Андрей Буровский - Крах империи (Курс неизвестной истории)
Потом, естественно, Т. Костюшко был заключен в Петропавловскую крепость как опасный смутьян, бунтовщик и вольнодумец.
Обезглавленное восстание продолжается, но все, конечно, уже ясно. 4 ноября царские войска овладели предместьем Варшавы — Прагой. (Польская Прага — пригород Варшавы — не имеет ничего общего с чешской столицей — А. Б.) А я вынужден в очередной раз «оскорбить национальную гордость великороссов», потому что в Праге чудо–богатыри Суворова устроили чудовищную резню. К этому можно относиться как угодно, но вот факт: русские солдаты насиловали католических монахинь и бегали с грудными младенцами на штыках. Кому–то может быть неприятно это читать, но это, простите, уже только его частные проблемы. А факты — вот они, что тут поделаешь.
И факты, кстати, тоже очень хорошо характеризуют отношение русских к Польше. Случай в истории суворовских войн уникальный. Потому что солдат Суворова очень неплохо воспитывали, да и не были же они поголовно мерзавцами, так не бывает. Ни один жестокий, кровавый штурм, гораздо страшнее всего польского похода, вместе взятого, — взятие Измаила, например, вовсе не завершался резней мирного населения. Не было этого. Какая же муха укусила вдруг чудо–богатырей, которыми в Российской Федерации многие гордятся до сих пор?! И, что характерно, гордятся вполне по заслугам.
Читатель может дать явлению свое объяснение. Мне же представляется, что тут две причины …
Человек традиционной цивилизации неодобрительно относится к ценностям городской цивилизации. Для члена крестьянской общины индивидуализм, работа по найму, предпринимательство — это нечто попросту безнравственное. Образ жизни, система ценностей, поведение людей более современного общества ему непонятны, даже неприятны и неуклонно осуждаются с позиции общинных, групповых ценностей. Человеку крестьянского общества трудно понять, почему в городах, где никто никого не контролирует и не проверяет, еще не все развалилось, исчезло, рассыпалось. Ведь это неправильно, что никому нет дела ни до кого, а начальства словно бы и нет!
Тем более непонятны и неприятны все признаки того, что это общество экономически более состоятельно, более сыто, более успешно, чем крестьянское. Сам вид хорошей одежды на «неправильных» людях, крепких домов и хорошей еды у тех, кто живет «не так, как надо», вызывает протест и ощущение творящейся несправедливости. Получается, что каким–то непостижимым образом вознаграждается «неправильный» образ жизни, осуждаемый «правильным» обществом.
И, конечно же, особенное раздражение вызывают все признаки того, что «неправильные» не просто живут лучше, а что у них есть какие–то более высокие, более рафинированные, более сложные потребности, и они умеют их удовлетворять. Это особенно обидно.
Помню одного русского господарища, который плакал мутными пьяными слезами в столовой города Тарту, году в 1990–м. Я и он были единственными русскими в столовой, и он именно мне стонал сквозь зубы, ненавидяще жаловался: «Это они, проклятые эстонцы, придумали! Они, по–вашему, так, что ли, хотят есть, да?! Хотят есть ножами и вилками?! Вовсе и не хотят. Так неудобно, вы сами попробуйте. А это они придумали. Нарочно придумали, сволочи, чтобы нам показать, что мы свиньи. И окна для того помыли. И пахнет хорошо. И сортиры для этого чистые. И улыбаются… Все для того, чтобы нас тыкнуть …».
Человек с остекленевшими от ненависти глазами все бормотал, все покачивался на стуле, свистел шепотом в мою сторону, заставляя обливаться холодным потом от неловкости: эстонцы, как правило, хорошо понимают по–русски. А этот человек, не переставая злобно бормотать, все так же ненавидяще сучил, шаркал руками по скатерти; то скручивал что–то невидимое, то тыкал, то разрывал — пресловутая подкорка все работала.
Конечно же, в Праге прорвалась эта бытовая обида на «гадов», что сами они «неправильные», а вот живут все равно лучше. Такой обиды не могло возникать при виде нищенских хижин румын или зловонных турецких казарм Измаила.
И вторая причина. Русские солдаты были убеждены, что все славяне должны подчиняться русскому государству, быть подданными Московии, а потом Российской империи. Право на существование других славянских государств отрицалось, Великое княжество Литовское и Русское считалось не государством славян, а коренными русскими землями, которые коварно захватили литовцы. Подробно я пишу об этом в другой своей книге [3].
Первобытное племя не спрашивает у своего члена, кем он хочет быть и какие обычаи ему милее. Раз ты родился здесь, одним из нас — будь любезен поступать, «как все», делать — «как мы» и вообще соответствовать. Не хочешь?! Это глубочайшая безнравственность и вообще измена, предательство.
Когда турецкие янычары проявляют стойкость, а крымские татары — мужество, тут все ясно — защищают родную землю… А защитники своей земли всегда вызывают уважение у солдата. Когда французы красиво атакуют или шведы никак не сдают крепость, — то пусть они сто раз «неправильные», но ведь они тоже защитники родной земли, и их мужество привлекает сердца. А поляки, тем более русские подданные Речи Посполитой… Это же какие–то предатели! Бунтовщики! Родились славянами, а не желают жить так, как им полагается, и в том государстве, в котором нужно.
В Праге, пригороде Варшавы, выплеснулась ненависть к тем, кто нарушает «порядок», к «сумасшедшим славянам». Кто «должен жить, как все», а вот не хочет. Кому «больше всех надо». Кто «хорошо устроился». Кто «умный больно».
Полякам приписывали даже то, чего они никогда и не думали о русских. В самом их богатстве, в спокойной организации жизни, даже в чистых уборных читался некий упрек. Некая демонстрация. Попытка унизить, обидеть, попрекнуть собственным неустройством, неряшеством .
… Вот злоба такого рода, наверное, и прорвалась в Праге, в позорный для русского оружия день 4 ноября 1794 года.
В чем виноваты были монашки?! а тем более младенцы?! не говоря о том, что в предместьях никак не жили владельцы роскошных фольварков?!
А вот это — как посмотреть. Если смотреть с позиции общинности, соборности, коллективной ответственности, так ведь и нет никакой разницы, кто отвечает за грехи одного из членов общности. По законам кровной мести за прапрадедушку платит жизнью праправнук. За то, что магнат построил себе дворец в духе Версаля, а главы ордена иезуитов — враги православия, могла заплатить монашка, младенец или домохозяйка — нищая жена ремесленника.
Кроме того, сортиры были чистыми и в монастырях, и в небогатых домах, а младенцев тоже еще год–два — и будут учить не какать позади овина и не хавать руками, как обезьяны. Так что все правильно. Бей их!
10 ноября столица Польши капитулировала, и восстание на этом кончилось.
13 октября 1795 года подписали новую Конвенцию 1795 года, а 25 ноября Станислав Понятовский отрекся от престола. Последние годы, до смерти в 1798 году, он жил в Петербурге, презираемый всеми поляками.
По условиям Третьего раздела Польши 1795 года, к Российской империи отошли все земли, населенные русскими: то есть те, которые называются сегодня Западной Белоруссией и Западной Украиной. Отошла Литва с Вильно, Тракаем и Шауляем. Отошла Курляндия, т. е. латышские земли.
Австрия получила Волынско–Галицкие земли с Львовом и Галичем, великопольские земли с Краковом, историческое сердце страны. И владела до 1918 года, до развала Австро–Венгерской империи.
Пруссия взяла себе весь запад и север этнической Польши, множество городов: Мальборк, Гданьск, Варшаву, Познань, Гнезно, Плоцк.
26 января 1797 года Екатерина II утвердила раздел Польши и ликвидацию польской государственности, упразднение польского гражданства, упоминания Польши в титулах. Теперь уже официально, вплоть до мелочей, не стало на земле ни Великого княжества Литовского, ни Польского королевства, ни Речи Посполитой. Московия, принявшая сначала псевдоним Россия, а затем Российская империя, одолела, наконец, своего извечного врага.
Был ли хоть какой–то шанс у восстания? Пожалуй, нет. Имело ли смысл восставать? Наверное, да. Такой же смысл, какой имела когда–то защита Фермопильского ущелья — 300 спартанцев против 800 тысяч многоплеменного войска Дария II. В Армении, на озере Севан, каменная стела — на том месте, где стоял некогда монастырь. В XVII веке «гарнизон» монастыря составляли 80 монахов, и они не сдались персидской армии, не открыли ворот монастыря. Персы вырезали «гарнизон», сровняли с землей монастырь, чтобы и памяти не осталось от тех, кто посмел возразить шаху шахов, царю царей земных. Но кто, кстати, был этот шахиншах? Кто его помнит, этого царишку царьков?
А вот на стеле есть имена всех восьмидесяти и вьется надпись: «Смерть всегда только смерть. Смерть за Родину — бессмертие». Дело читателя: принимать или не принимать логику поляков и армян. Но существует точка зрения, согласно которой восставать стоило.
