Матвей Любавский - Очерк истории Литовско-Русского государства до Люблинской унии включительно
В курсах отразились и общественно-политические взгляды ученого, представителя того либерально-монархического, оппозиционного центра, который после Революции 1905–1907 гг. пошел на сближение с официально-охранительным направлением в русской историографии. Искаженное позитивизмом восприятие русской истории оказало ему плохую услугу в оценке русской действительности 1905–1907 гг. Совершившаяся в октябре 1917 г. социалистическая революция ознаменовала окончательный крах прогностических попыток позитивистской историографии. А между тем позитивистские оценки истории, как был убежден Любавский, должны были быть главными основаниями «практической политики»[387].
Однако в курсе лекций М. К. Любавского по «Древней русской истории» видно и другое в условиях кризиса буржуазной исторической науки ее развитие не прекращалось, а в рамках разработанных ею концепций исторического развития отдельные его стороны могли находить более или менее верное освещение. Это особенно ощутимо в тех местах курса, где историк акцентирует свое внимание на «материальных» факторах истории географическом и экономическом. Продуктивную постановку и решение ряда крупных вопросов истории феодальной России во многом определяло широкое использование ученым данных большого комплекса источников, результатов специальных историко-географических исследований, сравнительно-исторического метода. Любавский сумел сказать новое слово, продвинуть вперед исследование ряда проблем отечественной истории. К числу его творческих достижений можно отнести, например, понимание им истоков древнерусской истории отнюдь не как начала Древнерусского государства; наличие историографических экскурсов по рассматриваемым вопросам, наблюдения и выводы о многоукладности восточнославянского быта в начале IX в. В исследование Киевской Руси историк внес ряд интересных наблюдений: 1) о неповсеместности разрушения родовых союзов у восточных славян в эпоху активных миграций (VII–IX вв.); 2) о федеративном устройстве Киевской Руси IX–XI вв.; 3) о роли географического фактора в эпоху феодальной раздробленности; 4) о преобладании земледелия над торговлей со второй половины XII в. Не приняв версию Ключевского, он пришел к выводу об отсутствии глубокой пропасти между Киевской и «удельной» Русью, иначе, более верно, чем Соловьев и Ключевский, решая вопрос о влиянии татаро-монгольского нашествия на Русь. В вопросе о наличии феодализма на Руси М. К. Любавский, вопреки господствующим в историографии взглядам, поддержал выводы Н. П. Павлова-Сильванского. В трактовке проблемы централизации Русского государства обосновывал «демографическую» концепцию «возвышения» Москвы. Все вышесказанное не позволяет оценить курс по «Древней русской истории» как компиляцию, хотя эклектизм его методологических установок и зависимость от «схемы» русской истории В. О. Ключевского очевидны.
Компилятивность в гораздо большей степени характерна для лекционных курсов по истории России XII–XVIII вв. В историографическом плане они представляют интерес в основном как источники, отражающие общественнополитические и исторические взгляды М. К. Любавского в эпоху русских революций начала XX в.
Исследование проблем исторической географии и демографии России в трудах 1920-х гг
Изучение послеоктябрьского периода творчества М. К. Любавского дает все основания утверждать, что в центре его научных интересов в 1920-е гг. по-прежнему остались проблемы исторической географии России. В это время ученым были созданы новые историко-географические труды, но большая их часть до сих пор не опубликована. В процессе работы над монументальными историко-географическими трудами историк опирался на материалы своих ранних произведений (курс 1909 г.) и доклады 1920-х гг. по истории колонизации отдельных районов страны: Северо-Восточной Руси в XIII–XIV вв., Великорусского центра XIV–XV вв.[388], Украины, Великого княжества Владимирского[389], Великого Княжества Литовского[390] и др. Последние он включал в текст монографий порой даже без существенных изменений. Все историко-географические «этюды» ученого с 1917 г. и до начала 1930-х гг. содержат историю колонизации России. Новые наблюдения и выводы Любавский включал в лекции по исторической географии, которые читал слушателям архивных курсов при Центрархиве[391] и студентам МГУ[392] вплоть до 1930 г.
