Элоиза Энгл - СОВЕТСКО-ФИНСКАЯ ВОЙНА
Даже больше, чем об оружии, русские военачальники сожалели о недооценке финского солдата. Вице-адмирал И. И. Азаров впоследствии вспоминал:
„Решимость финских солдат и их боевые навыки мы считали аномалией. Открыто говорить об этом феномене считалось неприличным. Презрение к противнику не позволяло командному составу и политработникам, особенно тем, кто не принимал участия в боевых действиях, пересмотреть укоренившиеся в наших кругах представления о быстрой победе и подготовить себя и своих подчиненных к войне более тяжелой и суровой, чем ожидалось на учениях и маневрах“.
Никита Хрущев писал в своих мемуарах:
„Сталин был страшно зол на военных и на Ворошилова[28] — что, по-моему, справедливо. Однажды Сталин вскочил от ярости и начал ругать Ворошилова. Ворошилов тоже кипел от злости. Покраснев, он вскочил и бросил в лицо Сталину обвинение: „Ты сам во всем виноват! Ведь это ты уничтожил наших лучших генералов!“ Сталин осадил его, и Ворошилов, схватив тарелку с куском жареного поросенка, с силой ударил ею по столу“[29].
Вопреки злобным взаимным упрекам, сожалениям и взрывам ярости считалось, что война к весне должна завершиться победой Советского Союза и главных успехов следует ожидать на самом важном участке фронта — на Карельском перешейке.
Без особых на то причин, кроме разве что спасения престижа Советского Союза, было приказано сформировать новый, Юго-Восточный фронт и направить туда дополнительные, хорошо подготовленные войска. Маршалу Семену Константиновичу Тимошенко, бывшему бондарю, служившему в царской армии унтер-офицером, когда Маннергейм был генералом, поручалось прорвать оборону финнов на перешейке. Преимущество Тимошенко было в том, что он еще молод, ему было всего за сорок, и к нему благоволил Сталин. Он недавно вернулся из Польши, оккупированной советскими войсками. Производивший впечатление своей внушительной фигурой, бритой наголо головой, громовым голосом и суровыми чертами лица, Тимошенко согласился взяться за выполнение порученного ему задания, только получив обещание, что не будет нести ответственности за большие потери. Тимошенко был весьма практичным человеком.
ГЛАВА 10
ЗАЩИТНИКИ КАРЕЛИИ ПЕРЕХОДЯТ В КОНТРНАСТУПЛЕНИЕ
Первое крупное наступление русских с целью овладения „воротами в Виипури“ закончилось полным провалом. Финны на основном театре военных действий выстояли против значительно превосходящих сил противника намного удачнее, чем надеялся Маннергейм, и, хотя артиллерия продолжала обстрелы и происходили мелкие стычки, на фронте наступило относительное затишье. Многие финны принялись писать письма домой:
„Здесь сейчас почти ничего не происходит. Обычная каждодневная рутина. Самолеты летают над верхушками деревьев и ведут огонь из пулеметов, но мы находимся в глубоких блиндажах. Кое-кто из солдат постреливает, кто-то спит, кто-то идет в баню, еще кто-то готовит кофе, и повсюду слышны шутки. Деревья вокруг нашего блиндажа повалены снарядами русских, но мы не придаем этому особого значения. У нас не хватает боеприпасов, и мы четко уяснили себе, что стрелять надо только тогда, когда видишь трясущуюся бороду врага“.
Солдаты на передовых наблюдательных постах находились в постоянной боевой готовности. Один из таких солдат писал домой:
„Недавно русские включили громкоговоритель, и мы наслаждались музыкой. Тем не менее услышать мы готовились пропагандистские речи. Мы подметили, что каждый раз, когда Куусинен начинает говорить, русские прекращают стрелять, чтобы мы не пропустили ни слова из его речи. Когда же смолкают пушки, мы можем устроить перерыв своей голове. Все мы с готовностью признаем, что вражеская пропаганда — очень удобная штука“.
В пестрой картине декабрьских боев в Карелии и русские, и финны экспериментировали с оружием. Финны выкатили на позицию русскую полевую пушку времен Первой мировой войны, обнаруженную кем-то в деревне. При тщательном осмотре они обнаружили, что, хотя затворный механизм и относится к лучшим образцам начала века, само орудие смонтировано на стационарной платформе и не имеет противооткатного механизма. Никто не догадывался, что произойдет, когда зарядят снаряд, закроют затвор и дернут за висящий сзади шнур, но соблазн был слишком велик.
