Иван Миронов - Как продавали Аляску. Все еще можно вернуть
Ф.П. Врангель вынужден опровергать доводы великого князя Константина о конфликтных отношениях русских и туземцев на Аляске, как основанные на незнании сути проблемы: «Замечание на счет враждебного расположения туземцев к русским, вероятно, относится к неподвластным России индейцам в самом близком соседстве Ново-Архангельска, под его стенами обитающим. Они, как и все соплеменные им дикари материка, торгуют свободно с американцами Соединенных Штатов, которые снабжают их ружьями и порохом, и как народ по духу воинственный, ведет междоусобные войны, позволяет себе разные дерзости впротиву русских, и бывает за то, в свою очередь, наказываем по справедливости. Виновата ли в этом Российско-Американская компания? Разве благоразумнее или человеколюбивее было бы с ее стороны, если бы она вступила с этими народами в вечную истребительную войну, которая все-таки не привела бы к желаемой цели. В доказательство указываю на наш Кавказ» [249] .
Все обвинения, выдвинутые великим князем Константином против Российско-Американской компании относительно туземцев, оказываются голословными. Ничем не подкреплено утверждение, что «туземцы не получили ни малейшего убеждения в том, что над ними и над самой Компанией есть высший и праведный судья в лице русского государя» [250] . В своей записке Ф.П. Врангель полемизирует с великим князем по этому вопросу: «Туземцы, разумеем подвластных, убеждены в приведенной выше истине, никак не менее камчадал, якутов, тунгусов и признают ближайших поставленных над ними начальников, как лиц доверенных от правительства, которое совпадает в их понятиях с Компанией. В торжественные дни особенно, а в обыкновенные воскресные дни постоянно, собираясь в церквах чаще камчадалов и тунгусов, они имеют случай помолиться за царя и весь царский дом. Сменяемые через каждые 5 лет главные правители и их помощники, так сказать, осязательно напоминают самим приездом из России о той высшей власти, именем которой они приезжают управлять краем. Главный правитель, действуя и в качестве доверенного от правительства лица, в этом отношении независимый от Компании, представляется в глазах туземцев высшею инстанциею, подобно тому, как областные начальники и губернаторы в понятиях сибирских народов, с тою только разницею, что главные правители чаще сближаются с туземцами посредством личных расспросов, чем начальники в Сибири, где на недоступных тундрах кочуют подвластные России племена» [251] .
Комментарии Ф.П. Врангеля к доводам великого князя о неэффективности администрирования на Аляске силами Российско-Американской компании обнажают не только беспочвенность, но и очевидную надуманность обвинений. Утверждение, что «туземцы не видали у себя правителей, поставленных от государя императора, которые были выше компанейского начальства и которые имели бы единственною целью своей деятельности благосостояние туземцев, а не торговые интересы» [252] , с точки зрения бывшего главного правителя Аляски, не выдерживает критики. На это обвинение Ф.П. Врангель отвечает следующим: «Мы можем засвидетельствовать с полным знанием дела, что главные правители, приезжая в колонии, чувствуют себя и действуют там как начальники весьма самостоятельные, совершенно независимые от дирекции Компании во всех случаях, когда дело идет о защите нарушенной справедливости, угнетенной невинности, соблюдении государственных постановлений, устройстве богоугодных учреждений, заботе об улучшении быта туземцев, – и всегда главные правители стараются соразмерить и соглашать коммерческие предприятия с местными средствами и благосостоянием жителей. Главный правитель, утвержденный государем, высоко ставит и чтит ту доверенность правительства, с которою оно возложило на него обязанность правительственного контролера» [253] .
По мнению Ф.П. Врангеля, разделение властей в колониях невозможно, поскольку это приведет лишь к затягиванию решения дел и бюрократическим проволочкам: «Когда ответственность лежала на главном правителе, он пользовался всеми правами уполномоченного от Компании лица и мог действовать быстро, не стесняясь формальностями; но как скоро и самая ответственность контролера, и главного правителя подчинится бюрократическим формам, то место быстроты действий займется медлительностью, неизбежною при соблюдении узаконенных форм, которые в том крае неудоприменимы» [254] .
Не согласен бывший главный правитель Русской Америки с обвинениями в аморальности компанейских начальников: «В приведенном обвинительном пункте, между прочим, сказано, что грубые, необразованные личности из низкого сословия назначаются иногда в местные начальники, которые дозволяют себе оскорблять и притеснять туземцев и будто на эти притеснения весьма редко обиженный получает удовлетворение. Не смеем утверждать, чтобы не случались в отдаленных от надзора пунктах некоторые неправильности и обиды, – где же это не случается на огромном пространстве империи, даже в местностях, гораздо более доступных для надзора со стороны благонамеренных начальников, – но мы уверены, что во всех случаях, когда подобные бесчинства доводимы бывают до сведения главного правителя, последует удовлетворение» [255] .
