Андрей Богданов - 1612. Рождение Великой России
Один патриарх Иов, любивший Бориса Годунова, остался верен себе и не признал самозванца{53}. В гневе москвичи разграбили двор святейшего и самого его чуть не убили. Только по милости нового царя Иов был спасен от разъяренной толпы и отправлен в Старицкий Успенский монастырь. Так обставили дело сторонники самозванца, понимавшие опасность конфликта с церковной иерархией. Но сначала Иова следовало законно низложить, чтобы его проклятия новому царю никто не стал слушать.
В июне 1605 г. ничто не предвещало трагического оборота событий. Царь очень медленно двигался к Москве, окружённый блестящей свитой, в которой выделялась высокая, под два метра, фигура Скопина-Шуйского. Бесчисленные толпы людей всех чинов и сословий приветствовали царя как освободителя. Бояре и архиереи спешили протиснуться в свиту государя и поднести дары: золото, серебро, драгоценные каменья и жемчуга, материи и меха, яства и напитки.
Каждодневно на стоянках разбивался доставленный из столицы шатровый город с четырьмя воротами в башнях из дорогих тканей, с богато убранными комнатами, украшенными золотым шитьем. За великую честь почитали встречающие попасть в число пятисот гостей, что ежедневно угощались государем в столовом шатре. Все мечтали оказаться поближе к великолепному царскому выезду — карете с дивной красоты конями, — также прибывшему из Москвы.
20 июня 1605 г., в прекрасную погоду, состоялся тщательно подготовленный въезд Дмитрия Ивановича в столицу. Вместе со знатнейшими московскими боярами Скопин-Шуйский облачил наследника престола в царские одеяния из парчи, бархата и шелка, шитые драгоценными камнями и жемчугом. Глашатаи объявили, что столица ждет своего государя.
Последние из подданных, не присягнувших Дмитрию, — немецкие наемники, обратившие его в бегство в сече при Добрыничах и не сдавшиеся в бою под Кромами, — били ему челом о прощении, обещая служить так же верно, как Борису Годунову и его сыну. Государь приветливо похвалил немцев за стойкость и верность присяге. Он даже пошутил насчет опасности, которой подвергался в бою с ними. Немцы дружно возблагодарили Бога, спасшего жизнь Дмитрия Ивановича. Люди всех сословий, в том числе и духовенство, облегченно вздохнули, видя доброту и незлопамятность отпрыска Ивана Грозного.
Ликующий московский народ в праздничном одеянии запрудил все площади и улицы огромного города, по которым намечалось шествие. Крыши домов, колокольни и даже церковные купола были облеплены любопытными. Блистающие яркими кафтанами и начищенным оружием войска с трудом продвигались по улицам. За исключением немногих полков и эскадронов, составлявших свиту государя, воинам было приказано по вступлении в город расходиться на отдых, чтобы не теснить своей массой граждан.
Завидев среди нарядных войск сверкающих драгоценностями бояр, которые в полном составе окружали ехавшего на лучшем царском коне Дмитрия Ивановича, толпы валились на колени, славя государя. «Здравствуй, отец наш, государь Дмитрий Иванович, царь и великий князь всея Руси! — кричал народ. — Даруй Боже тебе многая лета! Да осенит тебя Господь на всех путях твоих чудною милостью! Ты воистину солнышко красное, воссиявшее на Руси!»
«Здравствуйте, дети мои, встаньте и молитесь за меня Богу!» — приговаривал Дмитрий Иванович, не в силах удержать слез умиления среди всеобщего восторга.
Не скоро шествие достигло Красной площади, где его ожидало празднично одетое духовенство. Яркое солнце полыхало в россыпях алмазов, изумрудов, рубинов и самоцветов, сверкало на золотом и серебряном шитье облачений архиереев и священников, на драгоценных крестах. Сойдя с коня, Дмитрий Иванович приложился к чудотворным иконам. Столичное духовенство во главе с Освященным собором пело молебен. Польский оркестр наяривал в трубы и барабаны. Народ кричал: «Храни Господь нашего царя»! Грянув во все кремлёвские колокола, удалые звонари заглушили прочие звуки.
Царь отстоял литургию в Успенском соборе и принял поздравления высшего духовенства. Затем посетил могилы предков в Архангельском храме и воссел на прародительский престол в Грановитой палате. Он отказался от коронации до тех пор, пока не дождется возвращения из ссылки «своей матери и родных» и пока не устроится, в соответствии с каноническими правилами, избрание московского первосвященника.
