Михаил Шевердин - Вечно в пути (Тени пустыни - 2)
И вдруг приходит в караван-сарай солидный человек и говорит: "У вас живет девочка со своей мамашей. Вы знаете, дорогой, почему девочкой интересуется полиция? А потому, что девочка дочь самого шаха. Вон как ее разрядили, словно малику - принцессу. Ну-с!" Простофиль не возделывают и не собирают в амбары, они сами плодятся. Хозяин караван-сарая обрадовался, когда я его избавил от забот о девочке.
Алаярбек Даниарбек потирал свои короткие ручки и хихикал. Он разглагольствовал, сидя в самом красивом уголке Мешхеда в крошечной кахвехане на берегу многоводного канала. Он пил кофе по-турецки с рыжеусым хозяином кахвеханы и потешался над двумя переодетыми полицейскими, слонявшимися по пыльной мостовой.
- Смотри ты, кофейный министр, эти красноголовые ходят за мной и днем и ночью. Они хотят поймать двух женщин! Хи-хи-хи! Птички-то улетели, а кот в очаге на теплой золе спит. Хи-хи-хи!.. Кот-то усатый.
Усы начальника полиции у мешхедцев вошли в поговорку, и любители кофе тоже хихикали, понимая, о каком коте идет речь.
Алаярбек Даниарбек собирался уезжать из Мешхеда. Паломничество к Золотому Куполу имама Резы завершилось. Алаярбек Даниарбек разочаровался в паломничестве. Он откровенно делился с рыжеусым своими огорчениями:
- Имам Реза хороший был человек. Большой святости человек. К несчастью, всякие муштехиды - толкователи корана, мюршиды - главы дервишеских орденов, и мутевелли - распорядители вакуфов, хапуги, и все восемьсот служителей затолкали его в подвал. Видать, там ему душно и скучно. Да и кому охота сидеть под каменными сводами склепа, когда в раю можно наслаждаться прелестными гуриями... Почтенного святого превратили в начальника канцелярии. Потомка в восьмом колене любимой дочери Мухаммеда Фатимочки, бедного имама Резу, не оставили в покое и в могиле. Служители мавзолея принудили его собирать с надгробия прошения, заявления, ходатайства, челобитные таких дураков богомольцев, как я. И всю ночь покойный имам сидит в своем склепе и строчит письменные ответы. Вот, о хранитель кофейников, смотри, какой ответ я получил на свое заявление. И подпись есть, и даже печать. Этот ответ, который под стать не великому святому, а болвану с ишачьими мозгами, вышел из-под сводов Золотого Купола, отделанных с роскошью, превосходящей всякое описание. Да и бумага помятая и плохонькая. Неужто святому приходится писать на какой-то серой обертке, когда у него тысячи вакуфных имений во всем мире, откуда доходы текут золотой рекой? А сто тысяч пилигримов, приходящих в Мешхед?! Сколько денег и ценных вещей бросают они с молитвой за серебряную решетку, ограждающую могилу имама! А знаешь, сколько я заплатил за эту дрянную серую бумажку! Целых пять туманов. За дрянную молитву, вышедшую из грязного кувшина ума негодного писаки. Ох, я и дурак! Одна гнилая виноградина портит всю лозу. Разве ходит с того света почта?.. Бр... Мороз дерет по коже, как представишь: ночь, тьма, горит светильник, а мертвец, безносый имам Реза, сидит на каменной плите, щелкает костяшками счетов, щерит желтые зубы и скрипит каламом. О аллах, о Абулфаиз, и ради этого тысячи паломников идут за тысячи верст в Мешхед! Терпят зной и стужу, стирают до пузырей ноги, терпят мучения от вшей и блох... Да, да, терпят, ибо несчастным в период святого паломничества запрещено давить паразитов на теле... О, паломнику нельзя даже чесаться, чтобы случаем не придушить какого-нибудь вшонка или блошонка... проклятие его отцу!
Рыжеусый покровитель кофейников бледнел от ужаса, пододвигая почтенному паломнику еще одну чашечку с кофе, и украдкой поглядывал на агентов тахмината, изнывавших на улице от пыли и зноя.
Алаярбек Даниарбек сколько угодно мог богохульствовать, сколько угодно издеваться над полицейскими, переодетыми и не переодетыми.
- Ни начальник, ни бог, ни Мухаммед-пророк, ни святой имам Реза, ни ангелы, ни четырехглазые тахминатчики ничего мне не сделают.
Алаярбек Даниарбек пользовался дипломатической неприкосновенностью. Анко Хамбер сколько угодно мог выходить из себя. Круглобородый паломник в белоснежной чалме провел его за нос.
