Александр Шапран - Ливонская война 1558-1583
Другой особенностью военной реформы было создание первого в российском государстве постоянного воинского соединения. Как известно, в те времена и еще долго потом, войска собирались только на случай войны и распускались после окончания военных действий. Теперь для надежной опоры самодержавной власти было решено разместить для постоянного пребывания, или как тогда говорилось «испоместить», в столичном уезде «избранную тысячу», для чего была отобрана тысяча человек дворянского звания, которым предоставлялись поместья в окрестностях Москвы. Эта тысяча стала чем-то вроде личной царской гвардии и была призвана стать ядром дворянского ополчения, которое также на постоянной основе планировалось создать в будущем.
Для всех других относившихся к служилому классу людей предусматривалось две формы прохождения воинской службы: «по отечеству» и «по прибору».
Службе «по отечеству» подлежали дворяне и дети боярские. Служба регламентировалась специальным уставом, или как он назывался Уложением. Служба начиналась с 15 лет, продолжалась до смерти и переходила по наследству. Лица, относившиеся к этой категории, составляли большинство во всем служилом сословии, следовательно, были основной частью вооруженных сил. Постоянного прохождения службы, как известно, не было, а потому в мирное время служащие «по отечеству» могли заниматься любыми своими делами, для чего они обеспечивались государством земельными наделами и денежным жалованьем. По первому требованию правительства служащие обязаны были явиться в указанное место и в указанный срок не только сами, но и с определенным числом людей, проживающих на отведенных землях. Причем служивый «по отчеству» был обязан вооружить себя и всех приведенных с собой слуг и обеспечить их на случай похода всем необходимым, в первую очередь, лошадьми.
Служба «по прибору», наряду с давно практикуемым набором в войска так называемых даточных людей, предусматривала создание в московском государстве принципиально новой разновидности войск — стрельцов.
Учреждение стрелецкого войска относится к 1550 году, когда в Москве для постоянного нахождения в столице был сформирован первый стрелецкий полк численностью в три тысячи человек. А далее следует отметить быстрый рост численности стрелецкого войска, так что к концу царствования Грозного в нем насчитывалось уже до 25 тысяч человек. В первые же годы после создания московского полка можно было наблюдать появление стрелецких полков и в других крупных городах. Буквально с самой своей первой военной кампании — казанской войны 1552 года, то есть всего через два года после своего рождения, стрелецкие войска становятся мощной боевой силой Московского государства.
Стрелецкое войско, как и «избранную тысячу», несмотря на их постоянное пребывание на службе, нельзя назвать прообразом регулярной армии и не только потому, что ни те, ни другие не были обучены регулярному строю. Главная особенность тех и других, отличающая их от регулярных частей войск, состояла в том, что военное занятие было не главным в их жизни, отсюда и их военный профессионализм зачастую мог уступать их профессионализму в другой сфере деятельности. Так, если представители «избранной тысячи», как, впрочем, и служащие «по отечеству», вели образ жизни привилегированного феодала-вотчинника, изредка, в торжественных случаях являясь ко двору в основном для участия в почетных ритуалах, то стрельцы по роду занятий больше сроднились с торгово-ремесленным классом, став составной частью городского посадского населения.
В службу «по прибору» в отличие от службы «по отечеству» мог поступить любой человек, не связанный кабальной зависимостью. Служба эта была не наследственной, а потому считалась менее почетной. К «приборным» служилым людям, помимо стрельцов, относились казаки, пушкари и другие работники пушечных и всех прочих оружейных дворов, а также несущие караульную службу в городах, так называемые воротники и пр. Наиболее распространенной формой их содержания были земельные пожалованья, но не индивидуальные, а коллективные, дележ которых на участки личного пользования осуществлялся самими «приборными». Предусматривалось для «приборных» хлебное и денежное жалованье.