Царица Мария Федоровна (в иночестве Марфа) была далеко. Она медленно ехала в столицу в сопровождении знатной свиты во главе с князем Скопиным-Шуйским. Поставление нового патриарха тоже готовилось с расстановкой. А заняться царскими делами Дмитрию Ивановичу пришлось вскоре.
Бдительный боярин Басманов обнаружил среди ликующих москвичей пару странных субъектов, портивших людям удовольствие повторением на ушко устаревших обвинений против Дмитрия Ивановича. Шептали, что тот-де самозванец, агент поляков и лютый враг православию. Взятые в застенок, шептуны признались, что действуют по заданию Василия Ивановича Шуйского.
Такое было в характере неисправимого интригана. Он не мог смириться с возвращением династии Рюриковичей и оставить надежду на занятие трона Шуйскими. 23 июня Василий Шуйский с двумя братьями был схвачен. Государь лично разбирал его дело.
Шуйский рисковал собой, но уже добился первого успеха. Аресты вызвали волну слухов, отравивших радость первых дней нового царствования. Сомнения были посеяны в душах подданных. Говорили, что раскрыт страшный заговор бояр и купцов, хотевших поджечь Москву (или только подворье поляков) и убить государя. Власти схватили многих, но заговора не обнаружили. Люди в массе не верили наветам на Дмитрия Ивановича. Но государь решил публично оправдаться и изобличить шептунов на Земском соборе, перед всем миром.
Это был смелый шаг. Для него требовалась уверенность государя в верности высшего духовенства, от митрополитов до игуменов крупнейших монастырей. Именно духовные лица по традиции занимали на Земских соборах высшие места. Бояре и другие чины Государева двора уже доказали Дмитрию Ивановичу свою верность. Выборные земские люди — дворяне, купцы, представители чёрных слобод — связывали с новым государем надежды на лучшую участь. Они, безусловно, поддержали бы того, кого сами возвели на престол.
Дмитрий Иванович убедился, что архиереи покорны его воле. Митрополиты, архиепископы, епископы, архимандриты и игумены собрались 21 июня 1605 г. в Успенском соборе, чтобы с соблюдением законов низложить патриарха Иова. Боярин Басманов повторил в соборе церемонию низложения Иваном Грозным митрополита Филиппа. Все архиереи затем подтвердили низложение. На место твердостоятельного Иова патриархом был избран покладистый Игнатий.
Затем названный царь Дмитрий Иванович созвал Земский собор, чтобы во всеуслышание ответить на сомнения в своем законном праве на престол. Для спора на Земском соборе был поставлен Василий Иванович Шуйский. На его гибкую совесть царь мог положиться. В прениях с Шуйским Дмитрий Иванович блеснул красноречием. По наблюдениям иностранцев, он говорил с таким искусством и умом, что лживость клеветнических слухов стала до изумления очевидна!
Собор под председательством патриарха Игнатия единодушно признал Шуйского виновным в оскорблении законного наследника престола и приговорил к смертной казни. Спектакль был разыгран на славу вплоть до последней сцены. 30 июня, после многодневного суда, изобличенный клеветник был выведен на Лобное место. Там похаживал палач и зловеще поблескивал воткнутый в плаху острый топор.
Василий Шуйский простится с пародом, представленным толпой зевак. Он уже положил голову на плаху, когда из Кремля подоспел гонец с объявлением прощения всем причастным к делу, включая главного виновника. Распоряжавшийся казнью боярин Басманов к тому времени устал, придумывая всяческие оттяжки кровавого финала. Он облегченно вздохнул, не ведая, что спасает своего убийцу.
Многие из ближних советников Дмитрия Ивановича отговаривали государя от лишней мягкости. В конце концов, говорили они, Шуйский уже сделал свое дело на Соборе. Было бы разумно его вправду казнить, достойно завершив жизнь отъявленного интригана. Однако Дмитрий Иванович уперся. Он говорил, что помилование Шуйского произведет лучшее впечатление на народ. Если царь добр, он должен быть милостив ко всем.
Государь повелел отправить Василия Шуйского и его братьев в ссылку. Впоследствии лица, участвовавшие в вынесении Шуйскому смертного приговора, могли делать вид, будто были уверены в таком повороте событий, хотя в действительности жизнь боярина висела на волоске. В народ был пущен слух, что причиной помилования была сердечная доброта государя и просьба «его матери Марфы».
Однако царица была ещё далеко от столицы. Даже князь Михаила Васильевич не знал, в какой истории успели побывать его родственники. Отсутствие Марфы Федоровны не мешало Дмитрию Ивановичу ссылаться на неё и выражать подчеркнутое почтение.