Исправление существующих неурядиц путем изменения устава Ф.П. Врангелю представляется невозможным: «Среди обвинений в записке к министру финансов оправдываются директоры и главные правители и снимается с них вина в приведенных неурядицах, которые приписываются «ошибочности самого устройства управления». Смеем думать, что если эти неурядицы происходили не вследствие физических местных затруднений от разбросанности и отдаленности полудиких стран, и следовательно от явной невозможности их совершенно устранить (а всего менее устранились бы посредством изменения устава), – то главные правители, допустившие беспорядки, никак не могли быть оправданы, а должны бы, по всей справедливости, ответствовать перед законом» [256] .
Прекрасно знающий положение дел в русских колониях Ф.П. Врангель по существу не соглашается ни с одним доводом великого князя. Константин Николаевич выступает против прошения Российско-Американской компании продлить на 20 лет ее исключительную монополию «пользоваться всеми предметами и выгодами, какие промышленность и торговля могут извлечь как на поверхности, так и в недрах земли, без всяких со стороны других на то притязаний и исключительное право рыболовства и китоловства во всех водах Российско-Американских колоний» [257] . Великий князь утверждает, что данная привилегия фактически тормозит экономическое развитие края, не дает развиваться торговому флоту, провоцирует деятельность иностранных промышленников: «Неограниченной здесь монополией Компания пользуется уже более полувека в ущерб другим подданным государя императора, которые желали бы обратить свои капиталы и труд на помянутые промыслы и торговлю… При этом должно заметить, что эта монополия Компании убила частный купеческий флот наш, который начинал появляться в Восточном океане, и нисколько не помешала иностранцам наполнять наши воды своими судами и торговать с туземцами. В настоящее время русских купеческих судов не существует при наших берегах, а ежегодно являются туда сотни американских и английских судов с несколькими тысячами матросов, которые занимаются теми самыми промыслами, от участия в коих исключены одни русские подданные вследствие исключительного права, предоставленного Компании» [258] .
На основании подобных доводов великий князь Константин Николаевич заключает, что продление привилегий принесет России вред и что следует преобразовать Российско-Американскую компанию в «обыкновенное торговое общество» [259] .
Ф.П. Врангель с легкостью разбивает надуманный довод великого князя, что «монополией Компания пользуется в ущерб другим подданным государя императора и эта монополия убила частный купеческий флот наш» [260] . Однако в его защите по данному пункту больше недоумения и непонимания причин данного обвинения: «Цель торговых монополий не в одной России, а в других государствах и именно в Англии (Гудзонбайской компании), кажется нам, заключается всегда в намерении правительства обеспечить торговое или промышленное предприятие, особые условия которого представляют неодолимые затруднения для частных разрозненных попыток. Когда посредством дарованной монополии обеспеченное предприятие имело успех, тогда оно действовало не в ущерб прочим подданным государства, особенно такого как Россия, где, кажется, деятельность и капиталы всегда найдут достаточный себе простор. По каким соображениям Российско-Американская компания виновна в том, что Россия не имеет своего купеческого флота, мы недоумеваем. Компания исправляет все колониальные потребности, сношения с разбросанными островами и отделами на дальнем севере, в соседнюю Калифорнию, Сандвичевыми островами, Китаем и С.-Петербургом на русских исправно управляемых мореходных судах, и тем прежде заслужила общее одобрение даже со стороны иностранцев, имевших случай на этих судах плавать и видеть верфи и мастерские в Ново-Архангельске. Тому, что «Российско-Американская компания нисколько не помешала иностранцам наполнять наши воды своими судами и торговать с туземцами», – никто не виноват. Трактаты дозволяют иностранцам плавать по океану, омывающему наши берега, и они этим правом пользуются, приходя в числе более 200 судов в колониальные воды промышлять китов. Какими средствами их остановить, прогнать, не пускать туда? Не токмо частная, в средствах ограниченная коммерческая Компания, но даже само правительство не в состоянии этого сделать. Сетовать на то, что русские купеческие суда не являются к состязанию с англичанами и американцами в китоловстве на тех отдаленных морях, было бы не справедливо, принять в соображение, что китопромышленность есть, так сказать, последняя ступень совершенства в коммерческом судоходстве, и что даже в деле простого каботажа на южных и западных европейских наших водах, мы едва в состоянии удовлетворить местным потребностям и давно были бы оттеснены от этих скромных морских занятий чужестранцами, если бы международное право то допускало» [261] .
