Верховного судебного трибунала превратился теперь в первого магистрата Англии. Для исполнения всевозможных обязанностей при новой судебной палате, которую велено было разместить в Вестминстер-холле, назначили также множество других должностных лиц. Руководить устройством зала для ее заседаний поручили лучшим архитекторам.