Выстрел был оглушительным, орудие отскочило на девять футов назад, оставив в воздухе клуб дыма. За несколько минут солдаты установили орудие на место для повторного выстрела, но на этот раз оставили двух наблюдателей: один должен был проследить, куда приземлится снаряд, другой — куда переместится орудие после отката. Финны остались очень довольны своим „прыгающим Генри“, узнав, что по меньшей мере один из тяжелых грузовиков русских разлетелся на куски.
Весь батальон горел желанием увидеть эту реликвию, но на этот раз русские восприняли все всерьез. После каждого залпа орудия они открывали минометный огонь, стараясь заставить его замолчать. Однажды они беспрерывно вели огонь по орудию в течение трех часов. Вскоре расчет „прыгающего Генри“ приноровился к обстановке; произведя три-четыре выстрела, бойцы покидали орудие и шли в палатку пить кофе. Спустя несколько дней русские минометы впервые попали в пушку. Сломалась одна из спиц деревянного колеса, спица, стоившая русским 10 тысяч мин.
Пока „прыгающий Генри“ развлекал финнов, русские в тылу своих позиций занимались разработкой нового вида вооружения. Финны, наблюдая за противником с передовых позиций, слышали звук пилы, стук молотков и увлекательные разговоры, доносившиеся из „столярно-слесарной мастерской“, где русские готовили новое секретное оружие — танковые сани. На деревянные сани был водружен стальной короб, вмещавший 20 человек. Тянуть сани с солдатами предстояло танку.
В этой же „мастерской“ готовили стальные щиты, предназначенные для защиты идущих в наступление солдат. В центре средневекового щита находилось отверстие, из которого торчала винтовка.
Финны сгорали от любопытства, и однажды капрал Вермю, увидев в бинокль щиты, воскликнул: „Эй, пошли добудем несколько этих штук. Они нам тоже могут пригодиться“.
Вермю получил разрешение от командира своего взвода, отобрал шестерых солдат, и „щитовой отряд“ отправился на лыжах через нейтральную полосу к позициям русских. Менее чем через час они вернулись, но без щитов. Капрал обещал через пару дней достать несколько.
Щиты действительно удалось добыть в одном из боев, но вскоре их выбросили за ненадобностью, и финны могли брать их на сувениры, кому сколько захочется. Танковые сани оказались бесполезными — пули с легкостью пробивали металлические короба.
Маршал Маннергейм и генерал-лейтенант Харалд Эквист, командующий 2-м армейским корпусом, прекрасно понимали, сколь высок моральный дух их солдат. В противоположность этому военнопленные сообщали, что войска противника измотаны, многие отказываются идти в атаку и несколько смертных приговоров уже были приведены в исполнение. Также можно было предположить, что поначалу противник будет испытывать нехватку боеприпасов и топлива. Временная слабость русских требовала срочных мер по организации упреждающего контрнаступления; более того, активные наступательные действия должны были еще выше поднять боевой дух финнов, которым уже стало нестерпимо отсиживаться в обороне.
Еще 11 декабря генерал Эстерман, командующий финскими войсками на Карельском перешейке, предлагал начать контрнаступление, но Маннергейм отверг его предложение; на этом этапе финские войска были слишком разобщены, а сведения о группировке войск противника были недостаточно полными. Кроме того, финские войска нельзя было бросать против мощного броневого щита русских без надлежащего противотанкового вооружения. „Нет, — ответил Маннергейм, — лучше ожидать наступления, сидя в окопах“. Однако, пока кипели ожесточенные бои за Сумму, маршал предоставил Эстерману полномочия по использованию 6-й дивизии для контрнаступления в случае проникновения противника в глубь обороны финнов.
Эта дивизия, усиленная пехотным полком, снятым с прибрежной линии обороны, должна была участвовать в контрнаступлении, в котором отдельные подразделения пяти других дивизий должны были наступать на участке между Куолемаярви и Муолаанярви. Цель наступления — нарушить концентрацию крупных сил красных в этом районе; если эта атака окажется удачной, наступление предпологалось расширить по всей линии фронта.
План Эстермана строился на неожиданности, поэтому нельзя было осуществлять крупных перемещений войск в тылу, которые могли бы быть замечены с воздуха. Также не могло быть и речи об артиллерийской подготовке.
Это был чрезвычайно дерзкий план, ибо для первого главного удара требовалось снять солдат с позиций, оголив тем самым линию обороны. Проблема заключалась в том, что каждое наступающее подразделение было привязано к своему участку обороны по принципу „сидения на двух стульях одновременно“ — оно должно было оборонять свои позиции и в то же время атаковать.