При изучении истории территориального образования России, по мнению ученого, «на переднем плане должен стоять народ-строитель, колонизатор, а не народ-завоеватель, не громкие победы и трактаты, а заимка земель и заселение их, возникновение сел и городов»[393]. Это продолжало интересовать историка в 1920-е гг. в еще большей степени, чем до Октябрьской революции.
Данный аспект творчества Любавского заслуживает особого внимания. С 1918 г. работа над очерком по истории колонизации и создание историко-географического атласа феодальной России стали для ученого «жизненной задачей»[394]. В 1918 г. в письме к Матвею Кузьмичу известный книгоиздатель М. В. Сабашников предложил ему подготовить к печати книгу по истории колонизации русского народа[395]. К 1922 г. был создан первый вариант книги под названием «Историческая география России в связи с историей расселения русского племени». Во всяком случае, в списке книг, подготовленных издательством Сабашникова к изданию, она значится [396]. Но по неизвестным причинам в свет она так и не вышла. В архиве редакции издательства Сабашникова сохранилось 8 первых глав сверстанного текста этого исследования[397]. Дошла до нас и часть подготовительных материалов (выписки, оглавления, проспекты), которые позволяют судить о планах намечавшейся работы и о характере их изменений.
Неудача с публикацией задуманной книги и новые задачи, вставшие перед Любавским в связи с началом работы в Институте истории РАНИОН, привели к определенной корректировке первоначальных планов создания обобщающего очерка истории русской колонизации. С конца 1923 г. по заданию Института истории он приступил к подготовке историко-географического труда по истории формирования территории и заселения Великорусского центра (бассейны Верхней Волги, Оки и верховьев Днепра, озер Ильмень, Чудское, Ладожское, Онежское и др., до Белого моря включительно)[398]. По замыслу автора, работа должна была состоять из двух частей. В первой предполагалось рассмотреть вопросы образования территории Русского государства к 30-м годам XVI в. В центре внимания второй стояли вопросы формирования территории Новгородской и Псковской земель[399].
В 1924–1926 гг. по исследуемым сюжетам Любавский сделал в институте несколько докладов: 24 марта 1924 г. «Расселение русского народа к моменту окончательного образования Московского и Литовско-Русского государств»[400]; 23 февраля 1925 г. «К вопросу о заселении Верхне-Волжского и Окского района»[401]; 8 марта 1926 г. «Примысли великих князей Василия I и Василия Темного»[402]. К 1927 г. ученый подготовил первую часть работы[403], а к 1928 г. – вторую[404]. Опубликовать удалось только первую часть.
По сути, эта работа была попыткой построить, опираясь на историко-географический материал, общеисторическое исследование, посвященное проблеме образования Русского государства в контексте его связи с колонизационным процессом, т. е. процессом расселения великорусского этноса. Автор видел свою задачу в выяснении двух позиций: 1) создания территории великорусской народности «как территории этнографической, т. е. заселения ее славянскими племенами, из которых в смешении с местными «инородцами» образовалась великорусская народность»; 2) государственного объединения этой «этнографической территории».
До выхода в свет работы историка оба эти процесса не получили специального освещения в исследованиях по русской истории. Предшествующая научная литература была богата, с одной стороны, всевозможными общими соображениями (С. М. Соловьев, В. О. Ключевский, Д. И. Иловайский и др.), не основанными на подробном анализе источников, с другой частными наблюдениями, не связанными друг с другом (K. A. Неволин, И. Д. Беляев и др.). Попытки же свести воедино данные источников, относящиеся к истории заселения «коренной Великороссии до XVI в.», не предпринимались.
В дореволюционной русской историографии объединение великорусской территории вокруг Москвы большинство историков изображали в русле идей В. О. Ключевского, как дело разбогатевших и усилившихся московских князей, стремившихся к властвованию над соседями и получению больших доходов. В своем «собирании» они находили поддержку со стороны бояр и духовенства, заинтересованных в успехе этого процесса и материально, и морально, по побуждениям национального чувства и сознания. Но при этом не был до конца выяснен вопрос: откуда взялась сила Москвы? Недостаточно учитывались народно-хозяйственные и военно-политические факторы совершавшегося объединения, а само оно не было представлено в виде органичного процесса.