В полицию поступило из Кучана донесение: две знатные дамы в сопровождении бывшего царского офицера князя Орбелиани проследовали в закрытом автомобиле Али Алескера на север. В Кучане в караван-сарае Ферида они, не выходя из автомобиля, изволили завтракать вареной курицей. Анко Хамбер мог утешаться подробностями, изложенными в каллиграфически написанном "насх" - донесении Фереда-каравансарайщика, вплоть до того, сколько времени варилась упомянутая курица, сколько шафрану и прочих пряностей в нее положили, какие гайки в автомобиле подвинтили и какой высококачественной кисеи чадра закутывала лица женщин. Одной мелочи не мог установить Ферид - имен путешественниц.
Но для Анко Хамбера подробности эти уже не представляли интереса. Ему оставалось лишь ломать себе голову, кто мог помочь Насте-ханум получить визы для выезда из Персии. Почему вдруг князь Орбелиани оказался в автомобиле? Почему белогвардеец взял на себя роль рыцаря какой-то большевички? Почему он самоотверженно набросился на неизвестного, пытавшегося на дорожной остановке открыть дверцу автомобиля и похитить Настю-ханум, если этот неизвестный оказался, как утверждает тахминат, большевиком и видным деятелем Коминтерна?.. Личность бандита установлена. Это он поднял эмигрантов-сарыков против властей. Его, опасного преступника, увезли, по приказу из Тегерана, в Гёрган, в летнюю резиденцию шахиншаха. Одно казалось несомненным. Жена господина векиля Гуляма уехала из Мешхеда. Не пройдет и несколько часов, как она переступит советскую границу и... ее паспорт, документы попадут в руки пограничников на контрольно-пропускном пункте. Советские пограничники - враги, но им нельзя отказать в деловых качествах, например в умении отличать поддельные документы от настоящих. Настю-ханум задержат. Все идет по плану...
Но почему мадам напустила столько таинственности? И при чем тут сигэ этого шейха, что это за паломник с круглой бородой? Не в характере господина Анко Хамбера было предаваться праздным размышлениям. Давно уже его люди не получали столько заданий. И уже через несколько часов кое-что начало проясняться. Красные волосики на лбу Анко Хамбера, игравшие роль бровей, медленно полезли вверх и приняли ломаную линию, отразившую изумление...
Но еще раньше, чем господин Анко Хамбер решил мучившую его загадку, его поджидала новая неожиданность: госпожа Настя-ханум спокойно и беспрепятственно переехала через границу и прибыла в город Ашхабад. Сопровождающие ее лица остались в Персии в приграничном селении. Таинственная сигэ шейха с девочкой ушла пешком в курдское становище известного своей непокорностью Исмаил Коя и исчезла. Князь Орбелиани уехал на охоту в Келат...
Анко Хамберу оставалось согласиться, что слабая, неопытная женщина сумела обмануть его. Очень не хотелось признавать это, но чем же тогда объяснить неожиданные открытия последующих дней.
Он и раньше знал, что таинственная спутница Насти-ханум не кто иная, как Гульсун, прекрасная дочь Басира, чайханщика из Сиях Кеду. Ничего загадочного в этой здоровой красивой женщине не было. Но какие тогда интересы связывали ее, временную жену вождя кухгелуйе Музаффара, с женой векиля Гуляма? Маленькая, подобранная на свалке девочка... Повод для знакомства... Но почему сигэ Гульсун оказалась в Мешхеде, за сотни километров от своего проклятого богом соляного Сиях Кеду и помогает бежать за границу жене векиля Гуляма? Да, тут уже есть что-то подозрительное.
Проще обстояло дело с таинственным паломником и его круглой бородой. Даже смешно, что он, Анко Хамбер, сразу не распознал в нем слугу этого русского фанатика-доктора, начальника медицинской экспедиции. Теперь нетрудно будет убедить шахиншахское правительство выпроводить экспедицию из Персии, чтобы она не мешала.
Самая большая неожиданность подстерегала Анко Хамбера в письме господина Таги, ашхабадского представителя известной хлопковой фирмы "Хорасан", экспортирующей хлопок из Персии в Советский Союз. Господин Таги сообщал:
"...что касается интересующей вас госпожи, то она находится в состоянии неутешного горя по случаю трагической гибели ее сестры, убитой калтаманами в Каракумах. Сын госпожи, спасенный мирными туркменами, привезен в Ашхабад в болезненном состоянии, но ныне находится на пути к выздоровлению. Госпожа сама посетила ГПУ, а через два дня после этого побывала в городской милиции, где ей выдан советский паспорт. Неизвестно, намерена она хлопотать о возвращении в Персию или нет..."
Столь невыразительное, написанное обычным канцелярским языком донесение произвело на Анко Хамбера действие удивительное. Он вскочил и, потрясая письмом, воскликнул вслух:
- Лучше не придумать!
В цепочку фактов Анко Хамбер вставил небольшое звено. Агент тахмината утверждал:
