К Тарасов - Отставка штабс-капитана, или В час Стрельца
- Погодите, погодите, - взволновался Шульман. - Вы можете объяснить, зачем нужен спектакль с самоубийством. Согласитесь, что умнее убить тайно. Словно Северин и не заявлялся в усадьбу.
- Ничуть не умнее, - ответил я, - проходит срок, и у господина Володковича интересуются, где его сын. Он должен ответить: "В Петербурге, но с марта вестей от него не было". А в феврале - марте съезжались в край для мятежа. Начнутся выяснения, кто-то проговорится - и последуют репрессии. А уж коли на местном кладбище есть могила, а в местной полиции наше свидетельство, то и спроса никакого. Ведь каждый волен распоряжаться своей жизнью как захочет.
- Да, дело личное, - признал лекарь. - Всем наплевать.
- Говоря вообще, - сказал я, - для версии о самоубийстве было бы убедительнее застрелить Северина в его комнате. Мы веселимся, вдруг над головами нашими выстрел, мы летим по лестнице, слуги выбивают дверь - на полу Северин, в комнате вонь пороха. Не возникает и тени подозрения. Но такая инсценировка требует сговора всей семьи, кто-то с общего соглашения должен выступить палачом, Северина надо связать, держать взаперти. И тому подобное. Я решил, что семейного заговора не было, что есть люди, не причастные к убийству. Очевидно, что непричастен Красинский. У него нет причин убивать Северина. Он богат. Что бы ни сделали Володковичам - его не коснется. В худшем случае он не возьмет за Людвигой приданого. Получив от него вызов, я стал подозревать Людвигу. Выстрел эти подозрения рассеял стрелял мужчина; и в числе подозреваемых остались двое - Михал и господин Володкович.
- Голова кругом идет, - сказал лекарь. - Еще вина, Петр Петрович.
- Да вам, верно, нельзя, - усомнился я. - Вы ослаблены. Повредит.
- Наоборот, поможет, - возразил лекарь. - Поможет следить стремительный ход ваших рассуждений.
- Погодите смеяться. Когда наступит черед подробностей, я буду скрупулезен. А еще не пора. Я излагаю вам выводы, а про свои сомнения и подсчеты умалчиваю, - если вы заинтересуетесь, я расскажу их последовательность, - но мы движемся к завязке, и мне не хочется держать ваше внимание на мелочах. Сейчас мы думаем, кто решился на убийство, кто помимо желания убить имел возможность обставить дело с достаточной хитростью. Красинский и Людвига такой возможности не имели. Михал? Михалу смерть брата, безусловно, выгодна - он остается единственным наследником имения. Но в десять часов Михал слушал ваш увлекательный рассказ о татях московских. Можно допустить, что он нанял убийцу. Но как найти наемника в усадьбе, где всех слуг и служанок десять человек, и все они - бывшие дворовые, да и к Северину привязаны больше, чем к Михалу? Наемнику надо заплатить, а у Михала своих денег нет. Необходимо отметить, что Михал в вечер нашего пребывания в усадьбе вспомнил о Северине однажды, когда сказал, что брат увлекается химией, а к сельской жизни безразличен. Он не упоминал ни о присутствии брата в усадьбе, ни о его безответной любви. Приходится заключить, что организатором убийства может быть только господин Володкович.
- Отец! - вскрикнул Шульман. - Нет, это невозможно.
- Отчего же невозможно. Северин пришел за деньгами около семи. Все собрались в гостиной, выпили на посошок, расцеловались, но провожали Северина лишь Володкович и Томаш. Когда раздался выстрел, Володкович принимал наши комплименты за изысканный стол. Но кому могло прийти в голову, что он убил сына еще до нашего приезда. Мы были убеждены, что Северин застрелился по слабости духа. Михал, Людвига видели причину в прижимистости отца, а исправнику безразлично все, кроме взяток. А сейчас припомните поведение господина Володковича. Зная, что в десять часов мы услышим пистолетный выстрел, а в половине одиннадцатого помчимся в беседку, он тщательно готовил нас к восприятию самоубийства. Вспомните: "отказала, негодная", "сын терзается", "пошел на дальнюю прогулку", ему поставлен прибор - вдруг пересилит страдание и спустится. Кто, кроме Володковича, мог отдать это распоряжение? Исправник расценивал слова Володковича, как болтовню для наших ушей, и подыгрывал. Потом был выстрел, потом мы увидели поверженного Северина и согласились - да, самоубийство. И подписали свидетельство.
Убийство, я полагаю, происходило следующим образом. Господин Володкович проводил Северина до кустов и здесь, на глазах у Томаша, ударил в затылок чем-то тяжелым, может, рукоятью пистолета. Затем Северина заволокли в сарай - сарайчик там есть, лебяжий корм держат - и добили. Около десяти часов Томаш отнес тело Северина в беседку, выстрелил ему в грудь, вложил в руку пистолет и поспешил в дом. Услыхав выстрел, господин Володкович послал слугу звать Томаша и уже Томаша направил узнать причину стрельбы. Почему его? Почему не другого? А потому, что другие слуги могли не догадаться заглянуть в беседку. Они вообще не стали бы бегать по аллеям, рискуя наткнуться на стрелка. Томаш, выдержав где-нибудь под деревом назначенное время, прибежал со словами, которые выдают его с головой. Он сказал, что Северин стрелял себе в грудь. За это господин Володкович ему заплатил. Сколько - не знаю. Он несколько раз говорил о тысяче рублей. Возможно, тысяча досталась Томашу, чтобы получил удовлетворение - ведь "за спасибо" никто не любит работать, тем более в области уголовной. Что было Томашу жалеть Северина, если тот родному отцу стал поперек дороги. Для Томаша господин Володкович словно государь: у него на службе состоя, Томаш может сбить капиталец, выйти в хозяйчики. А отнимут имение - и Томашу беда: кому он нужен, иди и трудись, как простой мужик.
- Ну хорошо, допустим, Томаш выстрелил в беседке. А кто стрелял в меня? И зачем? - спросил лекарь.
- Вас ранили, - поправил я, - но стреляли по мне. Придумал стрелять господин Володкович. Он не знал, как я решу распорядиться тайной: сообщу ли всем офицерам? напишу ли донос? потребую ли назад свидетельство? Его утешала надежда, что я, подобно Лужину, заинтересован получить взятку ведь утром я допытывался о судьбе тысячи рублей. К его радости, Красинский вызвал меня на дуэль, а я согласился драться. Володкович рассудил так: будет хорошо, если Красинский зарубит меня, плохо, если я зарублю Красинского, но еще хуже, если он меня легко ранит. Тогда я могу отомстить доносом. И он послал Томаша к месту дуэли, но Томаш промахнулся.
- Хорошенький промах! - обиделся Шульман. - Уж и не знаю, что вы считаете попаданием. Наповал, что ли, должны были меня уложить?
- Ах, Яков Лаврентьевич, простите мне, но вы не дослушали последних слов: Томаш промахнулся, и дело осложнилось вашим ранением. Чтобы остановить следствие, господин Володкович устами Лужина предложил мне взятку. Я отказался и теперь думаю, каким манером можно разоблачить преступников. Не наденет же Володкович кандалы по своей воле и не пойдет в Нерчинск: "Здравствуйте, меня штабс-капитан Степанов прислал. Сгноите меня тут".
- Странный вы человек, - сказал Шульман. - Я понимаю, душа ваша болит, вы вложили усилия. Но зачем вам это? Да вы и не знаете, кто убил. Чистые домыслы. Вы хоть с Томашем поговорили? Чувствую, что нет.
- Хотел, но только я появился в усадьбе, как его куда-то выслали. У меня ощущение, Яков Лаврентьевич, что господин Володкович Томаша убьет. Зачем ему вечно бояться единственного свидетеля: вдруг Томаш шантажировать начнет, или проболтается в корчме, или не выдержит пристрастного допроса. Угробит он Томаша, причем в самое близкое время.
- Послушал я вас, послушайте вы меня, - сказал Шульман. - Соглашаюсь, что Томаш мог быть убийцей Северина, соблазнившись деньгами. Но при чем здесь господин Володкович? Финт с самоубийством мог и сам Томаш сообразить. Нагнал Северина в кустах и оглушил. А в час ужина, действительно, отнес его в беседку и стрелял. Что касается взятки, то Володкович предлагал вам взятки в связи с мятежным прошлым своего старшего. Он хотел, чтобы вы молчали именно об этом, и его нетрудно понять. Остается одно белое пятно выстрел в лесу, жертвой которого должны были стать вы, а стал я. Но почему обязательно Томаш и господин Володкович? Почему не Михал? Почему нельзя думать, что Людвига попросила кого-нибудь защитить жениха? А как было на самом деле, остается только гадать. У вас нет фактов и свидетелей, а без них и последний дурак не сознается.
- У меня есть одна идея, - сказал я. - Ни Володкович, ни Томаш не знали, где ожидают Северина его приятели. Если допустить, что в десять часов они пришли в усадьбу и видели, как Томаш тащил кого-то из сарая в беседку, то эконома можно напугать и добиться признания. Или, положим, кто-то заметил Томаша в лесу после выстрела. Я переодену пару солдат, научу, что говорить, и разыграю фарс. Авось удастся.
- Но зачем, зачем? - запротестовал Шульман. - Вообразите, в какой конфуз можно попасть. Не вижу смысла. Я жив, вы целы, Красинский вами наказан, двое мятежников вами спасены. Достаточно...
Я слушал Шульмана с тягостью. Совет безразлично воспринять злодейское дело меня удручал. Пожалуй, я хотел от Шульмана и не помощи, я ждал благословения на ответный удар. Но он в эти часы исповедовал покой.