Содержание и вооружение большого по численности войска требовали больших средств, единственной формой добычи которых оставались налоги. Для упорядочивания их взимания в первые же годы царствования Ивана Грозного заново были переписаны земли и установлена единая мера получения с земли дохода — «соха». В сельской местности под «сохой» понималась земельная единица, размеры которой зависели от качества земли. В городах «соху» составляли несколько дворов, принадлежавших представителям торгово-ремесленного класса. «Соха» облагалась определенным налогом, на нее же производился расчет различных повинностей.
Первые же проведенные молодым царем реформы высветили противоречия не только между новой командой реформаторов, окружавшей царя, и княжеско-боярской оппозицией, не хотевшей мириться с утратой многих своих привилегий, а также противостоящими реформам высшими церковными иерархами, но и противоречия внутри самой Избранной рады. Новый кабинет молодых советников царя не отличался единством по многим вопросам, и уже в первые годы своей работы он стал давать сбои. Царь вдруг стал замечать многие недостатки в деятельности своего ближайшего окружения. Так, в своем поражении на Стоглавом соборе, когда пришлось уступить церковникам в вопросе их имущественных прав, Иван Грозный имел все основания обвинить за провал своего сподвижника Сильвестра, отвечавшего на соборе за проведение идеи отчуждения от церкви земельных владений. Были у Грозного и другие как объективные, так и надуманные причины недовольства. В особенности к серьезным противоречиям царя с его ближайшим окружением, как и к противоречиям в самом окружении между отдельными его членами, привела внезапная болезнь царя, случившаяся в 1553 году. Недуг оказался настолько тяжелым, что несколько дней царь находился при смерти, и когда на случай его кончины было велено присягать его сыну Дмитрию, часть московской знати отказалась присягать младенцу и принесла присягу двоюродному брату царя, князю Владимиру Андреевичу. Среди изменивших царю оказались и некоторые члены Избранной рады. Впрочем, правильно ли будет называть случившееся изменой?
Позже многие наши деятели исторической науки вплоть до современных назовут эту историю с присягой показателем политической позиции определенной части тогдашней московской знати. Дескать, некоторые представители высшей аристократии и не только ее, но и среднего служилого сословия, оказались противниками централизованной власти и своим отказом присягать сыну законного государя, предпочтя ему другого царственного родственника, стремились вернуть русское государство к удельным временам.
Думается, это абсолютно не верно, как не верно в данном случае называть отказ от присяги одному и присягу другому изменой.
Ведь присяга сыну-младенцу приносилась только на случай смерти царя. В этом смысле отказ от присяги Дмитрию не следует рассматривать как стремление или даже пусть просто желание лишить царского сана самого Ивана IV. Его царское достоинство никем не ставилось под сомнение. И те, которые присягнули его сыну, и те, которые отказались это сделать, предпочтя присягнуть другому, одинаково были согласны с тем, что в случае, если Бог дарует царю Ивану жизнь, он останется для них тем же помазанником Божьим, каким и был, а его сын — наследником трона. Но вот в случае его смерти и провозглашения царем малолетнего Дмитрия перед московским государством вырисовывалась мрачная перспектива повторения недавно пережитого периода с малолетним государем, регентством матери, с борьбой за власть и за влияние боярских группировок с неизбежной при этом кровавой резней вокруг трона. Со времен всех этих, мягко говоря, неурядиц не прошло еще и десятка лет, а потому эти воспоминания были еще очень свежи, и нет ничего странного в том, что многие не хотели возврата ко всем этим потрясениям, и люди присягали двоюродному брату царя как гаранту стабильности. Заметим, приверженцы Владимира Андреевича не стремились к передаче ему царского венца от живого Ивана Васильевича. И приносили присягу ему только на случай смерти царя Ивана.
Но царь выздоровел, и о его полном доверии к бывшему кружку больше не могло быть и речи. Избранная рада еще несколько лет будет продолжать свою деятельность, но закравшаяся в сознание Ивана подозрительность предопределила на будущее ее скорый конец. Разлад царя со своим недавним окружением, как и раскол самой рады, стали неизбежными. Но еще раньше в области внешней политики произошли события, которые можно назвать воистину эпохальными. К московскому государству на его восточных рубежах силой оружия были присоединены Казанское и Астраханское ханства.
