Роберт Святополк-Мирский - Дворянин великого князя
— Точно?
— Вот те крест! — побожился Никола.
— Ладно. Сколько человек в вашей шайке?
— Да около сотни будет. Одних, мужиков сорок
восемь, ну и… бабы да детишки до пятнадцати лет.
А кто старше — переходят в отряд.
Василий уже хотел было задать следующий, очень важный для него вопрос, как вдруг его осенила странная догадка и он с замиранием сердца спросил:
— Послушай, а молодые девицы… э-э-э… ну, в
том смысле, что на конях и с оружием в отряде
есть?
Никола уставился на него с изумлением.
— Не-е-е, ты что, государь, как же это можно — баба да с оружием?! Женщины только в землянках за лагерем имеют право жить. Они готовят, стирают, за детишками смотрят, но моложе тридцати у нас, пожалуй, никого нет, и все замужем за нашими мужиками.
Медведев облегченно вздохнул.
— Я думал, у вас лагерь, а там просто село,
что ли?
— К нам в отряд людишки целыми семьями
приходят — а почему? Да потому что в этих мес
тах жить смертельно опасно! Литовские вельможи
с московскими непрерывно ссорятся из-за земель
да богатств, и тут такое творится! А у нас в лагере,
как у Бога за пазухой. За пять лет еще ни один чу
жой человек даже близко не подошел! Нас все бо
ятся и по ту сторону Угры и по эту, во как!
— Понятно. А кто у вас главный?
— Бывший полковой воевода Антип Русинов.
Очень головастый мужик! Грамотный, и хитер,
как черт, — никогда не поймешь, что на уме дер
жит. Первый помощник у него — Софрон Кривой.
У-у-у, этот свирепый, злой мужик А подручный у
Софрона — Захар Мерин — тот и вовсе убивец.
Эти двое — самые лютые, а остальные мужики у
нас ничего — тихие, смирные, за оружие только
по делу берутся, а так — мухи не обидят… Если бы
не Антип, Софрон с Захаркой много бы лишней
крови пролили. Но Антипа боятся. Антип, он вро
де ласковый, спокойный, но если что не по его
воле будет — казнить может беспощадно лютой
смертью.
—А как выглядят эти трое?
— У Антипа левой руки нет — ладонь по кисть
обрублена. Крепкий мужик, лет за сорок. Софрон - высокий, худой, без глаза, потому и кривым зовется. Захарка — малого роста, юркий и все хихикает — ехидный такой.
— Как устроен лагерь?
— Квадратом. В центре старый дуб, где главный
смотритель сидит, вокруг большая поляна — на
ней основные землянки. В одной — самой боль
шой собираются все, когда Антип позовет, если
погода плохая. А в хорошую он обычно прямо
под дубом и командует. Рядом его жилая землянка
и погреб с продовольствием. Вся поляна кольцом
телег окружена, а подальше за поляной — наши
землянки. Там мы все и живем.
— Сколько людей сейчас в лагере и что делают?
— Да, почитай, все на месте, кроме смотрите
лей да часовых. Сегодня Антип отдыхать велел, а
ночью, говорят, дело какое-то затевается, а ка
кое — не знаю…
— Я знаю,— сказал Медведев. — В гости ко мне
собираетесь. Последний вопрос: как пересечь
просеку, чтоб часовые не заметили?
Никола вздохнул и посмотрел Медведеву прямо в глаза.
— Никак нельзя, — тихо сказал он. — Даже из
наших никто никогда не прошел незаметно.
— Ладно, посмотрим, — улыбнулся Медведев,
наклонился к Николе и, взяв его левой рукой за
воротник кафтана, правой поднес нож к шее. —
Вспомни хорошенько — все рассказал? Ничего не
забыл?
— Богом клянусь, — прошептал парень, снова
побледнев.
— Ну, гляди, грозно сказал Медведев и не
ожиданным движением отрезал воротник кафта-
на. — На всякий случай, — пояснил он, заталкивая
воротник в рот Николе.
Убедившись, что парень может дышать носом, он уложил его под кустом, заботливо убрав из-под спины сучки и шишки.
— Так удобно? — серьезно спросил он.
Никола испуганно закивал головой.
— Вот и хорошо. Полежишь здесь, пока я
управлюсь.
Медведев выбрался на дорогу.
Ну вот, теперь все значительно проще.
Приближался полдень. Туман окончательно рассеялся, и надо было двигаться очень осторожно.
Ему понадобился целый час, чтобы достичь первой просеки.
Затаившись в густом орешнике поодаль, он долго наблюдал.
Просека шириной в две сажени и длиной в сотню была прямой как стрела. Ее охраняли двое часовых. Один стоял на углу и внимательно смотрел вдоль просеки, держа наготове самострел. Другой, тоже с самострелом в руках, медленно двигался ему навстречу. Дойдя до угла, он занимал место первого, и теперь тот двигался по просеке до противоположного конца. Там он останавливался, поворачивался лицом к первому и снова первый шел к нему. Таким образом не было ни одной секунды, в течение которой просека не находилась бы под наблюдением.
Медведев крадучись обошел лагерь вокруг и убедился, что все три просеки охраняются так же. С. четвертой стороны действительно находилось непроходимое болото, при этом совершенно открытое. К нему даже нельзя было подступиться. Где-то в глубине за просеками в густом старом лесу прятался лагерь, оттуда изредка доносились приглушенные возгласы, ржанье лошадей, иногда рубили топором дерево или что-то ковали, но ни разу Медведев не слышал лая собак, и это радовало — собаки значительно усложнили бы его задачу. Он, впрочем, тут же догадался, почему их нет — Антип не хотел, чтобы своим лаем они выдавали место стоянки отряда.
Василий обнаружил только два выхода из лагеря: один (видимо, основной) — дорога, по которой он пришел, а второй — хорошо утоптанная людьми и лошадьми (но без колеи) тропа с противоположной стороны. Очевидно, она вела к монастырю, а также к дороге на Медынь, и это был тот короткий путь, который упоминали охранники разбойничьего обоза.
Медведев притаился возле этой тропы подальше от просеки и задумался.
Похоже, Никола был прав. Незаметно проникнуть в лагерь нельзя.
Антип заставляет своих людей в любую погоду, днем и ночью, непрерывно двигаться, не выпуская из виду просеки, вместо того чтобы обносить лагерь частоколом, как это повсеместно принято. Стало быть, он опытен и прекраснопонимает, что дело не в ограде, а в часовых. Как же туда пробраться, леший меня раздери…
Время шло, Василий перебирал в уме способ за способом, но ничего не мог придумать.
Снять охрану нельзя — каждый часовой всевремя находится под наблюдением другого. Еслиже убрать обоих, то через минуту часовой соседней просеки, дойдя до угла, заметит их отсутствие, и тотчас весь лагерь будет на ногах
Возможность проскользнуть через просеку незаметно исключена. Для этого следовало быстать невидимкой… Стоп! Что означает «стать невидимкой»? Это значит, сделать так, чтобыты был у людей на глазах, но они бы тебя не видели… Как же это сделать?..
С полчаса Медведев, весь искусанный в густом кустарнике первыми весенними комарами, безрезультатно искал решение, как вдруг со стороны лагеря послышался звук голосов, потом спокойное посвистывание, и на просеку вышел высокий худой мужчина с черной повязкой, прикрывающей правый глаз.
Медведев вспомнил описание Николы — Соф-рон Кривой.
Часовой на просеке вскинул самострел.
— Это я, — сказал Софрон. — Егор махнул бе-
лым. Кто-то идет к нам со стороны монастыря.
Пойду встречу. Будьте начеку.
Он пересек просеку и неторопливо прошел в двух шагах от Медведева.
Дождавшись, пока Софрон отойдет подальше, Василий бесшумно двинулся следом.
Софрон не спеша прошел еще сотню саженей и уселся на пеньке посреди небольшой поляны, посвистывая и поглядывая вдоль тропинки. Медведев осторожно подкрался сзади и залег за трухлявой колодой шагах в десяти.
Через некоторое время на тропинке показался старый знакомый — рыжий «окающий» монах из монастыря.
Софрон поднялся ему навстречу.
— Почему вчера вечером не пришел, как условились?
— Не мог, — поморщился монах. — У нас такое было. Приехал тут один… от самого митрополита с проверкой. Всю ночь потом молились… Наш дурачок заставил. Ну ладно, давай, что положено, и пойду. Или не принес?
— Как можно? — шутливо возмутился Соф-
рон. — Мы же не монахи — мы разбойники. А раз
бойники — люди честные. Ежели там кого заре
зать или удавить — это пожалуйста, а обмакнуть —
никогда. Вот, получи.
Софрон вынул из кармана пригоршню золотых монет и, отсчитав десяток, передал монаху.
— Следующий раз с паромом будет труднее, — сказал монах. — Настоятель поменял замки, и ключи теперь только у него.
— Ничего, снова украдете, — сказал Софрон, —
первый раз, что ли? А что у вас там такое стряслось? Ты присядь, расскажи.
