Евгений Савицкий - Я — «Дракон». Атакую!..
На учениях мы, да и артиллеристы-дальневосточники, отработали тогда с блеском. Командующий 2-й отдельной армии И. С. Конев похвалил наш полк, поставил даже в пример. Что тут скажешь, приятно было слышать такое.
Нашел я и еще один ход, чтобы как-то вывести полк из отстающих и аварийных. И дело-то было на первый взгляд немудреное. Раскрою тайну.
В каждом летчике — знаю по себе — живет известное профессиональное честолюбие. Ему хочется верить, что командиры замечают его успехи, надеются, что он способен лучше других выполнить любое задание. Не вижу в этом ничего дурного, если пилот действительно умеет хорошо делать то, что ему положено, если стремится быть впереди, то есть стремится как можно лучше выполнять свой долг. И разве это не вносит в любой труд дух соревнования?
Вспомните старых мастеров — печников, краснодеревщиков, кузнецов. Не копеечная ведь выгода заставляла их без конца шлифовать, совершенствовать дело рук своих. И тогда, глядя на результаты их труда, люди благоговейно восклицали: «Это — талант! От бога…» Я и сейчас люблю смотреть, как работают опытные токари, сталевары, сварщики-высотники, столяры высокого класса. Люблю смотреть, как они обедают во время перерыва — старые потомственные мастера. Сколько в них достоинства, естественного благородства, сколько спокойной веры в себя, в свои руки, в свои плечи, на которых держится мир…
Так вот, чтобы разбудить столь естественное и здоровое честолюбие у истребителей, чтобы вызвать в боевом коллективе дух состязательности, заставить людей поверить в себя, в свои возможности, я и провел в первый день нашего знакомства показательный пилотаж — кажется, не оплошал, да и на полигонных стрельбах под огнем в «эмке» с этой же целью отсидел. Думаю, действовал как командир правильно. Ведь вера человека в себя — это не высокомерная самоуверенность, не пренебрежительное чувство собственного превосходства, не победный эгоизм.
Не скрою, мне симпатичны люди, храбро берущиеся за дело, которое им вроде бы не по плечу. Солдат мечтает стать генералом. Солдат — карьерист? Нет, карьеристы не любят порохового дыма и честного боя, где каждый шаг может оказаться последним. Просто, посвящая жизнь защите Отечества, солдат старается делать это как можно лучше. И в этом его гордость.
Не сразу, но пришло — пилоты заговорили: моя эскадрилья, мой полк, наша марка, честь… Я как командир полка, конечно, радовался таким словам. Они, я знал, основывались не на страхе наказания, а на сознательности коллектива, его высоком морально-боевом духе. И не случайно, должно быть, после инспекции наркома обороны наш истребительный полк получил отличную оценку по всем разделам учебно-боевой и политической подготовки. Занял, завоевал в Красной Армии первое место и был отмечен переходящим Красным знаменем Военного совета нашей 2-й Отдельной Краснознаменной армии!
За достигнутые успехи мне передали тогда 150000 рублей — для награждения личного состава полка. Сумма немалая. Посовещавшись, решили с комиссаром каждому летчику купить наручные золотые часы марки ЗИФ, а техникам самолетов — такие же, но серебряные. Командиры эскадрилий были отмечены наркомом обороны армии по-особому: каждому вручили мотоцикл с коляской. А мне — легковой автомобиль отечественного производства М-1. Так что слово свое, которое давал женскому коллективу городка, — помочь с транспортом, — я, можно сказать, сдержал.
А вскоре пришел приказ о назначении меня командиром дивизии. Стоит ли говорить, с какой грустью оставлял я родной полк! Пилоты, провожая, подарили мне ; сухую ветку багульника. Есть в сибирских лесах удиви-; тельный такой кустарник. Бьют его морозы, заносят снегом седые метели, и беспомощно тянет он к холодному небу свои прутья-веточки. Но стоит только взять из-под снега ветку багульника и поставить ее в комнатную в воду, как багульник начинает оживать: постепенно надуваются на ветках почки, потом почки лопаются, и через неделю-другую на голых безлистых прутьях появляются нежные розовые цветы.
Я люблю багульник. Люблю эту неумирающую жизнь и чувствую себя растроганным этой готовностью отвечать нежным цветом на тепло и ласку…
Но вот и дивизия. Если когда принимал авиаполк, меня немало смущали мое невысокое звание и мой возраст, то в новом положении это несоответствие, казалось, превратится в самое настоящее препятствие. В самом деле, исполнилось мне тогда только 28 лет. Очередное воинское звание хотя и присвоили, ио должности командира дивизии оно, конечно же, не соответствовало, так что оказался я опять в затруднительном положении. Все мои помощники и заместители были намного старше меня во всех отношениях — и рангами и возрастом. Комиссар дивизии по тогдашнему времени носил ромб, начальник политотдела — четыре шпалы, а у меня же на петлицах была одна-единственная шпала. Так что, когда кто-нибудь из них входил ко мне в кабинет — я вскакивал (младший по званию приветствует старших — срабатывало механически). Нужно отдать должное моим политработникам: они старались сглаживать эту разницу, что им, надо сказать, вполне удавалось. К тому же работа, учебно-боевые полеты скоро захватили меня полностью, и проблема войсковых старшинств отошла на второй план.
Началось перевооружение полков. К нам стали поступать новые истребители ЛаГГ-3. Если на И-;16 максимальная скорость была 462 километра в час, то на ЛаГГе — 549! В два раза сильнее стояло на нем и вооружение. Словом, это был самолет экстра-класса!
Японские истребители явно уступали нашим и по скорости, и по мощи огня. И одномоторный И-95, например, имел скорость 330—350 километров в час, И-96 чуть больше — 380. Правда, машины японцев обладали хорошим вертикальным и горизонтальным маневром, на них были радиоустановки, кислородное оборудование, приборы для ночных полетов. Кроме того, при полетах на дальние расстояния И-96 мог взять два подвесных бака, которые сбрасывались в воздухе. Понятно, не считаться со всем этим мы не могли. Тем более что «япошки», как наши летчики называли воспитанных в духе жестокости и фанатической преданности императору самураев, усиленно тренировались полетам на полный радиус действия, отрабатывали групповую слетанность, учились бить по аэродромам противника, поддерживать в ходе боев наземные войска. В широких масштабах их истребители нередко практиковали перебазирование на новые аэродромы. Не для парада шла такая подготовка. Да и японские бомбардировщики представляли немалую опасность: располагаясь на приграничных аэродромах, они были способны наносить мощные удары по объектам, находившимся в нашем глубоком тылу»
«Как вы будете управлять в боевых условиях?» — облетывая аэродромы дивизии, спрашивал я каждого командира полка, и, как правило, получал ответ, что в бой он пойдет вместе с полком и в воздухе будет им командовать.
«А на земле?» — интересовало меня. На земле, словно сговорившись, докладывали мне командиры, управлять соединением предстоит начальнику штаба. «Откуда управлять?..» — невольно напрашивался вопрос, но тут вразумительного ответа дать никто не мог. Собственно, вопрос этот поднимался давно. Я и сам, будучи езде командиром полка, задумывался, как бы это понадежнее организовать управление полком на случай боевых действий, и приходил к выводу; нужны хорошие командные пункты.
И вот собралось совещание управления дивизии. Помню, присутствовали начальник штаба полковник Пынеев, комиссар дивизии комбриг Шаншашвили, начальник политотдела полковник Соколов. Я держал речь, красной нитью в которой проходила идея строительства КП дивизии.
— Кто строить будет, капитан? — как мне показалось, несколько иронически спросил Шаншашвили.
— Сами будем строить, — ответил я. — Своими силами!
Предложение это, прямо скажу, восторга ни у кого ; не вызвало. Особенно протестовал комиссар дивизии.
— Совсэм плохо! — когда Шаншашвили горячился, глаза его наливались кровью, грузинский акцент становился еще заметнее и, казалось, дай кинжал — бросится в атаку. — Пачэму сам строишь?
Я настаивал на своем, ссылался на готовый проект командного пункта. Все было досконально продумано — не авантюрное предприятие. Но поддержки так и так не встретил.
Тогда с проектом, с расчетами прямо с совещания я отправился к члену Военного совета Дальневосточного фронта (так назывался Дальневосточный военный округ) А. С. Желтову. Доложил все по порядку. Алексей Сергеевич выслушал внимательно и сказал:
— Задумка хорошая, Я не возражаю. Но что скажет наш командующий?
Командующим Дальневосточным фронтом в то время был прославленный герой гражданской войны Иосиф Родионович Апанасенко. Он тоже одобрил решение о строительстве:
— Строй. Мы поможем. А потом всех заставим по такому типу сооружать командные пункты. Только проект утверждать буду я.
Проект находился при мне. Апанасенко ознакомился с ним, внес существенную поправку (не была предусмотрена самооборона КП на случай нападения на него) и сразу же утвердил. Число при этом поставил на день раньше:
